Поэты 1790–1810-х годов - Василий Пушкин

Литературные воззрения Анастасевича сформировались под влиянием идей Просвещения XVIII века: ему импонировала торжественная гражданская поэзия, с большим уважением относился он к памяти Тредиаковского, в насмешках над которым усматривал все тот же ненавистный ему дух дворянского дилетантизма. Отрицательное отношение к легкой поэзии карамзинистов сближало его с «Беседой». Однако он не чувствовал себя единомышленником Шишкова, скептически оценивая его лингвистические концепции.

Стихи Анастасевича никогда не были собраны. Огромный его библиографический архив — труд всей жизни — в значительной степени погиб.

218. О «ТЕЛЕМАХИДЕ»

Соотич, тезка мой, певец чистосердечный,«Ездою в островок любви» венец сорвавший вечный,Елико ты меня в «Предсловьи» ни просил,Чтоб я прочесть сей труд собрал побольше сил,За искренность челом бия по-молодецки,Призна́юсь, часто я над ним сыпа́л мертвецки.Тогда мне грезилось — сказать, да не солгать,Что я желал тебе вовек не прелагатьНи сей «Езды» крутой, ни той «Телемахиды»,Которой сам себе ты столь нанес обиды,Что наши умники, не зрев ее в мой век,Кричат наслышкою: «Ты глупый человек!»И слов пяти собой сказать не зная сами,Живут чужим умом, вовек слывя скворцами.Не гневайся, мой друг, не слушай ты их врак,Пусть попугаи все твердят: «Дурак, дурак!»Кто сердится на то, сполу был кстати так.Чрез века три тебе хвалу воздаст потомство,Что первый с музами ты россов ввел в знакомство.

1811 (?)

219. П. И. В<АРАКИНУ>, СОЧИНИТЕЛЮ «ПУСТЫННОЙ ЛИРЫ», НАПЕЧАТАННОЙ В САНКТ-ПЕТЕРБУРГЕ В 1807 г.

Не ты забвенный сын природы —Она таких, как ты лишь, мать,Есть светло-чтимые уроды —Они ей не хотят внимать,Она не признает сынамиТех, кои держат с счастьем связь,Гнушается их именами,Пред ней равны — невольник, князь.«Мы-то созданья превосходны!» —Кричат одни тщеты друзья.С мечтой их все ли мненья сходны?Ты первый против, как и я.Пускай кричат лишь меж собою,Пусть храмы ставят им рабы…Чу!.. Клия вторит ли трубою,Их крик — на праге их судьбы.Нет, здесь их гром весь свет смущаетИ мало света им… а тамСажень земли их прах вмещает,Коль лягут по своим местам.Там, там одна лишь обща доляБез всякой разности их ждет.Не их нередко — наша воляПоследний долг им воздает,Предать земле их бренно телоНе им и даже долг сей в честь:Обыкновение хотелоК обрядам нужду сопричесть.Ты правду рек, что «кто несчастнымЯвит лучи своих доброт,Утешит взором их приятнымИ слезы горестны отрет,Тот равен солнцу животворну;Прострет кто руку благотворнуНа помощь страждущим в бедах,О нем во области эфирныНесутся гласы звучны, лирны,В дубровах слышны и градах»,Что «муж, ко счастию народаИзбранный всем благотворить,От рода будет и до родаВ сердцах и чувствах наших жить.Тот, коего мужик рукоюВводился в храм наук к покою,Или проникнув оком в даль,Кто испросил ему в наградуЗа пользу отчеству иль градуОт доброго царя медаль…»В <аракин>, в мыслях благородный!Вот лучший в свете твой диплом:Ты не несчастен — дух свободныйВ ярме не может быть рабом.Се дух твой с лирой возлетаетТуда, где впуск не по чинам,В ряду с бессмертными читаетОпределенье именам…Ты зришь с улыбкой, с сожаленьемСколь мало на Олимпе тех,Что век свой здесь живут лишь мненьемНевежд — рабов своих утех.Там песни нищего ОмираПреодолели цепь веков,Там и твоя «Пустынна лира»Преодолела звук оков.Там сын скитавшийся ФингалаВ туманах, в дебрях лишь бряцал.Нет барда, ни языка галла —Глас уцелел в вертепах скал!Твой глас пустынный, глас природы,Настроенный по шуму волн,По свисту ветров, чад свободы,И сельской простоты он полн.Но слух ничем не зараженныйУмеет прелесть различать,Глас, жаром истины возжженный —Один изящества печать.А тон, подделанный искусством,Пленяет новостью лишь слух,Не тронет сердца с чистым чувством —К нему друг правды вечно глух.Что может с честью той сравниться,Коль сельской лире царь внимал?Твой должен рок перемениться —В нем часть бард россов принимал.Но потерпи, как терпит гений,Пока еще не прогнан мрак,Пока с превыспренних селенийФеб всем явит свой светлый зрак.

20 января 1812

220. БЕСЕДЫ

Мы часто слушаем в беседах ахинею,Все знают Е́рмолу и шепчут все: «Бог с нею!»Не важность мнение — кто переучит нас?А дело в том — кто врет? В какой он вписан класс?

1812

С. Н. ГЛИНКА

С. Н. Глинка. Гравюра на дереве К. Адта (ПД).

Сергей Николаевич Глинка, старший брат известного поэта и декабриста Ф. Н. Глинки, родился 5 июля 1775 года в селе Сутоки Смоленской губернии, в семье небогатого отставного гвардейского офицера. В шестилетнем возрасте Глинка был отдан в сухопутный шляхетный корпус в Петербурге, где провел 13 лет. Большое влияние в это время на него оказал Я. Б. Княжнин, который был в корпусе наставником русской словесности и пользовался большой любовью воспитанников. Уже в корпусе Глинка отличался мечтательностью, восторженностью и писал стихи. По свидетельству самого Глинки, В. А. Озеров показывал эти стихи Державину, но одобрения они не получили. Зато прочитанное на экзамене высокопатриотическое сочинение Глинки вызвало похвалу М. И. Кутузова, и он сказал тогда же; «Нет, брат! Ты не будешь служить, ты будешь писателем»[235].

В 1795 году, выйдя из корпуса офицером, С. Н. Глинка совершил путешествие на родину, впечатления которого оставили заметный след во всей его жизни, а затем отправился служить в московский линейный батальон, был одно время адъютантом Ю. В. Долгорукова, участвовал в походе Суворова 1799 года и в 1800 году вышел в отставку в чине майора. К этому времени он выступил в печати со стихами.

Прослужив некоторое время учителем на Украине, Глинка с 1802 года поселился в Москве, занялся переделкой для русской сцены французских опер и написал несколько драм патриотического содержания: «Наталья, боярская дочь», «Минин», «Сумбека» и другие, многие из которых с успехом шли на сцене.

В 1808 году Глинка женился и жил скромно и уединенно, имея впоследствии многочисленное потомство. Он был знаком почти со всеми московскими литераторами своего времени (Дмитриевым, Жуковским, В. Л. Пушкиным, князем Шаликовым и др.), но редко появлялся на литературных обедах и вообще был далек от литературного «света». По свидетельству С. Т. Аксакова, «он не мог видеть бедного человека, не поделившись всем, что имел, забывая свое собственное положение и не думая о будущем, отчего, несмотря на значительный иногда прилив денег, всегда нуждался в них»[236].

С 1808 года Глинка стал издавать «Русский вестник» — журнал, намеренно противопоставлявший Россию всему европейскому, особенно французскому.

Апогеем деятельности Глинки и периодом его короткой славы был 1812 год. Журнал Глинки в этот грозный год приобрел авторитет и читался даже простым народом. Глинка стал, по выражению Вяземского, «законным трибуном». Но сразу же после победы над Наполеоном потребность в патриотическом пафосе сильно упала. «Русский вестник» стал быстро хиреть и сделался предметом насмешек. Глинка ни в чем не изменился: он выпускал одно за другим патриотические сочинения, с 1815 года принялся за русскую историю, которую писал с пафосом, но без документов, однако она имела успех как учебное пособие и выдержала три издания. В 1822–1823 годах Глинка пытался издавать «Детское чтение», пробовал свои силы и на педагогической деятельности, но все неизменно кончалось долгами и неудачей. В 1824 году прекратился «Русский вестник». А. С. Шишков и Н. М. Карамзин приняли участие в судьбе Глинки. В 1827 году он вынужден был принять место цензора по новому цензурному уставу, о котором писал с возмущением: «§ 151 чугунного устава обязывал цензоров отыскивать двоякий смысл, то есть превращать цензурный комитет в инквизицию»[237]. Он не желал стеснять свободы авторов, независимо от их взглядов и, где это было можно, разрешал все своей властью, обходя цензурный комитет, с которым скоро перессорился и в конце концов был уволен от должности цензора в 1830 году. В годы цензорства и в 1831 году Глинка активно сотрудничал в «Дамском журнале» князя Шаликова под псевдонимом «Мечтатель», причем вернулся к мотивам стихов своей юности, воспевая сельский уют, мир, покой. Мечтательство не давало средств к существованию, пришлось ехать в Петербург, и там с помощью Жуковского и А. С. Шишкова Глинка получил пособие на издание своих записок. В последние годы Глинка ослеп, и свой «Очерк характера Суворова» диктовал. Умер он 5 апреля 1847 года. Незадолго до его смерти Белинский писал: «С. Н. Глинка в восторге от своего времени: он им гордится, его любит, им живет, воспоминанием о нем молодеет. Все это очень естественно и очень хорошо… И притом С. Н. Глинка был молод в славную эпоху жизни России — ему есть о чем вспомнить с гордостию и упоением»[238].