Обещания богов - Жан-Кристоф Гранже

с секретным бюро этих «Лебенсборн».

Герхард задергал руками, как будто размахивал стягами синего дыма.

— Я же сказал тебе, что это всего лишь предположение!

— Такое бюро существует, и ты это знаешь не хуже моего. Я хочу увидеться с людьми, которые отвечают за… это скотоводство. И хочу предложить себя для оплодотворения.

Брови аристократа поползли к переносице.

— Что ты надумала? Хочешь сделать себе ребенка с одним из их тупых эсэсовцев? Как-то на тебя не похоже.

— Я не пойду до конца, но хочу узнать, как там все устроено.

— Зачем?

— Затем, что моя подруга прошла этим путем.

Ее мысли начали выстраиваться в нужном порядке. Грете не понадобился ни муж, ни ребенок, чтобы забеременеть. Она прибегла к «Лебенсборн». В один прекрасный мартовский день она отправилась в клинику в предместье Берлина и предложила себя в качестве кандидатуры для вынашивания «ребенка Гитлера».

Подобная гипотеза не очень соответствовала образу Греты. Однако Минна чувствовала, что нащупала истину. Фрау Филиц желала содействовать восстановлению населения Германии…

— Я не понимаю, — заговорил Герхард, снова усаживаясь. — Если ты думаешь, что так поступила твоя подруга, почему бы тебе у нее и не спросить?

— Потому что она мертва. Ее убили.

Сквозь клубы дыма на лице барона проступило недовольное выражение.

— Смотри себе под ноги, малышка. Берлин стал очень опасным городом. Умереть здесь ничего не стоит.

— Я хочу узнать, что с ней случилось.

— Думаешь, ее смерть связана с «Лебенсборн»?

— Я не знаю. Но хочу выйти на этих людей.

Дядя зарылся поглубже в кресло.

— Мне очень жаль, Минна, но я не могу тебе помочь.

— Ты не можешь или не хочешь?

— Слишком рискованно, сожалею.

— В каком смысле?

— С людьми вроде Гиммлера никогда не знаешь, чем это может кончиться.

Она поднялась, не настаивая. Разберется сама. Попросит помощи у Бивена или, почему бы и нет, у Симона.

Дядя проводил ее до мраморного холла; вид у него был встревоженный.

— А как звали твою подругу?

— Не беспокойся, — ответила она, целуя его в щеку. — Забудь эту историю. Не так уж это и важно.

Пройдя через двор, в центре которого по-прежнему журчал небольшой фонтан, она села в свой «мерседес». Ее охватил странный жар, не имеющий ничего общего с коньяком, выпитым с утра пораньше. Она вышла на след и была в этом уверена.

Побудительная причина убийств связана с «Лебенсборн».

103

Киностудия «Бабельсберг» была расположена в Потсдаме, к юго-востоку от Берлина. Эта единственная в Европе студия, способная соперничать с Голливудом, стала легендой немецкого кино. Именно там были сняты «Носферату, симфония ужаса» и «Метрополис».

Распространенное мнение гласило, что с пришествием нацизма студия начала сворачивать свою деятельность. Это было неверно. Власти рейха наложили руку и на кинопроизводство, но не для того, чтобы его свернуть, а как раз наоборот. Начиная с 1933 года «Бабельсберг» работала в полную мощь и выпускала около сотни фильмов в год.

Считалось также, что все таланты сбежали от нацизма, — еще одно заблуждение. Разумеется, Фриц Ланг, Роберт Вине, Марлен Дитрих, Петер Лорре или Самуил Вильдер (более известный как Билли Уайлдер) быстренько собрали чемоданы. Но немало актеров и режиссеров остались. Приняв нацистские ценности или из простого оппортунизма, они трудились как никогда и по крайней мере на немецкой территории оставались всячески обласканными звездами. Эмиль Яннингс, Лил Даговер, Курт Штайнхофф, Густав Фрёлих никуда не делись, да и такие режиссеры, как Георг Вильгельм Пабст или Файт Харлан, тоже не сидели без работы…

Симон хорошо знал немецкое кино. Прежде всего, потому, что он обожал фильмы. Какое невероятное удовольствие под аккомпанемент романтической музыки любоваться этими гигантскими созданиями, серебристыми полубогами, выражающими понятные каждому чувства на фоне великолепных декораций… А еще потому, что среди его пациентов было много актеров и других деятелей из этих сфер. Как всегда, он нарушал одну из основополагающих заповедей психоанализа — соблюдать дистанцию с пациентами — и с радостью принимал приглашения посетить «Бабельсберг» или же принадлежащие «UFA» павильоны в Темпельхофе.

Но сегодня он был здесь не на прогулке. Вместе с Минной они отправились на поиски Сильвии Мютель, бессменной костюмерши «UFA», которая как раз и работала с Альбрехтом Вегенером над «Der Geist des Weltraums» («Космическим призраком»), вышедшим в 1932-м.

Новый «Бабельсберг» оказался обширной равниной, на которой были разбросаны гигантские ангары с глухими стенами, то есть собственно съемочные павильоны. Согласно полученной информации, фрау Мютель работала на съемках «Телефон не отвечает, мсье», фильма с песнями и танцами, какие сейчас производили десятками.

Еще одно расхожее заблуждение: считалось, что нацисты снимают только пропагандистские ленты. Напротив, они стремились оболванивать публику сентиментальными комедиями и слащавыми опереттами. На один такой фильм, как «Triumph des Willens» («Триумф воли») Лени Рифеншталь или «Hitlerjunge Quex» («Юный гитлеровец Квекс») Ганса Штайнхоффа, приходилось множество пустопорожних однодневок, где все проблемы улаживались песенками.

Съемочная площадка «Телефон не отвечает» располагалась в третьей студии слева. Они двинулись по широкому проезду между грузовиками с платформами, на которых были установлены прожектора, и солдатами в остроконечных касках времен войны 1870 года.

Симон и Минна приехали утром, каждый со своей сенсационной новостью наперевес — один гонялся за Мраморным человеком, но на этот раз за реальным, а другая пришла к твердой уверенности, что Грета забеременела благодаря «Лебенсборн». Чья взяла? Сенсация на сенсацию, партнеры сошлись стенка на стенку. Их добыча, можно сказать, была равновесна, и ни один из них не удостоился ожидаемого места на пьедестале. А главное, их открытия совершенно не вязались друг с другом. Ни малейшей возможности слепить из них непротиворечивое целое.

Они отыскали нужную студию. Дверь стояла нараспашку, и они вошли в необъятную темноту ангара. Освещена была только декорация, и в огромном сумеречном пространстве она выглядела как резной деревянный макет, чем, в сущности, и была. Они споткнулись (в студии всегда спотыкаются) о какие-то кабели и осветительные приборы.

Извинились, спросили, как найти Сильвию Мютель, — они невольно заговорили приглушенно, как в церкви. Какой-то техник указал им на гримерку, примостившуюся в самом дальнем углу студии, — что-то вроде затерянного в темноте прицепа.

Они постучали, не получили ответа и вошли. Пространство было разделено рядами развешанной одежды — придворные наряды времен Фридриха II, средневековые рясы, сюртуки русской аристократии… В воздухе витал странный запах, смесь опилок, пыли, плесени. Запах смерти и забвения.

Они протиснулись между двумя стойками с костюмами и добрались до раскроечных и швейных столов. Какая-то женщина работала, перекладывая кипы ткани рядом со швейной машинкой, такой огромной, что походила на артиллерийскую установку.

— Здравствуйте.

— Что вам угодно?