Мясник - Мария Барышева

Слушая Светочку, кивая и пытаясь трещать ей в такт, Вита ужасалась про себя. На мгновение она подумала, что вовсе не горит желанием встретиться с остальными Наташиными клиентами, если они окажутся вот такими же. Наконец, выбрав подходящий момент, она с сожалением сказала, что ей необходимо бежать, потому что ее ждут. Сметанчик искренне расстроилась, чуть ли не расплакалась, хотя Вита не сомневалась, что через минут пятнадцать Светочка напрочь забудет, как выглядела ее собеседница и о чем они говорили, — чувства у Светочки тоже были кукольными, одноразовыми. Расцеловавшись у дверей бара, они расстались. Сметанчик неторопливо пошла к своему маленькому «рено», Вита безмятежно направилась вдоль сияющих витрин к подземному переходу, но, проходя мимо маленькой площадочки перед продовольственным магазином, она едва сдержалась, чтобы не остановиться и не вытаращиться на уже знакомый номер пристроившейся здесь красной «восьмерки». Вот эта случайность уже вызывала подозрения. «Вы вот как, значит?!» — сказала она про себя и, не оглядываясь, прошла мимо и спустилась в переход. Вита не видела, как спустя несколько секунд после их ухода из «Кроуна» вышла высокая, хорошо одетая девушка и последовала за ней на почтительном расстоянии. Когда же Вита скрылась в переходе, девушка повернула к площадочке и вскоре уже захлопывала за собой дверцу «восьмерки».

— Что там? — спросил ее водитель.

— Да ну!.. — сказала она раздраженным голосом человека, зря потратившего свое время. — Какая-то молодая соплюшка, училась с ней вместе. Такая же безмозглая детсадница, тоже, небось, за папашкин счет живет. То-же, блин, золотая молодежь!

— Короче, не наш клиент?

— Нет, поехали.

«Восьмерка» вырулила с площадки и неторопливо укатила в ту же сторону, куда уехал «рено», и Вита, выйдя из перехода на противоположной стороне, успела увидеть, как она исчезает за поворотом.

Спустя час она стояла возле одного из вокзальных телефонов и набирала номер Владимира Андреевича Матейко, одновременно доставая сигарету и с недовольством замечая, что пальцы слегка подрагивают. Волжанский поезд, билет на который Вита купила еще в день Наташиного отъезда, уже подали к платформе, и ей не терпелось поскорей оказаться в нем, как бывало всегда после окончания очередной работы. Только сейчас-то работа только начиналась.

Вите понадобилось около четырех минут, чтобы испортить ежевечерний отдых Матейко-старшего. Первую минуту он разговаривал с мягкой снисходительностью, с какой обычно говорят с сумасшедшими, но трубку все-таки не бросил, вторую минуту обыденно-раздраженно ругался, на третью ругань стала удивленной, на четвертую он вдруг рассвирепел, резко приказал повторить номер «восьмерки», и исполнив приказ, Вита повесила трубку. Потом со своего телефона она позвонила домой и предупредила Евгения, что утром будет в Волжанске. И, подумав немного, сделала третий звонок — снова с телефона-автомата. Не то, чтобы она не верила Евгению, но…

— Да, я слушаю вас. Алле, говорите, вас совершенно не слышно, — вежливо и мягко сказал в трубке знакомый голос Гунько — Эн-Вэ, и Вита, вздрогнув, трубку повесила.

— Вот сука! — задумчиво сказала она телефону. Потом повернулась и пошла, почти побежала к поезду, словно за ней кто-то гнался, и только когда состав тронулся, Вита, уже сидевшая на верхней полке купе, почувствовала себя немного спокойней.

* * *

Уже на подъезде к Волжанску я достаю маленький приемник с наушниками и слушаю одну из местных радиостанций. Несмотря на то, что скоро конечная, я продолжаю тупо сидеть на своей верхней полке, словно енот, загнанный на дерево собаками. В голове винегрет, а то и салат оливье, и из этого салата то и дело выползают какие-то туманные образы и кривляются в мозгу. Я не спала почти всю ночь. Я очень устала.

По радио женским голосом передают городские новости, которые я слушаю вполуха. У председателя городской государственной администрации Анатолия Геннадьевича Сотникова юбилей… Сотников то, Сотников се… Трата-та и просто хороший человек. Что же показала мне Наташа? Видела ли я вообще что-нибудь? Происшедшее сейчас казалось нереальным, далеким, как сон недельной давности. Безумный рассказ. Глаза, полные привидений. Хаос темных штрихов и вырастающая из них выпуклая, призрачно-жуткая фигура, которую я никак не могу вспомнить…

… а что бы ты могла сделать за деньги?..

… я бы все могла сделать за деньги… без них ничего нет…

…мир, сжимающийся до размеров картины или наоборот картина, ставшая всем миром, резкий звук рвущейся бумаги и что-то пролетает мимо, словно выпущенная на свободу птица… Было ли это реальностью? Я не знаю. Вся реальность, оставшаяся со мной, — это три тысячи долларов, да номер красной «восьмерки», записанный в блокнотике.

Что же это все было? Разумеется, никаких келет убивших Надю не существует — все это поверья, сказки. Наташа дала мне с собой несколько густо исписанных листов бумаги — восстановленные ею по памяти украденные письма. Она выучила их наизусть и смогла передать не только содержание, но даже стиль. Я перечитала их несколько раз, но они мне ничем не помогли, кроме того, о странных изменениях, вроде тех, которые произошли со Сметанчиком, там нет ни слова. А картины… Может, ничего и не было, а Наташа — просто ловкая обманщица… стоп, как она могла меня так обмануть? да и неволинские картины в музее… В таком случае, может она какая-нибудь умелая гипнотизерка и сделала так, что я вообразила себе нечто… а тогда придется поверить в гипноз, в который я тоже не особенно верю. Да и зачем ей меня гипнотизировать? Чтобы вызвать к себе сочувствие и вручить три тысячи?

Может, она действительно рисует как-то по особенному — ведь сколько существует всяких исследований на тему живописи, вернее, на тему портретов. Великие художники писали портреты, а их натуры потом скоропостижно умирали или сходили с ума, взять хотя бы Да Винчи и его Мону Лизу или Гойю и герцогиню Альба… Что-то там даже писали об энергетическом вампиризме. Наташа, конечно, не великий художник, но… то, что я увидела, было потрясающим, хоть я и не могу вспомнить, что именно я увидела. А примеры из произведений известных писателей, которые писали на эту тему, — Уайльд, По, Гоголь и другие?

И что?

Может, она хороший психиатр-самоучка — ведь Светочка Матейко, можно сказать, излечилась от своей агрессивности и ненависти к людям — вон как кинулась целоваться с совершенно незнакомым человеком. Может, она действительно как-то лечит с помощью картин? Картины — это символы — символы той же агрессивности, или трусости, или жадности, и Чистова просто убеждает человека, что отныне это качество не в нем, а исключительно в картине — как бы блокирует часть его внутреннего мира, закрывает на замок. Принцип самовнушения. Ничего она, конечно, не вытаскивает — такое невозможно предположить даже теоретически. Ох, а что возможно?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});