Вектор: Послесловие - Никита Владимирович Чирков

всецело начинает осознавать факт ее смерти, как и той же ужасной участи, коснувшейся Курта и Анны. С последней он был плохо знаком, но все же. Третьего Стас толком и не знал – лишь номинально. Лучший способ почтить усопших – это продолжить дело, ради которого они рисковали жизнью. Это помогает ему отчиститься от колющих изнутри смятений и чувств, связанных напрямую с вопросом: чего же он на самом деле хочет?..

Борясь с усталостью и изнеможением, Стас закинулся таблетками, запил их водой и, встряхнув головой и растерев лицо, решился доделать эксперимент. Он подошел к камере. Горди сидел на кровати. Со стороны легко могло показаться, словно внутри и нет никого, лишь костюм, закрепленный в позе зародыша. Внутри него уже несколько часов происходили разные процессы, должные либо улучшить его состояние, приблизив к человеческому, либо же, наоборот, ухудшения создадут необратимые последствия.

– Горди! – Стас постучал грубее и сильнее ожидаемого. – Горди, ты меня слышишь?

Его руки все так же были в наручниках, как и стяжка вокруг шеи казалась нетронутой.

– Я должен знать, что ты меня слышишь и понимаешь. Я ничего не сделаю, если ты не подашь признаков жизни! – Это была ложь, но она могла сработать.

– Голоса не проходят… – Появилось движение, кое-как с трудом он сел на край спального места, голова свисала вниз, спина горбилась, руки все так же прижимал к груди, казалось, вот-вот – и упадет вниз. – По…мммм…оги… они не уттт… утихают…

– Я помогу. Но сначала я усыплю тебя, чтобы снять костюм и провести полный осмотр, после чего мы поймем степень твоего заражения и начнем лечение. Ты не должен сейчас бояться, я твой друг, помнишь это? Я передам тебе усыпляющее, чтобы стало легче, используй его.

Горди медленно кивал головой, вновь сгорбившись. Стас искренне надеялся на остатки разума Горди: все же если он попытается обмануть его или не примет транквилизатор, то придется через силовой метод нейтрализовать – да, именно пациента, подчеркивал он этот статус в голове. Более ничего так и не сказав, он вышел из зоны камер и повернул налево, к складам, прямо напротив хирургической. Внутри склада он сразу же подошел к нужной полке слева от входа, задумываясь заодно о том, чтобы самому себе взять что посильнее: а то он даже не понимает, то ли голоден, то ли попросту не хватает сил. Наверное, опять пробивается трезвая мысль, стоит взять перерыв. Кросс сможет приглядеть за всем, пока Стас поспит хоть пару часов, – идея вполне хорошая, но до нее надо добраться. Встряхивая головой, он подошел к двери и нажал на панель, но створки не разошлись. Он уже подумал об окончательной потере внимания, решив уж со второго раза попасть по сенсорной кнопке, но та не реагировала. На экране высветилась надпись «дверь заблокирована».

56

На него давят стены, словно гигантская рука пытается смять все косточки, превратив тело в комок никому не нужного мяса. Борьба идет с трудом, приходится кидаться из стороны в сторону, порой натыкаясь на преграду из твердого материала и получая в ответ лишь усугубление состояния. Тело болит так сильно, что хочется уже наконец-то отдаться в полную власть мучителя и закончить этот ужас. Ибо сама смерть с каждой секундой вступает в симбиоз со спасением от страданий, а значит, подойдет не меньше любого исхода. Кожа словно горит, хочется содрать ее с себя, сделав хотя бы один приятный глоток воздуха. Он старается стоять на ногах прямо, но это немыслимо трудно из-за невозможности держать оказываемое невидимыми силами давление. А ведь так, кажется, легко просто упасть на колени и… проиграть, сдаться, затеряться в пустоте. В этом состоит главное упрямство – не исчезнуть окончательно, хотя мир и так настолько огромный, что в соотношении он имеет самое малое значение. Но все же именно борьба доказывает его существование.

С немыслимым усилием он пытается вспомнить тот упущенный момент его прибытия сюда, в это одинокое место. Дается подобное с трудом – не только из-за незнания контекста, но и попросту из-за непонимания главного: эти знания забыты специально – или их отнял мучитель. Но вскоре даже этот вопрос отпадает: все-таки, раз наступил необъяснимый спад внимания к истязаниям, необходимо в этот промежуток перед следующей волной понять, можно ли как-то все прекратить. Раньше преграды были вокруг – ныне он вдруг не уперся в одну из стен, а пробрался дальше, сразу же упав на пол от неожиданности. В глазах все плыло, осознать, точно ли ему довелось покинуть стены, а не повестись на игру разума, было невозможно, но что-то необъяснимое и неуловимое дало понять смену декораций. Чувствуя всем телом все еще распаленный жар, ему хочется выбить из самого себя… что же… Злость? Обиду, может быть, отчаяние от безысходности? Он не находит ориентиров, но точно знает: надзиратель черпает силы изнутри него, превращая мир вокруг в настоящий пресс. Как же прекратить это, как избавиться от демона?..

Блуждая в пространстве, надеясь заодно найти некое место, где влияние на него будет оказываться меньшее, уже предчувствуя надвигающийся повторный процесс уничтожения его разума и тела, он вдруг увидел преграду, за которой находился. Понять было трудно, но то создание являлось либо частью мучителя, либо же его соратником, может быть, смотрителем, докладывающим о местоположении сбежавшего от пыток… Пробираясь сквозь паутину болезненных мыслей, попутно отбиваясь от волн физической боли, ему все же удается связать это существо с причиной своих мучений. Оно, чьего лица он не видит, виновато… в чем-то очень плохом и непростительном даже, но виновато точно! Он цепляется за это чувство и мысль, как за вытягивающий его из бездны канат.

Не находя себе места, глаза так и ищут, будто бы вот-вот все было, но куда-то запропастилось, оставив его одного в этом ужасном мире. А ведь только что, вот секунду назад, он видел ее… Она… она… это его любимая, единственная. Это возродившаяся истина пронзила его насквозь самыми странными чувствами в жизни, дав все силы окончательно оттолкнуть от себя влияние разгневанного от утраты действующей плетки мучителя. Но только теперь, получив свободу от одного, ему придется разобраться с другим. Монстр перед ним, в темноте, одинокий, но опасный не менее предыдущего противника, которому было слишком много проигрышей. Так что более он не позволит дать слабину, не даст кому-то властвовать над ним, особенно безнаказанно.

Но победит ли он монстра так, как желает? Получив в награду то, что тот не дает ему по праву, – жизнь. Путь к ней, его любимой, таится за плечами противника – или же все обстоит несколько иначе? Ему трудно формировать