Сувенир - Нина Шевчук

хотят жить. Любить. На отдых ездить.

— Опять молоко подорожало, что ли? — проскрипело в окошко пивное пузцо.

— Подорожало.

— С ума сошли! Геноцид! — возмутилось пузцо и приказало. — Дайте три литровых в бутылке.

Василина отерла холодные слезы, ползущие по белым пластиковым бокам, и по очереди передала бутылки в руки покупателя.

— Безобразие! Что дальше-то будет? — не унимался тот. — Так дорого!

Интересно, сколько стоит путевка в край Василининой мечты? О существовании этого места она узнала всего год назад. Желая выяснить как можно больше о продукции, которую предстояло продавать, ввела в поисковик словосочетание «белый рай» и обомлела: вместо однообразных прайсов, изображений кефиров и ряженок на мониторе развернулся пейзаж настолько магический и притягательный, что трудно было поверить в его реальность.

— Один из лучших пляжей мира, — говорил рекламный сайт. — Тихая лагуна, кварцевый песок в мгновение ока заставят вас забыть обо всех проблемах.

В полдень «металлический рай», в котором сидела Василина, нагревался, словно парник, и ей казалось, будто из вспотевшей кожи вот-вот полезут шершавые зеленые побеги, которые уже к вечеру дадут мелкие кислые плоды. Тогда она брала пульверизатор, наполненный холодной водой, зажмуривалась и несколько раз брызгала на раскрасневшееся лицо, представляя, будто сидит на кварцевом песке, а лазурная волна щедро сыплет в нее солеными каплями.

Однажды, пару лет назад, они с Ивашиным отправились на отдых в село Андреевка. Дорога, пролегавшая через опаленную солнцем степь, заняла не больше получаса. Василина улыбалась и смешно щурилась, спасая от хлесткого ветра счастливые серые глаза. Однако радость закончилась быстро, когда оказалось, что от Андреевки до моря также не меньше получаса по пыльной степи, но на этот раз — пешком. У хозяина времянки, в которой поселилась пара, был старый велосипед, но Василина не умела держать равновесие. А если бы и умела, то ее объемистая фигура едва ли позволила бы свободно пользоваться этим транспортом. Ивашина неудачное расположение курорта не печалило: он приехал, чтобы выспаться, и на море не ходил вовсе. После трех дней тяжких походов к пустынному берегу, покрытому сухими колючками, Василина уехала назад в Пустошев, а Славик еще неделю спал в Андреевке. Вернулся лишь тогда, когда в морозильнике закончились котлеты и пельмени.

Образ Ивашина, заливисто храпящего на панцирной кровати под дырявым навесом, встал перед глазами, и к обиде за переписку прибавилось отвращение. Нужно было тогда все съестное забрать, чтоб знал! А она — дура хлебосольная, «огуречно-рассольная». Пирожки, супчики, отбивные, ребрышки в соусе, заливное, борщи, уха. Чего уж только этой свинье не готовила! А он вот как о ней! Зануда, значит. Кузов необъятный. Вот пусть теперь сам поживет.

Василина мысленно подсчитала все свежие и прошлогодние закатки. Кладовая Ивашинской квартиры была буквально набита бутыльками с соленьями и маринадами. Овощи, компоты, куриная тушенка — все до единого разносолы поедут к маме в деревню. Останутся только сухарики, которые она для панировки давила.

— Тетя! Тетя! Дайте клубничный йогурт!

Маленькое веснушчатое личико нетерпеливо подпрыгивало у окошка. Завитки волос на лбу подрагивали, косички торчали, словно уши у шкодливого котенка. Василина улыбнулась и взяла горсть теплой мелочи, которую девочка принесла в крепко сжатой ладошке. Потом достала из холодильника баночку и внимательно рассмотрела дату — не поработал ли над ней с ацетоном и маркером хозяин ларька.

— Вот, бери.

Девочка выхватила йогурт, и темноволосая голова исчезла. Свои лица покупатели показывали Василине редко. Как правило, в трех случаях: были пьяны и, как следствие, игривы; остались недовольны товаром и пришли ругаться и требовать назад деньги; если их животы недостаточно возвысились над землей в силу юного возраста.

Может, хорошо, что все так сложилось с Ивашиным? Что, если бы они уже поженились и детей нарожали? Дома, в деревне, ее и так никто не ждет с распростертыми объятиями: мать кормит двух питомцев — младшую дочку Аньку, которая бросила училище и не хочет работать, и отчима дядю Витю, который очень хочет работать, но не может из-за увлечения горячительными напитками. И вообще, глубинка нынче по контрастам обойдет любой Стамбул: у каждой старушки в кармане халата — мобильный, в домах — плазменные телевизоры стоят, а разведенная женщина с детьми все так же «брошенка с прицепом». Будь у нее дочка, вот хоть бы как эта озорная, с косичками, пришлось бы Ивашину гадости его мерзкие простить. Впрочем, детей он сам не хочет. И хорошо. Хорошо!

Кто-то тихо поскреб дверь ларька, потом ржавые петли скрипнули, и на пороге возникла Гульнар — продавец из хлебного.

— Ну как ты? Держишься? — спросила она, сочувственно моргая ужасно длинными густыми ресницами. Утром Василина не выдержала и рассказала об инциденте с Ивашиным. Уж очень хотелось с кем-то поделиться. И теперь с интервалом примерно в час Гульнар приходила с одним и тем же вопросом и давала один и тот же совет:

— Не надо горячиться, да? Уйти всегда успеешь. У меня и похуже бывало.

И женщина пускалась во все новые рассказы о собственных злоключениях, показывала шрам на ноге, яростно расширяла красивые черные глаза, потрясала в воздухе маленькой смуглой ладошкой.

— А знаешь, как он меня иногда называет?

Она понижала голос и выдавала какую-нибудь фразу на родном языке. Василина не понимала, но по выражению лица Гульнар догадывалась, что значение слов, должно быть, очень оскорбительное. Может даже отвратительное.

Выругавшись, булочница обиженно поджимала губы, стаскивала с безымянного пальца мощное обручальное кольцо, швыряла его в карман фартука и уходила в свой ларек. Там она еще долго раздраженно передвигала на полках обветренные батоны.

Когда на рынок опускался усталый вспотевший вечер, Гульнар зашла попрощаться.

— Слушай, Вась, как жалко, что твой хозяин, Сашка, уже женат. Морда у него страшная, но человек состоятельный. И обходительный.

Ничего не скажешь, обходительный. Василина вспомнила, как перед Новым годом Александр Борисович «обошел» ее сзади и жадно вцепился всей пятерней в правую ягодицу. Сработал инстинкт, и она мгновенно отмахнула правой рукой по уху хозяина. Будучи не совсем трезвым и уступая Василине в весе не менее двадцати килограммов, «хватальщик» ударился о холодильник с такой силой, что с полок посыпались бутылки. Василинино счастье, что тезка хозяина, Александр Паркес, полтора века назад изобрел пластик. Будь тара стеклянной, она дорого заплатила бы за убытки.

Поднялся хозяин не сразу — с минуту стоял на четвереньках в то время, как испуганная Василина улепетывала подальше от ларька. Следующим утром, однако, «обходитель» вел себя так, будто ничего не случилось. Василина тоже никому не рассказала об этом досадном случае. Даже Ивашину. Впрочем, его бы это нисколько не озаботило.