Повести - Юрий Сергеев

— Водителя твоего мы оставим, сам за рычаги сяду.

— Дело хозяйское. Гусеница порвется, в кузове запасные пальцы, и траки. Счастливо!

С Фроловым опять прилетел техрук Семерин, бродил по участку, не показываясь на глаза. К работе придраться оснований не нашлось, но пронюхал он о шурфах. Вечером, довольно потирая руки, скорчил официальную мину:

— Ну, Семён Иванович, сейчас уже не выкрутишься. Понесёшь ответственность за самовольство, а людям оплатишь подёнки из своего кармана.

— Оплачу, коли нужно будет.

— Порядок надо знать, а не соваться туда, куда собака нос не сует. Что ты знаешь о россыпях?! Взяться за такую глупость! Найти коренное золото в россыпи — дело безнадёжное. Не такие умники хребты ломали.

— Для тебя и Орондокит был безнадёжным, а мы здесь два плана даём. Ты бы лучше нам помогал, Семерин. А то я попрошу директора комбината Дорохова убрать тебя из артели. Кроме вреда ты ведь нам ничего не принес.

— Да-а… А я ещё ломал голову, чего это Петров просит не вмешиваться в твои дела. Но сейчас тебе и Петров не поможет. Сдавай Григорьеву участок!

— Нет, Семерин. Участок я сдавать не собираюсь, и вообще надоел ты, зануда.

— Ты мне за это ответишь, — налился краской Семерин.

— Могу ещё добавить. Выполнишь свое задание — и постарайся не появляться здесь до конца сезона! Больше с тобой говорить не о чем.

Вечером, когда обозленный Семён пропадал на монтаже землесоса, Семерин, страстный любитель «пульки», похвастался Григорьеву японскими картами. Потасовали колоду, с ухмылкой рассмотрев картинки, а потом, слово за слово — сговорились расписать преферанс.

В игру пригласили Воронцова. Механик было презрительно отмахнулся, но Григорьев, улучив минутку, пошептал ему что-то, и тот нехотя согласился. Играли всю ночь и загнали профессионала так, что он стал нервничать и срываться на крик. Одурев от табачного дыма, Семерин рискнул в надежде отыграться и проиграл ещё больше. Лукьян устало поднялся, сладко потянулся:

— Ну что, Андрей Васильевич? За тобой долг. Плати!

— Что вы, ребята. Нет при мне денег! Осенью заплачу.

— По осени только цыплят считают. Несолидно, Андрей Васильевич, нехорошо. Сам ведь уговорил нас играть под интерес. Плати, и всё тут!

— Смеётесь, что ли, где я сейчас такие деньги возьму?

— Нас это не волнует. Твоя затея, мы тебя за язык не тянули, — Григорьев походил по комнате, зевнул и, присев к столу, что-то написал. — Ладно уж… Подпиши вот эту бумагу, и мы тебе прощаем долг.

— Какую ещё бумагу, — техрук взял в руки листочек.

"Я, Семерин А. В., проиграл в карты… рублей и, в счёт погашения долга, обязуюсь:

1. Забыть о шурфах на участке Орондокит.

2. Первым бортом улететь в город и не появляться здесь до конца сезона.

3. Держать в тайне этот договор".

— Подписывай, Андрей Васильевич. У тебя нет выхода. Мужик ты скупой, а эта фитюлька тебе ничего не стоит. Не дай бог ещё Влас узнает, что ты, вместо работы, в карты здесь играл. Подписывай!

Перед заходом солнца техрук улетел в город, а Лукьян с Воронцовым долго изучали заковыристую подпись.

Показали расписку Ковалёву, Лукьян был доволен, как ребенок.

— Проучили тунеядца! Больше носа не покажет. А если эта бумажка к Деду попадет, плохо придётся Семерину. Выгонит.

— Так и вас выгонит. Другого способа не могли найти?

— Чтобы не прикрыл шурфы? Не-е… Это — старый способ. С такими людьми надо бороться их оружием, — он с сожалением порвал расписку и бросил клочья в печку. — Деду отдавать её нехорошо. Нам же достанется и за то, что играли, и за то, что заложили… Пусть помнит нас!

Я пять лет отработал инспектором гортехнадаора под началом подобного кадра. Сколько крови из нас попил этот самодур! Ничего не могли с ним сделать. Строил из себя крупного деятеля, а сам — неряха, матерщинник. Всё время с расстегнутыми пуговицами на брюках ходил, в грязной рубашке.

Однажды говорит по телефону с высоким начальством, бегает у стола с трубкой, захлебывается от любезности. Тут деда Митьку, кочегара, как на грех, проносило.

Меня мгновенно осенило, шепнул ему на ушко: "Митрий, дров машину привезу, только сделай, что попрошу". Битый старик выслушал и рассмеялся: "Запросто, голубь ты мой ниценный!"

Подходит к начальнику и выдёргивает из ширинки полу белой рубашки. Потопал дальше. Шеф как взревёт: "Ах ты, старая курва!" Трубка его спрашивает: "Это вы мне сказали?"

Он аж побелел: "Нет-нет! Что вы?! Это я с подчинённым говорил". Трубка уже гремит, даже нам слышно: "Это вы так разговариваете с подчинёнными?! Да ещё с пожилыми людьми!"

Всё… Упёк его тот собеседник телефонный на такую работу, откуда не поговоришь, по штату не положен телефон.

— А все-таки, зря вы так Семерина обработали. Шурфы бы он не закрыл, Петров знает про них.

— Надел ты, Семён, ещё один хомут…

— Ты что, Лукьян, против доразведки?

— Не против, но, на твоём месте, за это дело не стал бы браться. Зачем лишняя ответственность. План выполняем, запасы разведанные есть. Мой себе золотишко без головной боли. Забот и так хватает.

— От дела не отступлюсь. Время покажет, кто прав.

— Дерзай, — вяло махнул рукой Григорьев, — только, зачем тебе это? Не пойму. Если есть золото, когда-нибудь найдут.

— Извини за высокопарность, но это же лишний металл для артели, для страны. Сегодня! Завтра! Я верю, понимаете, верю, что обязательно найдём, что жила есть. Отработаем месторождение и уйдём отсюда. Кто и когда попытается найти жилу? Никто! Разве это не страшно?

Мы должны его искать! Мы обязаны рискнуть, попробовать! Лучше нас это никто не сделает, это я точно знаю. Пусть головная боль, как ты сказал, пусть мешают техруки. Да ведь, это даже интересно!

Лучше жить с больной головой, чем с больной совестью в "хате с краю", — Ковалёв поднял глаза и увидел понимающую улыбку на лице Воронцова, удивился ей и спросил:

— Что разулыбался?

— Я с тобой согласен, могу ещё людей с ремонта оторвать, если понадобится. Вдруг действительно найдёшь, это же перспектива всей артели. Действуй! Золото любит настырных.

— Спасибо за поддержку, а ты, Лукьян?

— А что я, план выполняем, значит, можно попробовать, бей свои шурфы.

За окном прогремел вездеход и остановился у гостиницы, Семён вышел посмотреть на "рыбака".

Фролов привёз Низового.

Марк с мешками отёков под бегающими глазами бочком втиснулся в гостиницу. На тайгу опустилась ненастная хмарь, и заместитель начальника милиции решил переждать непогоду на Орондоките.

Куда девалась чопорность и апломб Низового! Старик стариком. Обвисли губы, закисли глаза, редкие волосы слиплись в неряшливые колтуны.