Магелланово Облако. Человек с Марса. Астронавты - Станислав Лем

Эта ракета, куда более тяжелая, чем пассажирские, на которых пошли разведчики, не могла сесть на дорожке из искусственной стекловидной массы. Пилот Уль Вефа резко затормозил над песчаными холмами, но ракета не успела потерять скорость и врезалась в песок с такой силой, что несколько десятков секунд из-под ее носа поднимались косматые песчаные волны. Едва смолк гром торможения, как наступившую было тишину сменил шум вихря. За окнами проносились бурые облака.

Мы находились в самой нижней точке чашевидной впадины, окруженной со всех сторон скальным амфитеатром. Ракеты-разведчики стояли в километре от нас; вихри песка засыпали их со всех сторон — вокруг ракет уже намело полукруглые песчаные сугробы. Гусеничные тракторы сошли вниз по сходням. Вместе с другими астронавтами я влез на трактор, и мы двинулись к основной площадке.

Я думал, что горы чужой планеты напомнят мне пейзажи Земли. Там скальные вершины — застывшие, на расстоянии кажущиеся более доступными — и великое молчание, измеряемое лишь ударами пульса, рождали чувство бесконечности. Здесь тоже ощущалась бесконечность — но черная и необъятная, притаившаяся за тонкой оболочкой атмосферы; в ней не было земной голубизны. С машины, которая содрогалась от рывков мотора и подпрыгивала на ухабах, передо мной открывалось серое, словно засыпанное пеплом, пространство, переходящее в небо грядами тусклых холмов. Позади в клубах пыли мутно тлел красный карлик. Машина, задыхаясь и хрипя от усилий, взобралась на широкую стекловидную полосу, созданную ракетами, перебралась через нес, отчаянно размалывая ее гусеницами, и скатилась по другую сторону в летучий серовато-белый песок. С вершин окрестных холмов слетали песчаные смерчи, песок с шелестом рассыпался по стеклу шлема. Наконец гусеничный трактор остановился около ракеты-базы. Мы спрыгнули. Пыль была выше колен; низовой ветер поднимал ее и загонял во все поры скафандров. До ракеты надо было пройти меньше ста метров, но я облился потом, пока преодолел это расстояние.

Ракета стояла на голом обломке скалы, возвышавшемся, как остров, среди подвижных песков. Вокруг простиралась пустыня. Ничто не напоминало здесь очертаний морской звезды, столь ясно различимых с высоты. В просторной кабине ракеты десять астронавтов склонились над столом, покрытым картами, фотоснимками и осколками минералов, и что-то обсуждали. Оказывается, моих товарищей заинтересовали очертания горных массивов, и они собирались провести пробное зондирование почвы. Вскоре мы опять влезли в скафандры и пошли к ожидавшим нас гусеничным машинам.

Я взобрался на башенку, чтобы окинуть взглядом пространство; едва я это сделал, машина дернулась, затем дернулась сильнее и тронулась с места, вздымая гейзеры песка Двигались медленно, переваливаясь и по временам увязая до середины бортов. Это колыхание и песчаные волны создавали впечатление, будто мы движемся по морю. Контуры гор, проступающие сквозь облака пыли, становились все темнее и выше. Когда расстояние до них достаточно сократилось, я увидел, что мы направляемся к пролому в скальном хребте.

На западе тянулись отвесные скальные стены, иссеченные расселинами, вглубь которых проникали языки осыпи. Эта картина естественной эрозии сменялась неописуемым хаосом. Разрушенные склоны отваливались гигантскими ломтями; в обнажениях виднелись огромные грушевидные глыбы, словно в разломы некогда стекал расплавленный камень и застывал выпуклыми наростами. Отвесные обрывы были оплавлены и отливали фиолетовым блеском. Огромная часть горного массива в этом месте низвергалась до самого дна впадины тремя ужасными, смертельными бросками и вновь поднималась на прежнюю высоту в нескольких километрах отсюда, у рыжей черты горизонта.

Наш караван все чаще сворачивал то в одну, то в другую сторону, обходя полузасыпанные песком базальтовые глыбы; наконец мы остановились: впереди простиралось поле, устланное вцепившимися друг в друга остроугольными камнями, преодолеть их наши машины не могли. Дальше, во время пешего марша — вернее, восхождения, — я какое-то время сопровождал ученых, но их однообразная работа — зондирование скал ультразвуковыми аппаратами, исследование рентгеном горных пород, взятие проб — продвигалась так медленно, что я вернулся к машинам. Сидя в теплой кабине, беседовал с Уль Вефой, пока не заговорило радио: метеотехники «Геи» предупреждали нас о песчаной буре, надвигавшейся вместе с закатом. Надо было собрать изыскателей, которые разбрелись далеко по всей округе. Вскоре мы вместе двинулись к базовой ракете. Красное солнце заходило. За несколько секунд облака над нами как бы уплотнились, небо приобрело однообразно-ржавую окраску, напоминавшую коптящее пламя лампы, если смотреть на него сквозь грязное стекло. Кровавый, негреющий диск красного карлика висел в щели между черными вершинами и тучами. Все вокруг тонуло в красноватой, сгущавшейся мгле; пурпурные тона переходили в багрово-фиолетовые. Тяжело качающиеся машины с людьми были похожи на чудовищ, вышедших из морских глубин. Когда багряный диск коснулся горизонта, в нем возникло углубление, словно раскаленный шар расплавил скалы. Но карлик опустился ниже, и эта картина, рожденная оптической иллюзией, исчезла. Еще мгновение багрянец боролся с темнотой, затем погас. И только в том месте, где карлик скрылся за горами, сверкали его протуберанцы, как лениво извивающиеся ярко-красные змеи; наконец исчезли и они. Наступила кромешная тьма, в которой ничего не было видно, словно мы стояли зажмурившись. Момент заката настиг нас у самого входа в ракету. Мы еще были под впечатлением закатных картин, когда вдалеке послышался нарастающий вой: надвигалась ночь, а вместе с нею и песчаная буря.

Я допоздна прислушивался к спору ученых; они согласились на том, что расселину в горной цепи пробил большой метеорит, двигавшийся по траектории, почти параллельной поверхности планеты, и проложивший себе проход в преграждавшем ему путь массиве. Я прикорнул в уголке большой кабины и сам не знаю когда уснул.

За ночь я раз или два просыпался, видел ученых, склонившихся над картами, и вновь засыпал. Кажется, они так и не сомкнули глаз до рассвета. Утром наружная температура опустилась до минус 87 градусов. Все ракеты были доверху засыпаны песком; их пришлось откапывать вызванным по радио автоматам. Грузовые ракеты продолжали перевозить на «Гею» измельченный базальт, а изыскатели вновь двинулись «в поле», к месту космического катаклизма.

Я остался один и сквозь стеклянную переборку смотрел, как в другой, меньшей кабине два координатора руководили работой изыскателей. На больших экранах изображалась окружающая местность. Там, где находились люди, на экране светились точки. Десятки этих светлячков медленно ползли, останавливались, возвращались назад — это производили впечатление какой-то детской игры, а на самом деле те, кто там работал, взбирались на почти неприступные скалы и спускались в глубокие ущелья. Вдруг я заметил, что все светящиеся точки начали двигаться в одном направлении; они образовали мелькающее кольцо, потом собрались в кучку и зашевелились, как пчелиный рой. Оба координатора оживились. Кроме них в кабине был планетолог Борель, он поминутно вглядывался то в один, то в другой экран, говорил с координаторами, потом подошел к аппарату прямой связи с «Геей» и начал какие-то длинные переговоры. Внезапно координаторы встали и склонились над экранами; на лицах отразилось такое возбуждение, что я хотел перейти в их кабину, но на боковом пульте загорелись три лампочки, две зеленые и одна белая, означающие, что с «Геи» прибывает пассажирская ракета (грузовые, курсировавшие беспрерывно, были выключены из сети сигнализации). Минут через десять прилетел астрогатор Тер-Аконян. Я не мог совладать с любопытством и тоже вошел в кабину.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});