Стрельба по бегущему оленю - Геннадий Головин

Тот кивнул и поглядел при этом на ДэПроклова взглядом снулой рыбы.

Амбал открыл заднюю дверцу:

— Давай!

— С вещами?

— Давай-давай! Юморист…

— Довидзення, панове! — сказал ДэПроклов зеркальцу заднего вида, из которого следили, оказывается, за ним внимательно-изучающие и, казалось, о чем-то размышляющие глаза.

— Фэрвэл, дарлинг! — Потом, через крохотную паузу: — Энд иф форэвэ…

— Так все-таки «фэрвэл форэвэ?» — тряхнул университетским знанием ДэПроклов.

Серый, казалось, не без приятности удивился и даже что-то человеческое услышалось в его механическом монотонном голосе:

— Ишь ты… Все будет путем, «не сумлевайтесь».

ДэПроклов выбрался из машины и, как под конвоем, пошел к входу в аэропорт.

— Паспорт давай и билет, — с привычно-хамскими интонациями в голосе потребовал конвоир.

ДэПроклов распечатал конверт и про себя ахнул: такой кучи денег он не видывал в жизни. Впрочем, вида он, конечно, не подал.

Приказав стоять, где стоишь, амбал пошел к окошку регистратора, а ДэПроклов — в тамбур перед выходом, покурить.

Там его и обнаружил минут через пять запыхавшийся, насмерть, казалось, перепуганный охранник.

— Что же ты, сука?! — заорал он вполголоса. — Я ж тебе сказал, где стоять!!

— Я тебе не зэк, быдло! — неожиданно для себя рассвирепел ДэПроклов. — Я тебе не подчиняюсь. Я подчиняюсь… — он добыл визитку и прочитал: — заслуженному пахану Российской Империи Валериану Валериановичу, понял? А будешь выступать, я ему наябедничаю, и он сделает тебе ата-та.

— У-ух, падла! — аж засвистел от свирепости амбал. — Ну, ладно. Мы еще встретимся, и тогда…

— Не надейся, не встретимся. Во-первых, когда я вернусь, ты будешь уже в морге — у тебя на лице написано, а во-вторых, где здесь БУФЕТ?

Тот был в явной растерянности. С одной стороны, все существо его так прямо-таки и ныло от желания сделать этого ханурика, применив в фулл-контакте, что-нибудь из ржавеющего арсенала каратэ Дзенсинмон, которому он в поте лица обучался в школе «Динамо» пару лет назад. С другой стороны, страх перед паханом, страх глубинный, леденящий воспоминаниями о расправах, которым он несколько раз был свидетель, вынуждал его поджать хвост и с клекотом в душе подчиниться этому загадочно хамящему клиенту.

В буфете ДэПроклов отоварился — до Камчатки было далеко, и он подозревал, что чем дальше на восток, тем круче будут цены и беднее прилавки. В этом смысле, он ничего хорошего от своей поездки не ждал. Да и вообще уже ничего хорошего не ждал, ничего приятного не чувствовал он в себе даже от сознания, что, вот, все-таки своего добился и едет-таки на Камчатку. Поездка потеряла смысл — после того, как он узнал о смерти Нади — поблекла Камчатка, словно бы сумерками ее заволокло, и уже ничего, кроме уймы скучных, душепротивных хлопот не предвиделось впереди…

Цены были запредельные — в глазах мельтешило от нулей — если бы кореша из дачного поселочка увидали, сколько отваливает ДэПроклов за покупки, то наверняка обомлели бы и стали хватать за руки.

Однако, после того, как набил он кофр коньяками и колбасами, консервами и сырами, набил доверху, — с приятностью пришлось ему констатировать, что пачка кредиток в его кармане похудела лишь на самую малость. Это его несколько взбодрило. Привыкший все последние годы жить в откровенной нищете, сейчас чувствовал себя донельзя комфортно.

— Выпьешь? — предложил он конвоиру.

— Ну…

— «Ну» — да? или «ну» — нет?

— Ну, да.

— Вот теперь понятно.

Ко второй бутылке Витек (так нежно и трогательно звали, оказывается, амбала) был уже ясен ДэПроклову, как вред алкоголя.

С удивлением и некоторым даже уважением к себе ДэПроклов отметил, что не вовсе утратил журналерские ухватки: сумел, сколь возможно, разговорить этого болвана.

Бывший постовой, в милицию пришедший из ВДВ, восемь классов, семья: мать и отец (пьянь), не женат («А на хрена?»), сейчас числится в охране коммерческой фирмы — название так и не сумел вспомнить («То ли „Юнифес“, то ли „Юнифор“, черт их запомнишь…»), последнюю книжку читал в армии, в свободнее время любит побалдеть с хорошими телками, хорошенько бухнуть, потому что работа — хоть вроде и не пыльная, но все равно нервная. Стрелять приходилось? — «Было дело…» Ну, например, недавно, возле ресторана «Сказка», На Ярославке, их было человек восемь, мы входим, они — гужуются, даже за стволы не успели схватиться. А хрен знает, скольких положили, газет он не читает, тут главное: руки в ноги и — в берлоги! Из-за чего дело было «А хрен его знает!» Его дело телячье.

Прост был Витек — как кус хозяйственного мыла. ДэПроклову, глядя на Витька, слово пришло: мутант. Хорошо мускулистый мутант — вроде бы и человек, но не вовсе человек. Так себе, человеческая особь. И убогая и страшная одновременно.

Через некоторое время Витек, заметно колебаясь, задал вопрос:

— Димыч, ты, это… Правду, что ли, говорил? Насчет морга?

Димыч с развеселой жестокостью ответствовал:

— Видишь ли, Витек… Я и сам иной раз не рад, что у меня глаз такой: погляжу на человека и вижу. Вот тебя увидел в морге, голенького, с номерком на ноге, в холодильной камере, лежишь и ждешь, когда тебя опознают.

— Ну, гад! — только и сумел сказать амбал, заметно ушибленный.

— Гад-не гад, но наука есть наука. Ты про экстрасенсов слышал?

— Ну.

— …так вот: экстрасенсорика позволяет отдельным, ну, которых природа этим даром наделила, людям связываться через континиум — ну, это сложно объяснить… Цыганок ты знаешь, надеюсь, про Вангу, знаменитую такую болгарскую прорицательницу читал? (Ах, да! Ты же принципиально не читаешь…) Она нам и Горбачева предсказала, и перестройку, и весь вот этот гадюшник (ДэПроклов повел вокруг). Я, конечно, не Ванга. Я — только мертвяков заранее вижу. Так что, Витек, пока не поздно, тикай ты из своей конторы, закопайся куда-нибудь поглубже, в тихое какое-нибудь местечко, тем же вахтером, к примеру, хотя… — и тут ДэПроклов устремил свой экстрасенсорный взор на слегка окоченевшего Витька и задумчиво продолжил: — хотя нет, нельзя тебе и в вахтеры, у тебя дырка — от пули, вот здесь…

Он не поленился, приподнялся и ткнул перстом в правый бок амбала.

— В печень, браток. Печень неоперабельна, если хочешь знать. Но зато — почти не больно. Так что, хоть этим успокаивайся… Ляг на дно куда-нибудь, где не стреляют, может, и пронесет.

— Хрен-два, — сказал со злостью Витек. — Где это сейчас не стреляют?

— Ну, это уже твои дела. Мое дело — предупредить.

— Братан у меня, двоюродник, лесником… — задумчиво после паузы произнес прокловский конвоир.

ДэПроклов безжалостно оборвал:

— Не пойдет!

— Это почему это?

— Стреляют.

— Лепишь ты мне горбатого, Димыч… — без уверенности сказал Витек.

— Наше дело — цыганское, правду нагадать, а дальше уж — твое полное право, верить или не верить.

— Кореш армейский шашлычную собирается открывать, звал.

ДэПроклов привередливо поморщился:

— Ты что, совсем сдурел? Откроетесь вы, наезды начнутся, или как это у вас называется? — разборки, дело пальбой кончится, вот тебе и дырка!

Витек, всерьез озабоченный и обеспокоенный, выругался.

— …одна дорога тебе, Витек, в монастырь, там — тихо.

Тот заржал.

— Меня?! Да я там всех монашек перетрахаю!

— В мужской монастырь, дура! Нет, — засомневался экстрасенс, — пожалуй, не примут тебя в монастырь, да и грамотешки у тебя не хватит.

— Вот ешь твою-мать! — заерзал амбал.

— Да, — посочувствовал ДэПроклов. — Куда ни кинь — везде буби. Может, тебе — в детский сад, воспитателем? — сказал и сам расхохотался. — Представляешь? Ты — в белом халате, а вокруг тебя детишки ползают, на колени лезут: «Дядя Витя! Дядя Витя!»

— Смейся, смейся… — с неприязнью глядя на экстрасенса, сказал Витек.

— Слушай! — озарило вдруг ДэПроклов. — Ты зверей любишь? Ну, кошек, там, собак?..

— Собака у меня была, — сказал Витек, и что-то вполне человеческое, даже мечтательное, послышалось в его голосе. — Джерри. Овчарка. Сосед-сволочь отравил! Больше некому. Она у них курчонка задушила, мать расплатилась, все честь по чести, а он… Я еще маленький тогда был… — объяснил он ДэПроклову.

— В зоопарк за зверьми ходить, согласен? — спросил ДэПроклов тоном инспектора по трудоустройству. Тебе пойдет. И работа интересная, и, вроде бы, не стреляют.

— Стреляли… — разочарованно и уныло отозвался Витек. — Банк «Подмосковный», слышал? Так полгода назад кто-то его и… Он, главное, дурак, охрану снаружи оставил, а сам с пацанкой, говорят, пошел.

— Да, действительно, дурак, — серьезно согласился ДэПроклов, — какой нормальный человек ходит сейчас без охраны?

— Вот я и говорю. И, главное, никто не знает, кто на это дело подписался. А если я в море уйду?