Будь ты проклят, сводный! - Анна Милтон

на кресле под внимательным взором водителя спорткара.

― Джинкс ― значит «проклятие», ― осведомляет Курков, обхватывая руль.

― Очень… мило, ― я облизываю кончиком языка верхнюю губу и отворачиваюсь в противоположную от него сторону. ― Поехали уже.

― Не указывай мне.

Я со скрежетом проглатываю негодование и выдерживаю паузу, которая перетекает в длительное молчание. Лишь тяжелая оглушительная музыка долбит по вискам и грозит порвать барабанные перепонки. В конце концов, не выдержав, я прошу Антона убавить громкость, потому что рискую болезненно лишиться слуха. Естественно, Куркову фиолетово на мою вежливую просьбу. Плевать ему и на то, что я пытаюсь перекричать альтернативный рок. Он мне так осточертел, что я готова выпрыгнуть из машины на полном ходу!

Я роюсь в рюкзачке, нахожу наушники и вдеваю их в уши, но это только на мизерную толику спасает от беспредела, учиненного Антоном. Хаос ― его среда обитания. Каждый раз на мои претензии он зрительно транслирует единственный и безапелляционный посыл: «Моя машина ― мои правила».

Нахождение поблизости с ним опасно для жизни! Мне следует распечатать крупный баннер и нести эту важную информацию в массы, чтобы уберечь от беды как можно больше людей!

Прокручивая данную праведную мысль, я немного успокаиваюсь.

Правда, затишье длится считанные секунды…

Мне чудом удается расслышать мелодию, стоящую на входящем звонке. Прилив неслыханной бодрости окатывает меня волной лихорадочного жара, что я даже подпрыгиваю на месте.

Адриан!.. Адриан звонит! Мне нужна тишина. Срочно!

― Сделай тише, Курков! ― я настаиваю жестче, истребив из своего голоса молящие нотки.

В ответ мерзавец иллюстрирует гаденькую ухмылку, и я, утратив всякий контроль над эмоциями, со звоном шлепаю его ладонью по голому плечу. Антон, облаченный в белую майку с коротким рукавом, выдает мгновенную физическую реакцию на контакт с моей рукой. Во-первых, напрягает мускулы, усиливая впечатляющий мышечный рельеф. Во-вторых, резко поворачивает голову ко мне и вонзается, как коршун, колким взглядом в мои глаза. А радужка его глаз от кристально-голубых за секунду темнеет до антрацитового.

― Мне парень звонит!

― Так ответь! ― убрав одну руку с руля, вскидывает ею между нами.

― Не могу, я ничего не услышу! ― указательным пальцем я тычу на свой слуховой наружный орган.

― Значит, не отвечай! ― орет он.

Аррр!

Пока мы спорим, Адриан сбрасывает вызов и пишет мне сообщение, спрашивая, в чем дело. Я поясняю, что мой сводный брат ― самый несносный, противный и эгоцентричный тип во всей вселенной, отказывающийся убавлять громкость музыки в машине. К облегчению, Адриан присылает смеющийся смайлик и утешает обещанием позвонить через несколько часов.

Господи, а ведь это только начало поездки…

Душевный подъем выжигается в корне скотским поведением сводного брата. Серьезно, он стал куда несноснее, чем год назад. Худшая версия Антона Куркова, прошу ненавидеть и не жаловать.

Мало того, что он воспрепятствовал моему долгожданному разговору с парнем, так еще твердит, что прежде чем мы приступим к покупкам, ему необходимо заняться своими делами. Какими именно, отвечать отказывается. И поскольку я являюсь его спутником, пассажиром, короче ― номером два, то обязана подчиняться, и вообще у меня своего голоса быть не может. И этому человеку двадцать лет. Мозг остановился в развитии в десятилетнем возрасте.

― Черта с два, ― рублю я категорично. ― Я могу не успеть купить все, что нужно.

― А это мои проблемы? ― в той же бескомпромиссной манере парирует негодяй.

― Ты вызвался помочь.

Антон ухмыляется. Достает из бардачка упаковку мятных леденцов и закидывает пару штук в рот. Мне не предлагает. Жмот.

― Притормози-ка, энтузиастка. Начнем с того, что я не вызывался.

― О-о-о, ― с искусственной печалью протягиваю я, скрещивая руки на груди. ― Все же прогнулся под папочку, правильный мальчик.

Мой перенасыщенный едкостью тон ужасно бесит Куркова-младшего.

― Еще одно слово обо мне и моем отце, клянусь, я остановлю эту тачку и…

Он обрывает себя и клацает зубами, раскалывая конфетки в крошку. Он… что? Что сделает? Сломает меня так же, как леденец? Припозднился. Я сломана им уже давно.

― Высади меня где-нибудь.

― Что, прямо здесь? ― язвительно конкретизирует Курков, кивая подбородком на выстроившийся перед нами автомобильный ряд. Мы передвигаемся с черепашьей скоростью по магистрали, со всех сторон окруженные всевозможным транспортом.

Черт, да. Лишь бы избавиться от тебя.

― Я знаю этот район, ― вру я. ― Можешь оставить меня здесь, и уезжай по своим делам.

― Ты ― тоже мое дело, ― без удовольствия толкует Антон, беспокойно тарабаня пальцами по рулю. ― Не самое занимательное, ― ох, ну конечно же ему необходимо прокомментировать собственную реплику и тем самым принизив мою существенность в его необыкновенно крутой жизни.

― Я в курсе, что для тебя плаваю где-то в районе плинтуса, ― с неопределенной интонацией ― полувопросительной, усталой и смиренной ― бормочу я, сползая вниз по сидению и угрюмо уставившись в лобовое окно.

Прикусываю изнутри щеку, ощущаю сопровождающее ускоренное сердцебиение болезненное покалывание в области ребер. Глупо оскорбляться на чужие чувства. Не в моих силах влезть в голову Антона и изменить его суждения обо мне в лучшую сторону. Он самый твердолобый баран, с какими мне только приходилось иметь дело.

― Так ты высадишь меня? ― спрашиваю я.

― Нет, ― снова убирает одну руку с руля и тянется к бардачку. На этот раз упаковку с леденцами кладет поближе. ― Угощайся, если хочешь, ― снисходит до щедрости баловень судьбы.

― Нет. Спасибо.

― Боишься потолстеть, Джинкс? ― сардонически подкалывает Антон.

― Нет, не боюсь. И не называй меня так.

― Почему? По-моему, забавно.

― Нисколько.

― У тебя отсутствует чувство юмора.

Да неужели? У меня? Он с собой не перепутал?

― Куда ты хочешь заехать? ― интересуюсь я, теребя лямку лежащего на коленях рюкзачка.