Заповедное изведанное - Дмитрий Владимирович Чёрный

на «молодёжную» массовку, и запивать кальвадос водкой «Флагман» в компании нескольких дам, но больше историков – мы пошли в кафе «Анекдот». шествие напоминало гульбу лицеистов. здесь, на углу меж двух мостов, уже без юбиляра, солидный его любимец Елисеев, книгу которого Казинцев недавно рекомендовал знакомому националистическому издательству – собирался «проставиться». в ту пору длился мой парадоксальный платонический роман с Верой-стервой, поэтому её звонок сильно ударил в хмельную голову – я выскочил к снегу из душноватого подвала, и был счастлив минутам общения с нею. я описал компанию, нечто статусное ей померещилось… казалось, отсюда что-то может начаться, как бы с благословения этих бесплодных холостых застойщиков, застольных… договорились, что увидимся (потому что до этого имела место ссора или недопонимание), и после этого я благодарно зиме, длительно и исповедально отлил из привставшего на свежий снег под чёрные стволы ноябристых деревьев. сверху там долго жила реклама «Аэрофлота» – помню, на неё я смотрел, ожидая вечерами троллейбусов «Б» и 10-го, когда возвращался от первой любви с Ленинских Гор… вернувшись в «Анекдот», я обнаружил уже собирающуюся компанию, выяснилось что тостуемый Елисеев, не смотря на свой солидный буржуазный вид, имеет лишь пятьсот рублей, так что и моей пятисотке найдётся применение, так как иные любимцы Казинцева оказались не при монетах.

порой без розыгрыша Историку и делать было на работе нечего: ближе к вечеру раздался его звонок. коротко и даже слегка тревожно, а может и весело, но однозначно настойчиво, он сказал:

– Давай, приходи немедленно! Дело важное, неотложное.

11

я уж подумал – может, публикация подборки моей тоскливой внезапно пробилась и зовут «на ковёр» второго этажа? но неотложным оказался Сергей Сергеев, отозвавшийся в журнале «Москва» на один мой стишок. очень его напугали рифмы в том самом «молодёжном номере»: «в каждый джип – гранату, в каждый банк – снаряд, классовой расплаты красный мы отряд». вспомнился подчинённому джип главного редактора и отсидента Бородина. вот он и завозмущался: как же, мол, такое уважаемое патриотическое издание позволяет со своих страниц выступать провокаторам, наследникам тех самых ревкомов, которые поистребляли цвет русской нации? ну и далее в том же кликушеском роде. меж нами завязалась заочная перепалка – я отвечал, а, точнее, наступал в Сети, он отзывался, но всё реже в своей «Москве»… и вот Историк попытался столкнуть нас лбами. последней заочной репликой об оппоненте с моей стороны была «с которым я имел неосторожность как-то выпить коньячку». вот он и сказал, пожёвывая щетинистым и каким-то старушечьим подбородком:

– А… Ну, товарищ мне руки-то, наверно, не подаст?

Лёха удовлетворённо лыбился в кресле Буратинки, и помалкивал, надеясь на эскалацию конфликта, однако мои дипломатические способности переиграли Историка: я и руку пожал и сперва просто вежливо дослушал их разговор. а потом, когда и Сергеев как-то одиноко стал ощущать себя возле шкафа с книгами о Есенине, Историк повёл свою линию – достал любимый киновский коньяк с синей этикеткой (без меня он всегда скатывался в традицию, дагестанского не искал) и наполнил стаканы.

– Ладно, мужики, выпьем мировую – за развитие вашей драки на бумаге!

– Да-да, я и хотел сказать – надо продолжить…

проговорив это и повращав глазами за увеличивающими их очками, Сергеев извлёк (сам не ожидая такого поворота) шоколадку «Вдохновение» и ею мы закусили. внезапно я нашёл сходство русского националиста Сергеева с нашим деканом, маститым евреем Марголисом, что на Сухаревке, поблизости восседал и поныне, после первого, нашего, выпуска. такое сходство не могло не позабавить: ведь декан был сторонником самого жестокого капитализма на практике, явно не без национальной закваски (отец его, кажется, сидел за заводское воровство или махинаторство), второй же был русским националистом и тоже любил капитализм, но скромнее, пассивнее. Марголис-то из нас сессиями выжимал соки и рубли вполне конкретно, по-девяностому…

кросснационально проассоциированный Сергеев как-то потеплел, размяк, разулыбался старушечьим ртом и буквально начал растворяться на фоне Историка, всё ехиднее и обаятельнее провоцировавшего нас, по-своему, по-брутальному. на месте Сергеева, – тоже в нелепых каких-то, как у всего этого «исторического» вида сношенных полусапожках, – вспомнился мне один из преподов Лёхи Вдовин. их всех мне Историк представлял марксистами… однако Вдовин, с какой-то бабьей задушевностью под конец коньячной встречи, поднял такой тост, вернее, держал спич такой, что цветы на лондонской могиле отцов-основателей завяли бы:

– Выпьем, ребята, за то, чтобы кто-то, пусть уже не мы, но сумел соединить русскую идею и социализм! Кто из политиков это сможет, тот победит…

я, конечно, выпил – с антитезным послесловием, и Лёха поддержал хемльнО: «Нет, ну вопрос о собственности-то первым делом». тем не менее, Вдовин этот через некоторое время скандально прославился именно через юродивые фразы своего учебника истории, давая правые оправдания левой политике тридцатых и обнаруживая свою русскую идею (да подтверждая ею стенания либералов о «государственном антисемитизме») там, где шли обычные партийные чистки. до этой встречи у меня валялась некоторое время его малоформатная и малопонятная книжка, настойчиво рекомендованная Историком: в ней Вдовин пытался выискать некий прогрессивный национализм у Сталина в политике 1930-х, ссылаясь на дневник Георгия Димитрова. всё это было слишком похоже на очередную липу, поскольку ссылок на изданные эти дневники не имелось. похожие фразы потом я обнаружил у Ким Чен Ира – по всей видимости, к подобным импликациям впечатления народных демократов от общения со Сталиным таки подвигАли. но здесь не было, судя по всему, ничего такого, чего не имелось бы прежде в ленинских стратегиях: включение малых народов в мировую революцию возможно лишь при учёте национально-освободительной борьбы, а тут тактические реверансы в сторону национальных чувств неизбежны. но именно тактические, диалектические: единство и борьбу противоположностей, буржуйского национализма и пролетарского интернационализма, использующие для выхода классовой борьбы на новый уровень. то есть этими подручными средствами создавая базис пролетарского интернационализма, победу над национализмом, как буржуазным порождением – в идее объединяющего нации советского государства.

увы, когда эти ленинские и сталинские хитрости (а плакаты Моора ленинского периода агитировали даже мусульман, и успешно агитировали – за Советы и большевизм) вырывались из контекста и принимались за абсолют, да ещё применялись к постсоветской густо перемешанной национальной обстановке, оставалось только хмуро улыбаться, про себя повторяя «мы пойдём иным путём». для нас субъект, – как убийства, так и революционного возрождения СССР, – советский народ. сплочение и дальнейший рост возможны только с этого уровня.

однако, следуя своим путём, то есть, льстя скромному правому диссиденту Бородину, главреду «Москвы» своим националистическим рассудительным гусарством, Сергеев дослужился до ВРИО. нет, он не оскандалился как Вдовин, не пал жертвой истерик либеральных