Акимуды - Виктор Ерофеев

Русские дипломаты выдержали паузу.

– А сколько у вас живет народа на Акимудах? – спросил Виноградов.

– Ой, много! – неожиданно нахмурился Посол. – Когда люди умирают, многие из них превращаются в рыб.

В океане всем места хватит. Мы об этом еще поговорим.

010.0

– Рыбы! – хмыкнул генерал.

– Он так уклончиво ответил. Это меня опять насторожило, – сказал Виноградов. – Дальше у нас с Послом произошла ознакомительная беседа. Посол высказал мнение, что он с уверенностью смотрит на будущее России, и вдруг снова оглушительно захохотал. Я сначала подумал, что он подавился маслиной.

– Вы, русские, – шалуны! – покачала головой консул смерти с красными розами.

– Бог с вами, консул! – покосился на нее Посол. – Русские выдумали карту бессмертия! Я надеюсь, – продолжал он хладнокровно, – что скоро Россия вновь станет сверхдержавой, чтобы восстановить баланс сил, утраченный на земле и в космосе.

– Про космос вспомнил, – задумчиво сказал генерал.

«Карта бессмертия», – отметил про себя Куроедов.

– Можно тебя на минуту? – Виноградов отвел генерала в сторону. – Константин Палыч, я долго работал в Америке, поверь мне: это почерк американцев.

– Значит, считай: началась война, – посмотрел министру в глаза Константин Павлович. – Мировая война.

– А что, по вашему мнению, нужно сделать в первую очередь, чтобы Россия вновь стала сверхдержавой? – спросил на мониторе Посол Акимуд. – Ну, если россияне будут иметь по двести тысяч долларов в год, это поможет?

– У нас тут, знаете ли, своя валюта: рубли, – прищурился Виноградов.

– Стоп! А наше посольство когда отправится на эти самые… Акимуды? – громко спросил Рыжов в своем кабинете.

– Еще не решено, – Виноградов сделал загадочное лицо. – Ждем указаний.

– Где они будут жить в Москве? – между прочим спросил Куроедов.

– Сняли особняк в Хамовниках… Все прослушивается и просматривается. – Генерал снова взялся за пульт.

– Непонятно, как они просочились в машину, – сказал следователь Суровцев. – Видите: они садятся в машину сквозь закрытые двери.

Видеозапись. Озабоченное лошадино-обезьянье лицо Виноградова.

– Мы еще не привыкли к вашим условиям, – смущенно высовывается Посол из машины. – Извините, если что не так.

– Ну что, поверил в опасность, Игнат? – спросил генерал.

– Когда непонятно, что делать, надо дружить, – сказал Куроедов. – Миру – мир. Массовый гипноз. Мне пора.

Тут он совершил свою первую ошибку. Недосмотрел видеосюжет. Он встал.

– Игнат, – сказал генерал. – Это большая война.

– Посмотрим, – сказал Куроедов.

Они помолчали.

– Хорошо бы вызвать Зяблика, – тихо сказал Куроедов генералу Рыжову, – она знает толк в этих вещах.

– Вызови, – согласился генерал.

Генерал вынул диск из дисковода:

– Досмотри на досуге. Там есть материал на всех членов посольства.

– Обрати внимание на мадам консул, – добавил Виноградов. – Специальный фрукт. Русские, видите ли, шалуны!

Положив диск в атташе-кейс, Куроедов спустился вниз по лестнице, дружелюбно махнув рукой охраннику. Он подрабатывал теперь частным детективом по внеформатным явлениям. Куроедов сел в машину. И поехал домой. Москва красиво плыла за бортом.

– Отечество в опасности! – Куроедов скривил рот в улыбке.

Куроедов был смущен. Его меньше волновали Акимуды, чем его бывшая любовь, чем возможность работать вместе с Зябликом.

011.0< ЛЯДОВ>

Три академика в гостях у знаменитого режиссера, за столом с видом на Новый Арбат, утверждали, оглушительно громко, стремительно выпивая рюмку за рюмкой огуречную водку, затем хреновуху, что с Лядовым нельзя иметь дело. Лядов сошел с ума от тщеславия и мучит в ресторанах официантов.

Я знал, что он несчастен, как всякий умный мужчина: полон неистребимых комплексов, таскает повсюду на лацкане французский орден и терзается. Академики пили в присутствии жен, которые, наученные опытом, только чуть-чуть иронизировали над мужьями. Мне было странно, что тщеславный Лядов изобрел бессмертие.

012.0

Ровно в одиннадцать утра по московскому времени, когда я стоял под душем, мой мобильник заерзал, вибрируя по стеклянной полке с зубными щетками разных поколений, а затем, наткнувшись на индийский серебряный стакан, наполнил ванную мерзкой небесно-космической музыкой. Звонил Лядов. Он выпалил свой вопрос холеным голосом:

– Старик, ты боишься смерти?

Ненавижу, когда меня называют «старик». Я с утра – никакой. Лядов – потомственный циник, ученый с мировым именем. Друг Кремля, советник президента. Добрый семьянин, гурман, бабник. В общем, старосветское народное достояние.

– Ну! – сказал я.

– Что, «ну»? – не вытерпел Лядов. – Да или нет?

– Только на базаре пристают с вопросом «да или нет».

– Это Ницше! – радостно отозвался Лядов. – Бог умер. Открывай, я у тебя под дверью.

Раздался мягкий звонок. Дома никого не было. Я вылез из ванны, завернувшись в оранжевое полотенце.

– Хайль Гитлер!

Сын Лядова первым вошел в мою квартиру, вытянул руку в приветствии.

– Привет, нацик, – кивнул я.

– Подонок! – возопил отец.

– Это у них модно, – сказал я.

– Ну да! Он делает вид, что он как бы фашист.

– Я – фашист, – заявил сын.

– Подонок!

– А сестра моя – антифа. Мы дома с ней живем мирно, но на улице деремся! – похвастался мне юный фашист.

– Здравствуйте! – сказала антифашистка.

– Привет, Рот Фронт! – сказал я. – Дети! Идите на кухню. Там есть марокканские сладости.

– Я люблю марокканские сладости, – серьезно сказал сын-фашист.

– Конечно, мы с братом – разные, но нас соединяет зоологическая ненависть к Главному. Иначе мы бы убили друг друга!

– Реальность сложнее, чем вы думаете, – сказал Лядов детям.

Он постепенно успокоился. Я надел черное кимоно с красным подбоем и отвел его в розовую комнату.

– Ты один? Где твои?

– Во Франции, – неопределенно ответил я.

– А моя – в Швейцарии.

– Твоей – лучше, – сказал я.

Лядов обожал быть всегда в самом выгодном положении, несмотря на дружбу. Я не любил, как он бахвалится каждой бутылкой, которую ставит на стол, как вступает в конфронтацию по малейшему поводу с тем, чтобы оказаться сверху, я не понимал, зачем с ним дружу, но – я его любил вообще и дружил. Я вяло оправдывался тем, что с другими скучнее.

– Старик, я совершил грандиозное открытие. Я назвал его картой бессмертия. Следуя этой карте, разомкнув цепь жизни, можно жить не сто двадцать лет, как обычно считают предельный возраст, а практически бесконечно. – Он усмехнулся. – Но ведь это скучно!

– Помнишь, у Свифта…

– Нет. Карта бессмертия – это вечная молодость.

Полный пакет удовольствий.

– Поздравляю!

Я не знал, что еще сказать. Мир так стремительно шел к этому открытию, так беззастенчиво хотел его, что я, сидя в шелковом кимоно, приятно ласкающем тело, даже не испытал сильных чувств.

– Хочешь стать бессмертным? – спросил Лядов.

– Надо подумать, – ответил я.

– Представь, ты напишешь мильоны книг. Ты станешь реально бессмертным писателем.

– Потом воскресим отцов. Толстого с Достоевским.

– Дело времени, – хмыкнул Лядов.

– А ты не врешь про бессмертие? – вдруг не поверил я.

– Старик! Меня вызывают в Кремль. Они отнимут у меня открытие. Я их знаю. Я сам не хочу бессмертия, но у нас будет вечный царь! Диктатор получит способность раздавать куски бессмертия своим чиновникам. Он им назначит жизней в сто, двести или триста лет…

Он выглядел испуганным. Он боялся за свою жизнь.

– У меня больное сердце… Что мне делать?

Кажется, он впервые задал мне человеческий вопрос. Я тоже не хотел иметь в Кремле вечного царя. Я представил его себе – мне стало отвратительно. Бессмертие будет его личной привилегией, которую он распилит со своей бандой. Эти бандитские рожи станут властелинами мира, переживут всех и восторжествуют над всеми. Мы будем помирать, а они будут смеяться: пусть мертвецы хоронят своих мертвецов – летать на МИГах и глумиться над смертными.

– Что тебе делать? – переспросил я. – Будто не знаешь!

– У тебя есть кофе?

– Возьми сделай. – Я показал на кофеварку.

– Я бы, конечно, сбежал. – Академик взялся за кофеварку. – Но боюсь, они меня поймают на границе.

– А ты беги быстро! Не засиживайся, не пей у меня кофе – выбегай и сразу беги.

– Они за мной ходят по пятам.

– Слушай, – сказал я, – не преувеличивай их способностей. Скройся. Беги через Украину. Беги, старик, беги!

Я даже не заметил, как сам назвал его стариком. Я был в панике от возможностей открытия бессмертия в России. Только этого здесь не хватало!

– Ты думаешь? – спросил он с сомнением. – Но ведь я могу поставить им условия. Например, очертить группу не подходящих для бессмертия лиц, потребовать некоторых гарантий!