Ошибка архитектора - Эйлин Торен

высочество.

— Я же служанка! Я всю жизнь работаю… я…

— Так это прекрасно, — отозвался он. — Моя работа мало чем отличается от твоей. Разве что не руками работаю. А служение в сути своей такое же.

— Гаян…

— Это правда хуже, чем быть горничной?

Она мотнула головой, упрямо. Это было так безумно, просто слов не найти.

— Ладно, — кивнул Гаян и этот кивок ничего хорошего не сулил. — Нравится быть горничной, будешь ею при мне.

— Что?

— Ты действительно думаешь, что я тебя здесь оставлю? — он приподнял бровь, посмотрел на неё испытывающе. И ей нечего было ответить.

— Я… — начала было Эйва, но не получилось.

— Нет. Я не Жай, я не чистюля, не педант, ненавижу все эти расшаркивания. Ты меня знаешь, — отрезал Гаян. — Я не оставлю тебя здесь. Будешь штопать мои рубахи, а не рубахи Шелранов или платья Ланиры. Я не буду вежливым, терпеливым, аккуратным, деликатным, каким там может ещё быть мой брат. Я приехал сюда с намерением тебя забрать. И я сделаю это. Есть лошадь, не согласна — я тебя силой увезу. Только тогда приготовься к неудобствам в дороге.

И Эйва знала его слишком хорошо, чтобы надеяться уговорить его.

— Гаян, — и она чувствовала, что это в нём не просто так.

— Я с тебя глаз не спущу.

— Что случилось?

Он вздохнул. Прикрыл глаза.

— Отец очень плох после нападения. Здоров, но только физически, — ответил принц. — А у мамы был удар.

— О, богиня… Как она? Почему Жай не сказал?

— Это была причина, по которой ему пришлось уехать так спешно, а я не смог приехать сразу, как узнал, что он тебя нашёл. Если бы не мама, то я бы был здесь на следующий день после него, Эйва.

Гаян мог быть сотню раз безумным пошляком, бабником, игроком, повесой, но он был предан своей семье. Он обожал свою мать и очень уважал своего отца, искренне любил брата.

— Вокруг очень мало людей, которые нам верны, — произнёс он. — По-настоящему. Если бы ты согласилась на его предложение, это бы так помогло…

— Помогло? Чем? — и Эйва не понимала, что её согласие может сделать.

— Это развязало бы мне руки на два года. Я смог бы устранить всех тех, кто сейчас так активно пытается перегрызть нам глотки, — ответил принц. — И тебя я здесь не оставлю ещё и по причине того, что один из этих людей Трэйос. И уже тогда было понятно, что внутри нашего близкого круга есть предатель.

— Ты знаешь кто? — Эйва с неприятием вспомнила, как однажды невольно подслушала весьма неприятный и опасный для неё разговор между двумя приближёнными к королевской семье придворными. Передала его Гаяну. Это было в последний год войны.

— Теперь знаю, — кивнул второй наследник. — Но поздно — попытка покушения на отца уже была.

— Кто? — всё равно спросила Эйва.

— Линга, — ответил Гаян. И эта женщина была близкой подругой первого наследника, очень близкой.

— Подожди, она же так любила Жая, была предана ему, — Эйва всегда чувствовала ревность этой девушки направленную на неё. — Когда только услышала про свадьбу наследника, о тебе вообще не подумала, думала, что это Жай и Линга.

Его высочество ухмыльнулся.

— Да на деле как-то так и было. Слухи пошли. Свадьба намечалась. Как бы мне было не тошно от всего этого, но благо, что мы выяснили всё до того, как случилось непоправимое. А мой брак…

И Гаян нахмурился. Было понятно, что один брат заменил другого. Спешность замены давала осознание, что выбор невесты был весьма корявым, хотя Эйва и не видела выбранную в супруги второго наследника дворянку.

— Я не хочу просить тебя, не хочу вынуждать… — и было видно, что второй наследник говорит с трудом, — мне неприятно это, даже несмотря на то, что я не понимаю того, что тебе хочется мыть, стирать, обхаживать, но и… аааа…

И он запрокинул голову и потёр глаза. Потом махнул рукой:

— Плевать! — и посмотрел на Эйву. — Но если бы ты сказала “да” Жаю, то ты спасла бы его от всего того дерьма, что льётся сейчас ему на голову во воле Линги, чтоб её нихры сожрали. А меня от брака с женщиной, от которой меня воротит.

И он горько усмехнулся.

— Со мной такое впервые. И мне было бы плевать, если бы я мог хотя бы находится в её обществе, но я не могу. Я согласился только поэтому, — искренне проговорил Гаян. — Думал — ну, а что такого? Буду её иметь иногда, она будет рожать детей, и ладно. Но я не могу даже смотреть на неё. И понимание, что это навсегда, меня пугает до остолбенения. И она будет жить с моим отношением к ней. И да, династические браки порой беспощадны, но я просто не могу справится с этим.

— Что с ней не так? — спросила Эйва, удивляясь, потому что перед ней сидел человек, унять которого не могло бы и с десяток женщин, при чём самых разных.

— Всё! Всё не так. И я смирился бы, если бы она была, например, красива, но беспросветно глупа. В постели это не важно, а всем им, — он кивнул куда-то вперёд, видимо подразумевая людей, — им-то вообще наплевать умная она или дура. И я бы справился, если бы она была страшна, но умна. Ты ведь знаешь… помнишь Анэту?

— Да, — кивнула Эйва, вспоминая одну из его любовниц.

— Она же была невыносимо страшной. Это её неестественно вытянутое лицо, нос… какой у неё был нос. Тонкие губы, и вся она была такая костлявая… но голос, — и Гаян блаженно улыбнулся. — Какой у неё был голос! Это же божественно было. И она была такая свободная, боевая что ли. Плевать, что была некрасива, было другое. Или Миву? Помнишь крошку Миву?

Эйва хихикнула. Это была очаровательная дочка разорившегося графа, пухленькая, круглая. Как-то одна из придворных девиц зло обозвала её крошкой, стараясь задеть больнее, и это прозвище привязалось, но знала бы та девица, что именно из-за этой злой шутки Гаян обратил внимание на Миву.

— Какая она была? А? И не важно, что была такой… большой… её тело было не важно. Лицо, это милое лицо. А ум? Какой у неё был ум и острословкой была, нихра! Всех этих куриц жеманных делала. Или Матиль?

— Гаян, не смей говорить мне о влечении к моей бабушке! — и Эйва стукнула его кулаком в ногу. — Это мерзко!

— Но она была прекрасна даже в шестьдесят! Нет? — парировал он. — А тут… она уродлива, беспросветно глупа… не за что даже зацепиться. Голос, взгляд,