Сиротка. Нежная душа - Мари-Бернадетт Дюпюи

— С каких это пор ты, Мимин, поешь серенады птицам? Или, может, ты так старалась ради волков?

Сперва она узнала насмешливый низкий голос, а потом и слегка надменное лицо.

— Симон? — удивилась Эрмин. — Симон, это правда ты?

— Конечно я! Приехал к родителям на несколько дней.

Юноша, старший из сыновей четы Маруа, внешне был копией своего отца, Жозефа, вот только улыбался намного чаще и был чуть выше ростом. Эрмин относилась к нему как к брату. Когда монахини стали искать кормилицу для малышки, найденной на пороге их монастырской школы, Элизабет как раз отняла от груди восемнадцатимесячного Симона. Мальчик сперва ревновал, но быстро привязался к белокурой голубоглазой Эрмин.

— Симон! А я отправила тебе поздравительную открытку в Монреаль! У тебя отпуск?

— Да. И, как видишь, я решил устроить себе пешую прогулку. Мне очень хотелось повидать маму и братьев. Эдмон сильно вырос. И Арман тоже.

— Арман уже совсем взрослый парень! Он работает у мамы вместо Селестена, того противного типа, которого она уволила.

Они смотрели друг на друга — оба взволнованные, радостные. Последний раз они виделись полтора года назад, в конце лета 1930 года. Благодаря помощи Лоры Симону удалось уехать на работу в Монреаль. Она дала ему рекомендательное письмо к старшему мастеру принадлежавшего ей завода.

— Ты до сих пор не выбрал себе невесту? — шутливо спросила Эрмин. — А может, приехал, чтобы объявить родителям о скорой помолвке?

Симон, весьма видный юноша, имел успех у девушек. Однако, услышав вопрос Эрмин, он только досадливо поморщился:

— Никаких невест нет и в помине! У меня совсем мало времени на развлечения. Проводишь меня, Мимин?

Он по-братски взял ее за руку. Эрмин вспомнила, как упорствовал Жозеф в своем желании их поженить, чем огорчал Элизабет, считавшую, что союз супругов должен строиться на любви, а не на дружбе.

— Ты отличный парень, Симон! — сказала молодая женщина. — Я очень, очень рада тебя видеть!

Симон расхохотался. Рядом с ней он чувствовал себя так, словно вернулся в детство. Вспомнились их с Эрмин совместные прогулки по снегу на лыжах, их ссоры, игры.

— А ты вышла замуж и стала мамой! — сказал он весело. — Я получил фотографию твоего сына. Давно не видел таких толстых щечек! Я завидую тебе, Эрмин, ты все-таки вышла за своего Тошана, за того, кого любишь. Я обязательно с ним познакомлюсь. Вы здесь с Рождества?

— Да. Приходи к нам на кофе! Завтра воскресенье, Тошан будет дома. Он не хочет обременять мою мать, поэтому нашел себе работу.

— Я его понимаю! — отрезал Симон. — В этой жизни нужно иметь чувство собственного достоинства! Думаю, мы с ним станем добрыми приятелями.

— Добрыми приятелями… — повторила Эрмин. — Я не слышала этого выражения сто лет! Так всегда говорили в Валь-Жальбере, но теперь жителей здесь осталось совсем мало. А мама, Ханс и Мирей не знают ни слова из нашего местного говора.

Так, болтая обо всем на свете, они подошли к дому Лоры. Входная дверь тотчас же отворилась, и показалась Мирей с закутанной шарфом головой.

— Эрмин, куда ты запропастилась? — зачастила она. — Ребенок уже десять минут плачет от голода! Мы никак не можем его успокоить!

— Иди скорее! Я отсюда слышу крик твоего малыша, — с улыбкой сказал Симон. — Голос у него неслабый! А ты, должен сказать, поешь все так же здорово. В Монреале я читал все афиши, надеялся увидеть твое имя. Песня, которую ты сейчас пела в лесу, просто великолепна!

— Спасибо! Приходи завтра к нам на обед вместе с Бетти и мальчиками. Я спою для вас. Этого мне никто не может запретить…

Последние слова Эрмин произнесла так тихо, что Симон не заметил в ее голосе горьких ноток. Он поцеловал ее в щеку и направился к монастырской школе, а оттуда — к дому родителей на улице Святого Георгия.

«Бетти, конечно, очень рада, что Симон приехал. Она так по нему скучает», — подумала молодая женщина.

Она уже вошла в дом и сняла сапожки и шубку. Дом полнился гневным плачем Мукки. Навстречу Эрмин выбежала Шарлотта.

— Поторопись, он так плачет, что стал весь красный! — сообщила она.

Лора пыталась укачать вздрагивающего всем телом младенца, чье маленькое личико сморщилось в приступе инстинктивного гнева. Эрмин заметила, что щеки матери мокры от слез.

— Что случилось, мама? — удивленно спросила она.

— Мне стало страшно! Что, если бы он задохнулся, надрываясь от крика? Если ты собираешься завести привычку уходить из дома без предупреждения, приучи сына сосать из бутылочки.

Немного обиженная словами матери, Эрмин расстегнула корсаж и приложила малыша к груди. Тотчас же воцарилась полнейшая тишина.

— Это странно! — сказала Эрмин. — Он должен был бы еще спать. Что-то его разбудило. Прости меня, мамочка, мне просто захотелось немного прогуляться по лесу. Я не подумала, что ты будешь волноваться.

— Сейчас я расстраиваюсь из-за каждой мелочи, — согласно кивнула Лора. — Я почувствовала себя совершенно беспомощной, глядя на нашу плачущую крошку! Шарлотта хотела укачать Жослина, но я его не отдала.

Эрмин промолчала, но про себя подумала, что девочке, скорее всего, удалось бы успокоить младенца.

— Мама, Симон приехал. Мы встретились в лесу, я как раз пела. Для этого я и вышла. Не хотела вас беспокоить.

Лора с обидой посмотрела на дочь.

— Ты сможешь петь, сколько захочешь, если подпишешь контракт с мсье Дюплесси. Ситуация становится гротескной, Эрмин! Господь наделил тебя уникальным даром! Если так пойдет и дальше, твой голос понадобится тебе только для того, чтобы созывать детей к столу, стоя на пороге хижины, затерянной в чаще леса! Я не заговаривала об этом раньше, потому что не хотела тебя расстраивать, однако Тошан не имеет права портить тебе жизнь!

— Но он ее совсем не портит! — возразила молодая женщина.

— Ну-ну! Для начала, зачем ему понадобилась работа, которая заставляет его жить вдалеке от тебя и Мукки? Он мог бы заняться чем-то полезным и здесь.

Эрмин поморщилась, отметив про себя, что мать назвала ее малыша Мукки, а не Жослин. С некоторых пор Лора перестала произносить вслух имя бывшего супруга.

— Что с тобой, мама? — воскликнула молодая женщина. — За последние пару недель ты сильно переменилась. Говори что угодно, только не обвиняй Тошана в том, что он мешает мне петь. На первых порах ты относилась к нему очень хорошо, но теперь мне кажется, что ты терпеть не можешь моего мужа!

Лора молча вышла из комнаты. В коридоре она разрыдалась. Женщина тщательно скрывала от дочери истинную причину своих терзаний.

«Я не могу рассказать Эрмин, что со мной происходит! — испуганно думала она, спускаясь по лестнице. — Оказавшись в объятиях Ханса, я думаю о Жослине, мне кажется, что он смотрит на нас с небес. И теперь я жалею, что мальчика назвали его именем. Если кто-то произносит его вслух, меня оторопь берет. Господи, а ведь я так радовалась предстоящей свадьбе с Хансом, радовалась, что приехали Эрмин с Тошаном! А теперь все пошло кувырком! Думаю, мне бы стало легче, если бы я куда-нибудь уехала, хотя бы на время. Этим летом мы поедем в Квебек, чего бы это ни стоило. Мне нужно развлечься, посмотреть на людей».

Ханс читал в гостиной. Он нежно посмотрел на Лору, когда та вошла в комнату.

— Почему ты плачешь? — спросил он. — Поссорилась с Эрмин?

— Я засыпала ее глупыми упреками, — призналась Лора. Подойдя к печке, она стала греть ладони, потирая их друг о друга. — Думаю, мне просто надоела зима. Мы все время вынуждены сидеть в доме, окруженные снегом и холодом.

— Совсем недавно тебе это нравилось…

Лора кивнула. Внезапно она почувствовала, что присутствие Ханса ей неприятно. Официально он жил в ее доме на правах гостя и друга семьи, но пятьдесят оставшихся в Валь-Жальбере жителей с некоторых пор находили столь продолжительное его пребывание здесь неприличным.

— Думаю, я чувствую себя дискомфортно потому, что мы перестали быть в доме одни, Ханс, — сказала она тихо. — Ты больше не спишь рядом, и мне снятся кошмары. Но Эрмин не сможет этого понять. Она была бы шокирована, узнав, что мы спим вместе.

Услышанное удивило пианиста. Он закрыл журнал, который листал, и поправил очки. Ханс чувствовал себя польщенным, и, кроме того, слова Лоры его растрогали.

— Значит, тебе так меня не хватает? — едва слышно спросил он, поглаживая ее по щеке. — Для меня тоже очень мучительно просыпаться и видеть, что тебя нет рядом. Но сегодня я приду к тебе, несмотря ни на что.

— Приходится прятаться, как будто мы делаем что-то плохое, — пожаловалась Лора. — Нам нужно поскорее пожениться, этой же весной!

— Конечно, дорогая! Я с тобой полностью согласен.

Воскресенье, 22 января 1933 года

Стоя у кухонного окна, Эрмин смотрела на проложенную Арманом Маруа дорожку в снегу, надеясь увидеть Тошана. Пятнадцатилетний мальчик с усердием исполнял обязанности «фактотума»[10], как любила говорить Лора. Прежде эту работу делал Селестен, уволенный за то, что стакнулся с Жозефом Маруа. Укачивая на руках сына, молодая женщина вполуха слушала разглагольствования домоправительницы.