Американец - Рожков Григорий Сергеевич

– Сколько времени? Где мы? – Интересно, это мой голос или я вновь куда-то переместился и еще переселился?

– Очнулись? – обратился ко мне голос справа. Медленно, не рискуя, как прежде, поворачиваю голову и вижу шагающего рядом с носилками Боброва. – Время, – смотрит на наручные часы, – двадцать минут третьего, мы уже недалеко от расположения отряда.

– Что со мной случилось? – Надо оценить мое состояние со стороны.

– Вас по голове деревом приложило… – Глаза мои полезли из орбит. – Его миной подрубило и на вас обрушило. Ох и повезло вам: деревце было так себе, тростинка. Будь оно потолще, убило бы. А так – только головой теперь маетесь. – Ну и ну. Вот где подумаешь о важности наличия каски! Как только будет возможность, добуду себе каску!

– Старшина, попросите носильщиков опустить меня на землю. Я себя уже лучше чувствую, попробую встать.

– Э нет, товарищ инструктор! Нельзя вам! – попытался сопротивляться Бобров.

– Остановите, я сойду.

Мысленно ухмыляюсь и жду, когда носилки опустят на землю. В стороне звучит голос Аверьянова, приказывающий нашей группе остановиться. Медленно приподнимаюсь на локтях. Постепенно начинает кружиться голова. Ничего, терпимо, и это странно: так быстро от сотрясения не отходят… Все же сохраняя темп улитки, сажусь и всем телом поворачиваюсь к Боброву и Аверьянову. Осторожно кручу головой и оглядываюсь. Ничего, резко, главное, не дергаться, а так нормально. Встаю на ноги, и меня подхватывают, прежде чем я успеваю упасть назад.

– Все в порядке, отпустите. – Бойцы нехотя, но отпускают меня. Стоим, нормально стоим. Делаю шаг, другой, в голове каждый шаг отдается болью, но не очень сильной. – Нормально, идти смогу. – Старлей недоверчиво глядит на меня.

– Может, ляжешь на носилки, Майкл?

Отрицательно мотаю головой. Ой… Фух. Нельзя так мотать башкой – оторвется на фиг. Так, кобура с трофейным пистолетом на боку, а иного оружия нет.

– Дайте мне оружие – и пойдем. Время не ждет. – Несогласие можно было с легкостью считать с лиц всех моих собеседников. Но оружие дали. Не СВС, а МП-40 и ремень с шестью подсумками с магазинами. Неплохо. Удобно и не очень тяжело. – Попить не найдется у кого? – Окидываю взглядом ближайших бойцов. Мне тут же протягивают алюминиевую фляжку в чехле. Делаю несколько глотков и возвращаю флягу хозяину. О, полегчало. – Спасибо. – Тут же весь наш отряд приходит в движение: пока я пил, Леха дал отмашку. Ну и я не буду отставать.

Через час мы вышли к расположению отряда. Где находится отряд, было понятно еще издалека: стреляли в той стороне постоянно. Алексей приказал всем укрыться в лесу, а сам с двумя бойцами ушел вперед, на разведку. Уходя, он посмотрел на меня, потом на старшину, потом опять на меня и сказал, что я остаюсь за старшего до его возвращения. Плюс мне, жирный такой плюс. Доверие, значит, заработал, и даже хорошее доверие, если он мне своих солдат оставил на контроль.

Через двадцать минут разведка вернулась. Алексей весь сиял, словно пять копеек нашел! На небольшой совет тут же собрались я, старшина и сержант Васильков. Сержанта, кстати, на заставе в самые первые минуты после обстрела не видел, значит, он был вместе со старлеем в наряде…

Аверьянов рассказал такое, от чего я просто выпал в осадок, покрылся пеплом и перестал существовать вообще. Поляки уже при поддержке немцев не смогли войти в расположение погранотряда из-за мощной обороны! Шесть немецких танков и две польские танкетки уничтожены на подходах к КПП и на поле перед заставой, пехоты поляки оставили там до чертиков. Если и танки стоят битые на подходах, то, значит, у пограничников есть или противотанковые орудия, или танки. Одним словом, так просто в отряд враги не войдут, оборона там что надо. Это было в плюсе.

А были еще и минусы. Во-первых, силы противника концентрировались, по крайней мере, в лесу на западе от расположения отряда. Про север ничего не известно, но, возможно, со стороны Бреста тоже двигаются и группы противника. Упоминание о Бресте добавило еще один пункт к медленно складывающейся карте моего местоположения. Во-вторых, в ближайшем к отряду лесочке немцы развертывают артиллерию, Алексей смог разглядеть грузовики с прицепленными пушками.

– Что за пушки? Как они выглядят? Где разворачиваются? Сколько их? – прорвало меня.

– Эмм… – от такого напора мои товарищи по беде застопорились.

– Алексей, дай мне, пожалуйста, бумажку и карандашик.

На такой запрос Леха отреагировал быстро и вручил мне требуемые предметы. Быстрыми движениями я набросал нечто похожее на классическую немецкую ПТО[5] «PaK 38» или «40» – все равно вид у них очень похож, а сейчас не это важно. Показываю набросок разведчикам.

– Точно! Две таких подтащили, и еще было три более крупные… Калибр большой у них был. Гаубицы, наверное. – Быстро рисую 10,5 cм «leFH 18». Ничего в голову, кроме этой гаубицы, для первых лет войны у меня не лезет. – И опять в точку, товарищ инструктор! А вы откуда знаете, что за пушки мы видели?..

Волна напряжения мгновенно распространилась среди пограничников и коснулась меня. Я сжался от осознания своей тупости. Ну, с чего бы я это так неожиданно прозрел и предсказал, что за пушки видели разведчики? Придурок! Крутись, Артур! Теперь ты – это не ты! Ты офицер!

– Это самые распространенные виды немецкой противотанковой и гаубичной артиллерии, – удивляюсь я и делаю вид, что это вроде мои собеседники сморозили глупость. – Противотанковое орудие «PaK 38», – тычу карандашом в первый рисунок, – и 105-миллиметровая легкая гаубица. – Сработал мой наезд, пограничники замялись. – Ладно, сейчас иной вопрос. Немцы, выходит, готовятся обстреливать артиллерией позиции пограничников в расположении отряда. Присутствие у врага ПТО говорит о наличии в отряде танков. – Размышления о том, что у обороняющихся есть танки, взбодрили бойцов. Перевожу взгляд на Аверьянова: – Нужно захватить или уничтожить пушки, а потом прорываться в расположение отряда. Если будем просто прорываться, то вскоре немцы сначала перекопают весь отряд, а потом пошлют вперед поляков.

Машу рукой, указываю на восток, туда, где находятся обороняющиеся погранцы. В голове это движение откликается резкой вспышкой боли. Меня слегка скручивает, к горлу подкатывает тошнотворный комок. В руку неожиданно вкладывают холодную фляжку. Несколько жадных глотков облегчают состояние, и я поднимаю взгляд на Аверьянова. Старлей задумчиво чешет лоб.

– Нас не так уж и много, а артиллеристов в том лесочке поляки прикрывают… Как же мы взводом будем их атаковать? – Здравое размышление, но без учета некоторых деталей.

– О нашем существовании противник не знает. – То, что я сказал «противник», вызвало одобрение у собеседников. Прежде я хоть и убивал врагов, но, наверное, делал это ради собственного выживания, а сейчас выражаю свое отношение к фашистской агрессии. – Насколько я знаю, пограничники – это высокопрофессиональные бойцы. Тем более советские пограничники относятся к войскам НКВД, а это очень серьезно. – Васильков и Бобров дружно приосанились, лица их засияли от гордости за родной НКВД. Алексей лишь скромно ухмыльнулся, одобряя мой «комплимент». – Вас целый взвод, и вы отлично вооружены. И вы не одни! Там, в расположении пограничного отряда, находится много таких же опасных солдат, как вы. И у них есть танки! Товарищ старший лейтенант, как вы думаете, командир отряда обратит внимание на такой неожиданный удар в тыл противника?

– Думаю, если мы подадим сигнал, то на нас не только обратят внимание, но и помогут, – с некоторым сомнением произнес старлей.

– Товарищ старший лейтенант, разрешите мне лично сходить на разведку и оценить дислокацию и количество сил противника?

Алексей задумался, потом согласился, но с условием, что он и еще двое погранцов идут со мной.

Через пять минут мы лежали в зарослях кустарника и в бинокли разглядывали лес за дорогой. Немцы и поляки, словно ужаленные в седалище, даже не пытались быть незаметными и безумно бегали, выполняя известные лишь им задачи. На поляну вниз по дороге, ближе к границе, откатили гаубицы и стали их разворачивать.