Кржижановский - Владимир Петрович Карцев

следует отнести сооружение мощных ветряных электростанций, солнечных установок большой мощности, использование термоэлектрических установок…

Дерзких проектов хватало и без ветряных двигателей. В группу Стеклова постепенно стекались «мечтатели»: инженер Малышев, разрабатывающий проекты мощной ГЭС на Ангаре, Рудницкий, ратовавший за ГЭС на Енисее, Лубны-Герцик, предлагавший каскад ГЭС на Иртыше. Приходил в огромной шляпе с широчайшими полями черноволосый великан с горящим взглядом.

— Грузинский поэт Паоло Яшвили, — представился он. Паоло был общественным ходатаем от Грузии: он предлагал построить там несколько крупных станций.

Заходил священнослужитель в рясе, с крестом — Флоренский, он был выдающимся электротехником, и его проекты поражали виртуозностью инженерного решения.

Руководил плановым отделом Кукель-Краевский — энтузиаст энергетики. В свое время он был направлен на дипломатическую службу, но, не переехав границу, стал бомбардировать наркомат письмами: не разрешат ли ему остаться, заняться энергетикой? Разрешили.

В Энергоцентре Кржижановский проводил в жизнь свои идеи о централизации энергоснабжения больших городов путем постройки крупных теплоэлектроцентралей — ТЭЦ.

В связи с городскими ТЭЦ он однажды чуть не поссорился с Цюрупой, назначенным управляющим Мосэнергостроем. Цюрупа начал свою деятельность с вопроса о строительстве Фрунзенской ТЭЦ, начатом на Бережковской набережной с довольно сложными грунтами, с которыми никому не хотелось связываться. Цюрупа решил перенести строительную площадку куда-нибудь на левый берег Москвы-реки, мотивируя это тем, что именно на левом берегу будет основная тепловая нагрузка станции. В Энергоцентре его поддержал теплофикатор Таннер-Танненбаум. Он-то и поставил перед Кржижановским вопрос о перенесении строительства в другое место. Отправились осматривать возможные места постройки цугом на четырех машинах, впереди — темно-зеленый «паккард». Таннер-Танненбаум предлагал построить станцию на берегу Москвы-реки в Лужниках, Цюрупа — между университетскими клиниками и Новодевичьим монастырем. Там площадка была очень небольшой, но Цюрупу это не смущало, он предлагал снести не нужный никому монастырь. Кржижановский возмутился, его поддержали молодые инженеры. Новодевичий монастырь был спасен. Станцию оставили на прежнем месте, грунты оказались вполне преодолимыми, ТЭЦ была не только построена, но и расширена против имевшегося проекта вдвое.

Кржижановский проработал в Энергоцентре немного — всего год. Вскоре его назначили председателем Комитета по высшему техническому образованию.

Все решали кадры. А кадров не было. Был построен гигантский тракторный завод, но запустить его не могли несколько месяцев: не хватало токарей, слесарей, фрезеровщиков. Не хватало инженеров-механиков, энергетиков, техников. Не хватало «красных капитанов».

Высшая школа в те годы бурно развивалась, но в этом развитии не было научно обоснованной системы. В высшей школе, как считал Кржижановский, царствовала стихия.

Старые вузы, подчиняясь законам инерции, сохраняли еще традиции классического преподавания, в новых же институтах, которыми, пользуясь свободой организационного творчества, спешило обзавестись любое мало-мальски важное ведомство, где не было помещений, традиций, преподавателей, творилось что-то невообразимое. «Дальтон-план» и прочие перлы новомодной педагогики рождали лентяев. По вине молодых специалистов произошло несколько крупных аварий. Глеб Максимилианович понимал, что, в сущности, они не виноваты — какие знания они могли приобрести в институтах без лабораторий, без помещений, без преподавателей, без продуманных учебных планов и программ? Встречались директора институтов не то что без высшего, без всякого образования. Подвойский, теперь один из инспекторов ВКВТО, привез анекдот:

— Какой вуз окончили?

— Никакой.

— Тогда в каком вузе преподаете?

Система высшего образования не удовлетворяет страну, которая только что подвела итоги первой пятилетки. Советский Союз располагает уже прочной собственной тяжелой индустрией и ее ведущим звеном — машиностроением, рассуждал про себя Глеб Максимилианович. Мы теперь укрепили обороноспособность нашей страны. Мы с уверенностью в собственных силах смотрим на бурю, вызванную мировым кризисом, развертывающуюся за нашими рубежами. Теперь мы можем ставить новые задачи. Во второй пятилетке нам предстоит вести борьбу за завершение технической реконструкции нашего хозяйства, за построение бесклассового общества. Именно из этих задач и вытекает огромная значимость нашей борьбы за квалифицированные высшие технические кадры. Поход за освоение новой техники — центральная задача пятилетия. Владимир Ильич в свое время подчеркивал теснейшую связь подъема хозяйственной работы с задачами трудящихся. Гигантский плуг пятилетки преобразовал массив трудящихся, создал чрезвычайно благоприятные предпосылки для борьбы за подъем производительности труда, выдвинул героев социалистического соревнования и ударничества. Настала пора, опираясь на позиции, которые завоеваны нами по всей линии хозяйственной работы, прийти к разрешению проблем создания необходимых для нас высших технических кадров.

Прежде всего, конечно, следовало разобраться с самой системой вузов. Всего их насчитывалось около пятисот. Нужно было начать с уничтожения карликовых и параллельных. В Наркомземе, например, было 82 вуза; буквально за несколько недель работы оказалось вполне возможным и целесообразным сокращение их числа до 25. Учебные заведения укрупнились, окрепли.

Этот пример дал возможность Глебу Максимилиановичу найти образ того, что творится на ниве высшего образования: персимфанс! Ансамбль без дирижера, где каждый играет на своем инструменте без знания основ гармонии! Научное строительство жизни здесь явно отсутствовало. Каждый из вузов нужно было обследовать, каждому дать паспорт — путевку в жизнь, право на воспитание и образование молодежи. Предстояло рассмотреть и переработать 800 учебных планов, более 20 тысяч программ!

Везде нужно было найти организующую идею, стержень преобразований и реформ, и Глебу Максимилиановичу предстояло выработать теоретические основы этих процессов.

Многое уже ему было ясно. Он считал, что инженер — это прежде всего творец и борец. Карликовые вузы, чрезмерно узкие специализации превращали инженера в беспомощного ремесленника.

«Инженер должен настолько овладеть сущностью ведущих дисциплин в своей профессии, — писал он, — чтобы стоять не под ними, а над ними, чтобы быть хозяином положения, не растеряться при трудных обстоятельствах…

Здесь приходится идти двумя путями: во-первых, надо… обеспечить для всего нашего инженерства действительное освоение тех математических, физических и химических дисциплин, а в соответствующем случае и дисциплин биологических, которые составляют то, что я назвал бронированным минимумом.

Во-вторых, преподавание специальных дисциплин должно быть пронизано диалектическим методом, опираясь на который можно и для самых узких специалистов проложить дорогу для их широкого общего развития».

Диалектический метод оказывался действенным орудием не только в научном определении задач этой новой области, но и в решении их. Обучать методам решения задач, а не давать шпаргалку ответов!

Кржижановский призывал держаться подальше от профессиональной замкнутости. Внимание к пограничным дисциплинам! Свет идет от сопредельных знаний! Техническая физика, техническая химия, биотехника — вот дисциплины будущего.

Впереди был непочатый край проблем. Комитету предстояло дать научные рекомендации по следующим вопросам: Сколько часов в день должен работать студент? Должен ли он посещать лекции? Сдавать экзамены? Выполнять дипломный проект? В каких единицах или баллах должны оценивать его знания? От чего должна зависеть выплата стипендии? Кто должен учить студентов? Как присваивать ученые степени и