Искусство жить. Реальные истории расставания с прошлым и счастливых перемен - Стивен Гросс

Сидя за столом, я закрыл папку с историей болезни и задумался, что сталось с Майклом за все эти годы? Может быть, он теперь женат и воспитывает детей? Что заставило его отказаться от свадьбы с Клер? Я вернул папку в шкаф, где храню архивные материалы, и закрыл офис на ночь.

* * *

Через несколько дней, как мы и планировали, пришел Майкл. Он снял пиджак, сел на стул и начал осматриваться в комнате. В этот момент я поймал себя на том, что ищу на его левой руке обручальное кольцо. Его не было.

– Сколько лет, сколько зим, – сказал мне Майкл.

Мы некоторое время сидели в молчании.

– Чем я могу вам помочь? – спросил я.

Он на несколько мгновений замер, а потом сказал:

– Мы с доктором Х. пришли к выводу, что в действительности психоанализ мне помочь не может. Если честно, то наше общение с доктором Х. закончилось некоторым провалом… Но и этот провал имел определенную ценность.

Я сказал, что не очень понимаю, к чему он клонит.

Несколько мгновений Майкл смотрел в пустоту, словно разглядывая что-то, что было видно только ему, а потом сказал:

– Вы знаете историю Кафки и Фелиции Бауэр? Кафка целых пять лет сходил с ума по Фелиции. Иногда он писал ей по нескольку писем в день. Она жила в Берлине, а он в Праге – то есть не так уж далеко, даже по меркам того времени. Но за все пять лет, пока они были обручены, у них было всего десять очных свиданий, длившихся, зачастую, не больше часа-двух.

Если вы читали письма Кафки, – продолжил он после некоторой паузы, – то наверняка знаете, что он вел себя как безумец: он хотел знать, где Фелиция бывает, с кем встречается, что ест и во что одевается. Кафка требовал от нее немедленных ответов на свои письма и впадал в ярость, когда не получал их. Он дважды делал ей предложение и дважды шел на попятную, в результате чего свадьба так и не состоялась. Для Кафки была невыносимой сама мысль о расставании с Фелицией. Но еще сильнее его беспокоило ее присутствие.

– Кафка снова и снова заводил отношения такого типа, – рассказывал мне Майкл. – Сегодня мы сказали бы, что он был личностью шизоидного склада или страдал от какой-нибудь слабой формы синдрома Аспергера, но все эти ярлыки не помогут нам добраться до сути явления. Упорнее всего он избегал человека, от которого больше всего зависел, – самой желанной женщины.

Майкл немного помолчал, а потом продолжил:

– То же самое происходит и у меня. С Клер. С самим доктором Х. Чем дольше мы общались с ним, тем больше я зависел от доктора Х., тем сильнее у меня было чувство, что мне нужна его помощь, и тем чаще я прогуливал сеансы и подумывал вообще бросить лечение.

«Мне кажется, доктору X. было трудно поверить, что я искренне счастлив в одиночестве. Я и сам поначалу этого не понимал. Я, как ион, считал, что у меня просто есть психологический блок, не позволяющий желать близости с другим человеком».

Он рассказал мне, что в начале работы с доктором Х. находился в депрессии от стыда за то, каким образом отменил свадьбу и что наговорил родственникам и друзьям. Он бросил аспирантуру, где занимался исследовательской работой в области математики, и, устроившись на работу в банковской сфере, занялся компьютерным моделированием. Приблизительно через полгода он нашел новую квартиру и даже начал получать удовольствие от работы.

– Я почувствовал себя немного лучше. Поначалу процесс психоанализа шел очень хорошо, и именно по этой причине мы с доктором Х. только через некоторое время поняли какие-то очевидные вещи: например, мое стремление держать под контролем разделяющую нас дистанцию. Обычно люди с течением времени сближаются. Но у меня такого не получается. Я не чувствую, что начинаю больше доверять человеку… Ну, если только совсем немного.

«Главная проблема для меня – это чувство, что тебя любят, потому что любовь – это требование чего-то большего. Когда тебя любят, от тебя требуют большего».

Ситуация прояснилась после еще одного разрыва с женщиной. Майкл завязал романтические отношения с девушкой из Нью-Йорка. Общались они в основном по телефону. Он звонил ей каждый будний день, когда она приходила с работы, а он готовился отойти ко сну. Виделись они где-то раз в три месяца.

– Она считала, что нам следует встречаться чаще. И я был с этим согласен. Ведь разве не так должны развиваться отношения? Но я просто не мог заставить себя сделать это. Мы с ней не раз обсуждали мои страхи, то есть боязнь близости, привязанности и отцовства. Когда она сказала, что может переехать сюда, я испугался. Все вышло в точности как с Клер. Я просто не смог пойти на это, и мы расстались.

Немного помолчав, Майкл добавил:

– Мне кажется, доктору Х. было трудно поверить, что я искренне счастлив в одиночестве. Я и сам поначалу этого не понимал. Я, как и он, считал, что у меня просто есть какой-то психологический блок, не позволяющий желать близости с другим человеком.

Я спросил его, пришли ли они с доктором Х. к каким-нибудь выводам относительно причин такого поведения.

– Я бы мог сказать вам много всякого, но факт в том, что, оказываясь в паре с кем-то, я чувствую, что постепенно исчезаю, умираю… Теряю рассудок.

Я слушал Майкла, и мне становилось не по себе. Я сообразил, что во время самой первой консультации был близок к истине, когда предполагал, что ему нужна, так сказать, медицинская справка, навсегда освобождавшая его от свадьбы, но в письме доктору Х. отмахнулся от этой догадки, пошутив, что, «может быть, он просто еще не встретил свою единственную и неповторимую».

Словно прочитав мои мысли, Майкл сказал:

– Многие люди, особенно психоаналитики, думают, что счастья можно достичь только в паре с кем-то. Но не все мы созданы для таких взаимоотношений.

– Вы считаете, что во время нашей первой консультации я ничего не понял и сделал неправильные выводы? – спросил я.

– Вы пытались понять, что не заладилось у нас с Клер. Я уходил от вас с ощущением, что вы были сильно озадачены, но желали мне добра. Как правило, мне сразу начинают говорить о моей стеснительности, боязливости и низкой самооценке. Вы так обо мне не думали, но тем не менее считали, что психотерапия поможет мне во взаимоотношениях с женщинами. И это была ошибка.

Майкл подался вперед.

– Не расстраивайтесь, так на мой счет ошибаются почти все. Даже я сам иногда думаю о себе то же самое. Но штука в том, что, как только я чувствую, что вроде бы нашел подходящую дистанцию, правила меняются, и у меня создается ощущение, что тот человек оказался ко мне слишком близко.

И любовь не сможет этот мой изъян исправить, – продолжил он, – потому что я чувствую в ней угрозу. Именно по этой причине я и сломался прямо перед свадьбой. Главная проблема для меня – это чувство, что тебя любят, потому что любовь – это требование чего-то большего. Когда тебя любят, от тебя требуют большего.

– И вы думаете, что я… Ну, мы, психоаналитики… как раз этого и не увидели? – сказал я.

– Да, но и мне самому потребовалось много времени, чтобы понять, что для меня правильно. Кто я есть такой на самом деле… И смириться с этим.

Через открытое окно с улицы доносились голоса прохожих.

– Я все-таки не очень понимаю, что вы ждете от меня, – сказал я. – Чем я могу вам помочь?

– Я скучаю по доктору Х., – ответил Майкл. – Мне не хватает наших бесед. Он помог мне найти слова, способные объяснить все это. И теперь, когда я рассказываю вам это, мне становится лучше. Мне не так одиноко. Я не умею сближаться с людьми, но одиночество-то я чувствую. Мне бы хотелось приходить повидаться с вами, когда у меня будет возникать такая необходимость.

Я немного помолчал, надеясь, что ему захочется рассказать мне еще что-нибудь.

– Можно мне так делать? – спросил он. – Вас это не затруднит?

Именно так мы и договорились.

О страстном желании оставаться в неведении

Я давно подозревал, что одной из моих пациенток изменяет муж, но полной уверенности в этом у меня, конечно, не было.

Через несколько лет после того, как я стал квалифицированным психотерапевтом, то есть в возрасте тридцати девяти лет, я взял пациентку по имени Франческа Л. Она пришла ко мне по направлению своего семейного врача и жаловалась на послеродовую депрессию.

К концу первого года лечения депрессия медленно, но верно начала отступать. Тем не менее много несчастья и беспокойства ей приносили постоянные споры с мужем, возникавшие, вероятнее всего, из-за их обоюдной неспособности мыслить категориями семейной пары.

Психотерапевту может быть известно о пациентах только то, что расскажут о себе они сами, но, несмотря на это, на протяжении первых двух лет анализа Франчески я не мог избавиться от подозрений, что ее муж Генри ей изменяет.

Начнем с того, что он заводил многочисленные романы еще во время своего первого брака. В результате он бросил свою первую жену с десятилетним сыном, чтобы жениться на Франческе. Но и их семейная жизнь была наполнена великим множеством мелких и вроде бы незначительных деталей, наводивших меня на тревожные мысли. Например, в будние дни после работы Генри якобы ходил в фитнес-клуб, чтобы поплавать в бассейне, но пару раз, когда Франческе нужно было его найти и она забегала в клуб, его там не оказывалось.