Сквозь слезы. Русская эмоциональная культура - Константин Анатольевич Богданов

расстроена решением по отстранению паралимпийской сборной России. «Все, что происходит сегодня с нашими паралимпийцами, находится за гранью человеческих поступков. Я не могу смотреть на всю эту ситуацию: у меня наворачиваются слезы обиды и ненависти к тем людям, которые приняли это ужасное решение!»

Новости Новочебоксарска:

В рамках празднования 77-летия Великой Победы обучающиеся 6 класса были приглашены в библиотеку им. П. Хузангая города Новочебоксарска на час патриотизма «И снова май, цветы и слезы», который был направлен на воспитание чувства патриотизма.

Теленовости:

Тележурналист Борис Корчевников со слезами на глазах призвал россиян поддерживать свою страну и помогать ей в это нелегкое время. «Ты ничто, ты zero, ты ноль, ничто тебя не научит ни патриотизму, ни человеколюбию. Ты тлен, мусор! Господь умеет таких ненавидеть и уничтожать, и сжигать!», – объяснил со слезами на глазах журналист в программе «Соловьев Live».

Новости Беларуси:

«О начале патриотического пути, преодолении эмоционального напряжения, проколотых шинах, слезах у мест воинской славы, народной поддержке поговорили с Юлией Маловой накануне празднования Дня народного единства. Когда во время проведения митинга Петр Иванович Бондарь столь проникновенно читал от первого лица письмо солдата, у всех присутствующих слезы застыли в глазах. Хотелось плакать, не скрывая горечи утраты».

Новости Владивостока:

22 августа Владивосток вместе со всей страной отметил День Государственного флага Российской Федерации. Флаг России – это гордость! Это наша страна! Это патриотизм! Людей переполняют чувства любви и гордости. Некоторые участники опроса еле сдерживают слезы при описании тех сокровенных чувств, которые испытывают, когда видят, как реет на ветру флаг нашей Родины.

Новости Орла:

Орловское отделение организации «Боевое братство» провело военно-патриотическое соревнование «Тропа Юный Гвардеец». Мать ветерана боевых действий со слезами на глазах пожелала юным участникам соревнования достойных побед, не только сегодня, но и всегда в жизни.

Мы видим, что агитационно-пропагандистская повестка всегда идет рука об руку со слезами. Если агитатор плачет – считается, что он заслуживает больше доверия, чем если бы он, скажем, улыбался, как в случае с фразой «Она утонула». Если посчитать все случаи, когда люди «как бы» рыдают от патриотизма, ненависти, гордости, гнева и других причин, не соотносимых с реальными поводами для слез (понюхал лук или испытал неожиданное эмоциональное потрясение), то мы увидим, что у этих людей просто не может физиологически быть таких запасов слезного рассола. Возможно, поэтому само понятие слез, рыданий в сочетании с объектом (слезы кого? чего?) сегодня совершенно обесценилось и у человека просвещенного вызывает лишь раздражение. Человек просвещенный разучился плакать по-настоящему. Мы считаем это неприличным, как насморк, и всегда сдерживаемся. Видеть чье-то опухшее, красное лицо, слышать звук сморкания в платок так же неприемлемо в нынешнем обществе, как говорить по громкой связи в общественном транспорте или прилюдно мастурбировать. Для наших рыданий оставлено лишь несколько конкретных допустимых «слотов», где наши слезы согласны терпеть: похороны близких, кухня и зрительный зал. Не плачьте в офисе, в метро или на центральной площади, не рыдайте в общественном туалете или комнате отеля – к вам вызовут сотрудника безопасности. В известном мультсериале «Футурама» один из персонажей, Доктор Зойдберг, будучи ракообразным, говорит замечательную фразу: «Я истекаю патриотической слизью». Поэтому, бога ради, не пишите фраз про фальшивые слезы. И вам будет больше доверия.

Лев Усыскин

SULLE LACRIME

Оторопь или, скорее, фрустрация… как-то так… при всей полусерьезности предложения написать эссе про слезы. Про что? Про слезы. Про какие слезы? Про слезы вообще? Мне? Но почему? И что я могу… про слезы… Но ведь, с иной же стороны, я – сентиментальный писатель, и даже странно, что до сих пор ничего не написал про слезы. То есть, конечно, написал – в том смысле, что да, мои герои нередко плачут – в той же степени, в какой смеются, дрожат, кивают головами, – но это же про героев, а не про слезы. А надо про слезы. Про слезы как таковые.

Здесь, конечно, следует начать с себя – и, возможно, завершить собою же. Или, если удастся, выйти на какие-то обобщения, не пытаясь корчить из себя семиотика или там антрополога. В общем, нужна какая-то личная история слез – и уже ее стоит, по возможности, сопоставить с литературой, причем с литературой как видом деятельности, а не результатом этой деятельности. Вторым пусть заведуют филологи, это их хлеб. А вот про первое они как раз ничего не знают.

Итак, начнем. Но сперва, так сказать, очистим слезы – разделим их на правильные и неправильные. Неправильные – это слезы практические, инструментальные, которые употребляются плачущим с некоторой определенной целью. В принципе, понятно, какова эта цель: вызвать к себе жалость, сострадание, навязать свою волю, испугав контрагента, и т. д. Иначе говоря, это слезы, обращенные вовне, к другим людям. Мне они сейчас неинтересны: кажется, в них нет ничего специфического, отличного от других элементов истерического поведения.

Тогда как правильные слезы – это слезы одинокие, извергаемые большей частью в отсутствие свидетелей, неспособные никак повлиять на ход дел. Вот о них и стоит поговорить.

Если откинуть детство, когда я, как и прочие дети, наверняка давал волю слезам при соответствующих обстоятельствах – как и положено, все более и более редких по мере взросления, то, пожалуй, самый старый запомнившийся случай, когда я расплакался, да еще и прилюдно, имел у меня место, кажется, в двенадцатилетнем возрасте. Возможно, и несколько позже, но это не важно. Важно, что я тот случай запомнил, и, похоже, он действительно был особым. Возможно, слез до него у меня не было давно, и уж точно их не было после этого случая очень и очень долго. Вплоть до другого случая, о котором я скажу потом. Итак, дело не стоило выеденного яйца: по поручению родителей я понес в приемный пункт накопившуюся дома пустую стеклотару – разного рода бутылки, молочные и немолочные, которые тогда полагалось сдавать, получая обратно их так называемую «залоговую» стоимость. Пункт в подвальной части ближайшего продовольственного магазина был местом малосимпатичным даже по советским меркам. Довольно грязно, запахи дешевой бормотухи, доносящиеся из сдаваемых бутылок, весьма длинная и нервная очередь, издающая то там, то сям тревожный стеклянный перезвон. Ну, и сами приемщики – такие высокомерные жулики (могу взять бутылку у жаждущего опохмела алкоголика, а могу и не взять, сказав, что она грязная, или еще почему-то не годится, или просто что ящики кончились). В тогдашней картине нравов