Коммунисты - Луи Арагон

подумайте, Сесброн, все из-за того, что Красная Армия занимает линию Керзона, которую англичане двадцать лет назад признали естественной границей России… Об этом как раз сейчас передавали по лондонскому радио…

Возможно, доктор хотел показать Сесброну, что ему-то очков не вотрешь. После этого он разнес на все корки капитана де Бреа, которого знал с Парижа. Махровый… Пользуется своими погонами, чтобы натравливать солдат друг на друга. По чьему наущению он действует, этот дориотист? Блюма, что ли?

* * *

С такими темнобронзовыми волосами и молочно-белым цветом лица, как у Люсьена Сесброна, трудно было остаться незамеченным. Сесброн все делал, чтобы стушеваться, даже одевался соответственно — разумеется, когда был штатским. А теперь, в военном, он имел такой вид, будто всю жизнь носил форму, несмотря па непокорную прядь, выбивавшуюся из-под кепи с красным бархатным околышем. Он был мобилизован как военфельдшер, ввиду того, что учился на медицинском факультете в Нанси, но не кончил, потому что средств нехватило, хотя родные пламенно мечтали для него о врачебной карьере, главное же потому, что после той войны (он был на два года моложе века) его всецело поглотила политическая деятельность, а партии так нужны были работники… короче говоря, он стал журналистом, к величайшему огорчению его отца, стекольщика, открывшего свою мастерскую и мечтавшего, что сын выйдет в люди. А чего стоит газетный писака? Куда меньше, чем мастер-стекольщик… Будучи по убеждениям радикалом, отец возмущался и политическими взглядами сына. Однако с годами, видя, как Люсьен трудится, слыша, чтò он говорит о партии, папаша Сесброн смягчился. Депутатом от восточной окраины Парижа Люсьен стал в тридцать шестом году, а с Арльского конгресса — кандидатом в члены Центрального комитета. В 1931 году он работал в отделе колоний и с головой окунулся в проблемы арабского мира. Его послали в Алжир, когда там что-то не ладилось. На два года… Ему очень хотелось хоть разок побывать в Москве… и даже добраться до Таджикистана. Но как выкроить время между газетой, палатой депутатов и той работой, которую он вел теперь в отделе пропаганды? Если, как считает Валье, интеллигенты отличаются тем, что постоянно ставят перед собой какие-то проблемы, то за Сесброна распорядилась сама жизнь: для проблем попросту не оставалось времени, каждый час был занят прямыми ответами на практические вопросы. Это не мешало ему читать все, что приносил Политцер, хотя у него и не было тяготения к философии… но Политцер говорил, что надо знать точку зрения противника… Часто ему становилось стыдно, потому что в книгах, попадавших ему в руки, то и дело встречались понятия и термины, которые, повидимому, каждому полагалось знать, или ссылки на произведения, которых он не читал. Очень трудно быть в курсе всего… зароешься в какую-нибудь работу на месяц, на два, а потом, глядишь, уже отстал. Он, Сесброн, знал, что у партии было не слишком много людей на этом участке работы, и поэтому всякий пробел в своих знаниях он считал изменой интересам партии, проступком перед рабочим классом. И вместе с тем, как ему хотелось урвать время для Бернадетты, для своей жены… молчаливой, тихой, ласковой Бернадетты.

В этом году отпуск начался так чудесно. Пожалуй, впервые они могли бы провести его, как хотели… Они поехали вдвоем в Альпы… Сынишку отправили к матери Сесброна, в департамент Мез. Бернадетта так загорела, была так оживлена… До чего же они оба любили забираться в горы, есть, сидя прямо на земле, ходить до изнеможения, и все это — вместе, вдвоем! События застали их в Изере, его отозвали, прежде чем первый снег одел вершины гор. В конце августа у них в квартире произвели обыск. Без всякого результата.

Он был призван в часть, стоявшую под Лаоном и предназначенную для отправки на линию Мажино, но оттуда его, по секретной инструкции пятнадцатого сентября, перебросили в Шестнадцатый запасной кавалерийский полк, расквартированный в Каркассоне. В дивизии под Лаоном главврача забавляло, что у него в подчинении депутат-коммунист; кроме того, Сесброн вообще нравился ему: спокойный, от работы не отлынивает; можно прокатиться в Париж на своей легковой машине, а фельдшер тем временем за всем посмотрит, и неприятностей не выйдет, парень положительный… словом, главврачу, очень скучавшему в этом захолустном уголке Эна, вовсе не хотелось расставаться с опасным революционером. Но Сесброна решили перевести в Каркассон. Почему? Верно хотели держать коммунистов подальше от фронта. Каркассон, почему именно Каркассон? Он добрался туда через три дня: было бы нелепо не заехать по дороге в Париж, повидать Бернадетту — от нее товарищи узнают, где он находится… Малыш все еще гостил у бабушки.

В коридоре вагона как будто промелькнул Ромэн Висконти, его коллега-депутат. Но поручиться за это он не мог… Тотчас по приезде в Каркассон его вызвал к себе командир полка. — Вам известно, почему вы направлены сюда? Нет? Не будете же вы отрицать, что до войны занимались политикой? И притом политикой самого дурного сорта!

— Я был представителем народа, господин полковник, и проводил ту политику, для которой меня избрали.

— Плохую политику, доктор! Хуже некуда! — Обращение «доктор», особенно в таком разговоре, звучало довольно комично. Под ним подразумевалось уважение к диплому, которого у Сесброна не было. — Считайте, что вы здесь в ссылке, доктор, и мой вам совет: сидите смирно.

Что ж, полковник, по крайней мере, был откровенен. Но при всем том, депутат есть депутат. Майору Лозье не терпелось посмотреть, что это за фрукт. Военврач Блаз, вратарь той команды, в которую входил Валье, для начала прочел Сесброну наставление: — Мне-то, знаете, на политику плевать, лишь бы все было тихо… а там ваше дело питать любые убеждения… Но с другими советую вам держать ухо востро… Главное, остерегайтесь капитана де Бреа: футболист он первоклассный, но взгляды у него… я лично, если выбирать, предпочту большевиков, уверяю вас…

И как раз в первый вечер произошел случай с солдатом, которого избили из-за Польши. Выходя из лазарета, доктор Блаз сказал, что Сесброн, если желает, может поселиться в городе, только он ему этого не советует. — Понимаете, за каждым вашим шагом будут следить, будут рыться в ваших бумагах… вы себе навяжете на шею не только Второе отделение полка и капитана Бреа с его молодчиками (а вы сейчас видели образчик их деятельности), но и гражданские власти, префектуру… уж поверьте, я знаю здешние нравы… здесь, понимаете, такой душок… тут каждый, кому не лень, — сыщик-любитель… — Возможно, врач просто хотел, чтобы его