Тибетское пророчество - Мэйдлин Брент

Я поняла, что умираю. Голова моя дернулась в начинающейся конвульсии, и перед замутненным взором возникло нечто, что не могло принадлежать миру реальности… Желтоглазый горный демон возвышался над нами, сидя на уступе, закрывавшем вход в расселину. Я увидела надменный взгляд, приподнятую верхнюю губу, обнажившую большие зубы, отблески света на пятнистом меху, движение длинного хвоста – почти такого же длинного, как тело.

Это не демон. Это снежный барс.

Из глубины гаснущего сознания у меня вырвался отчаянный, беззвучный крик:

– Помоги мне, маленький брат!

Затем меня охватила тьма, унося в бездну, в которой боль уже не существует, но падая туда, перед тем, как перестать ощущать что-либо вообще, я почувствовала какой-то далекий толчок и услышала какой-то далекий звук.

* * *

Я плыла лицом вниз, меня несло через темное море к миру боли. Шея горела, словно охваченная огнем. Что-то впивалось мне в грудь. Кто-то давил мне на спину, от чего мои кости могли вот-вот сломаться. Но наконец давление исчезло, и в легкие вошел воздух. Затем на спину мне снова надавили, выталкивая его из них.

Кто-то сказал:

– По-моему, старина, она дышит уже гораздо лучше. Затем раздался голос Адама, который напоминал металлический скрежет:

– Какого черта делали твои люди, если допустили такое?

Я пошевелила рукой, попыталась поднять голову, сделать что угодно, чтобы он перестал качать воздух в мои легкие. Он прокричал мое имя, схватил меня на руки, перевернул лицом вверх, прижал к себе, заглядывая мне в глаза. Меня ослепило солнце, и я поняла, что нахожусь уже не в темной расселине.

С третьей попытки мне удалось хриплым шепотом произнести:

– Они… не виноваты… он прятался… вы пришли вовремя.

Адам покачал головой.

– Нет, это не мы. Но отдохни немного, милая. О Боже мой, я думал, ты погибла. Столько крови…

Опустив глаза, я заметила, что моя рубашка покрыта большими темными пятнами.

– Это не твоя, Джейни, – успокоил Адам.

Я сглотнула, пытаясь расслабить горящее болью горло, и прохрипела:

– Что произошло?

Он посмотрел в сторону, а я проследила за его взглядом. Трос гуркхов стояли около одеяла, которое было наброшено на какую-то лежавшую на земле бесформенную массу. От расселины до того, что лежало под одеялом, тянулся размазанный кровавый след.

– Куэйл, – сказал Адам. – Это, по всей видимости, был снежный барс, хотя я никогда не слышал, чтобы они нападали на людей. Удар его лапы снес ему половину черепа. Затем животное схватило его за горло и вытащило сюда на перевал.

Закрыв глаза, я прошептала:

– Я видела барса… теперь вспоминаю. Я пыталась позвать его на помощь.

Откуда-то из-за спины раздался голос капитана Планкетта:

– Тот малый теперь наверняка уже не воскреснет. По-моему, барс потрудился на славу.

Адам осторожно вытер мне лицо мокрым носовым платком.

– Я понял, что что-то случилось, когда увидел, как Нимрод выскочил из-за перевала. Мы нашли Куэйла на перевале мертвым, а потом нашли тебя, Джейни, с той чудовищной… штукой на шее.

Я прохрипела:

– Он собирался убить нас обоих, Адам. Ему нужна была энергия, чтобы уничтожить тебя, и он собирался получить ее, задушив сначала меня… алым шнурком.

– Она немножко не в себе, а? Впрочем, удивляться этому не приходится, – прошептал капитан Планкетт.

– Моя жена абсолютно в здравом уме, – спокойно сказал Адам.

Я засунула руку под рубашку и нащупала шарф с завязанной в него слезой. Именно она и впивалась мне в грудь, когда Адам старался нагнать мне воздух в легкие. В мое тело как будто влилось немножко силы.

– Помоги мне подняться, Адам. Со мной все будет хорошо.

Он поднял меня на ноги спиной к капитану Планкетту и солдатам и, поддерживая, застегнул мне рубашку. Рядом на земле валялся шнурок, но он больше не был алым. По коже у меня побежали мурашки, когда я заметила, что он стал серым, напоминая по цвету слизней. Когда же я прикоснулась рукой к горлу, то обнаружила на нем горящий рубец.

– Сожги его, Адам, сожги на этом самом месте, – попросила я, указывая на шнурок.

Никто не задал ни одного вопроса. Капитан Планкетт приказал принести канистру парафинового масла. Не дотрагиваясь до шнурка, он полил его маслом и поднес к нему спичку. Загоревшись, шнурок корчился и извивался в пламени, словно живое существо, а когда пламя в конце концов погасло, на земле не оказалось пепла. Не осталось ничего, кроме зловонного дыма, который медленно рассеивался.

– Потрясающе. Вообще говоря, вся история довольно странная, правда? – произнес капитан Планкетт.

Поддерживающий меня рукой за талию Адам ничего не ответил. Глядя на то, что лежало на земле, накрытое одеялом, он проговорил:

– Я не желаю, чтобы эта падаль путешествовала в одной компании с моей женой. Я не потерплю его присутствия, будь он живой или мертвый.

– Полностью согласен, старина. В мою задачу не входит доставлять убитых барсами типов. Мы зароем его где-нибудь здесь, – капитан Планкетт отвернулся и крикнул: – Хавилдар!

* * *

За семь лет Рильд, похоже, ничуть не изменился. Я стояла в залитых солнцем покоях вместе с Адамом. Мудок, как всегда, неприветливый, попытался настоять, чтобы Адам остался за стенами монастыря, но я принесла слезу Будды, и не Мудоку было мне противоречить.

– Судьба мудрее, чем человек, – сказал Рильд. – Из тебя получилась бы плохая монахиня, останься ты здесь, как я предлагал, дитя.

– Я решила, что это не для меня, высокорожденный.

– Воистину так, – он опустил глаза на молочно-белый камень, лежавший перед ним на подушечке из красного шелка. – Мы вспоминали тебя в наших молитвах с года Железной Мыши, потому что тогда было предсказано, что ты вернешься, возможно, для того, чтобы спасти слезу Просветленного от рук Пожирателя Душ, возможно, для того, чтобы умереть. – Его взгляд упал на Адама и стал пустым и невидящим. Через какое-то время он заговорил особым, певучим голосом: – Тот, кто был стар, ушел, и в момент своего ухода внутренний огонь был им отдан духу того, кто один мог сокрушить Серебряного Человека без кармического воздаяния за содеянное.

Убедившись, что Рильд сказал все, что хотел, я призналась:

– Высокорожденный, я не поняла. Его полузакрытые глаза открылись.

– Пока не понимаю и я, дитя. Я говорю только то, что должен. Помни мои слова, а понимание их придет позже, – он опять посмотрел на камень и поднял руку для благословения. – Семижды семь лет и еще, до лет, что последуют за годом Огненной Обезьяны, ваши имена будут звучать в молитвах, что возносятся в Чома-Ла.

– Мы будем помнить это с признательностью, высокорожденный.