Фальшивый грош - Эстел Томпсон

— Надеюсь, не зацепилась снова за шип?

Я вздрогнула. Я и думать забыла о Дике Бейнсе.

— Пойдем, — твердо сказал он, — угощу тебя рюмочкой, как обещал. Вообрази только, — он взял меня под руку, увлекая через отель, — в этом чудесном старом пабе есть даже столик под совершенно роскошным деревом во дворе, — в такой жаркий вечерок посидеть там очень приятно. А если еще и без комаров обойдется… Присаживайся, — пригласил он, подтаскивая зелено-белый деревянный стул к белому столу под деревом на аккуратной плиточной площадке под окнами столовой, — а я сейчас приволоку выпивку. Тебе что?

Через минуту он вернулся с вином, и я улыбнулась.

— Очень любезно с твоей стороны.

— Сейчас на ферме был, верхом катался. Всегда поднимается настроение от этого. На ферме Карла Шредера, — уточнил он. — Отсюда каких-то четверть мили. Я кузен его жены и держу там у него своего гунтера, лошадь свою охотничью. Мы с Капитаном обожаем скачки с препятствиями.

— С капитаном?

— Кличка лошади. Тебе непременно надо взглянуть на нее — красивейшее животное.

— По-моему, я уже видела, сегодня мимо фермы проезжала. Великолепный серый жеребец?

Дик улыбнулся и кивнул.

— Правильно, это и есть Капитан. — Он стрельнул на меня любопытным глазом. — Так ты знаешь ферму Карла?

— Была там в тот вечер, когда убили Элинор.

— О-о! — Глаза его удивленно раскрылись. — Да, правильно, говорили, что был еще один врач, друг доктора Пимброка. Но тогда я не обратил особого внимания на имя.

Он медленно, рассеянно покачивал виски в бокале.

— Смерть твоей кузины, — заметила я погодя, — наверное, была ударом для всей семьи.

— Семья у Элинор не такая уж и большая. Только Карл да моя мать, да и та ей не кровная родственница, а через замужество. И я. А мы с Элинор на многое смотрели по-разному.

Он предложил мне сигарету, а когда я отрицательно покачала головой, закурил сам. Я думала — сейчас он сменит тему, но он продолжал.

— По-настоящему жалко мне Карла. Он очень любил Элинор, хотя она плохо с ним обходилась, на мой взгляд. Потерять ее достаточно горько для него само по себе, но когда тебя вдобавок почти в открытую подозревают в убийстве… Наверное, никто и не догадывается, как тяжело он все переживает. А самое мучительное — подозрения над ним еще висят. Некоторые и сейчас поговаривают, что Карл мог совершить убийство, пусть даже и не умеет плавать, на лодке, дескать, переправился. А что следов не обнаружили — неважно. Разное болтают. За Карла непременно примутся снова.

— Дик, — медленно проговорила я, — извини, но я никак не возьму в толк этот довод — не умеет плавать. Разве можно с достоверностью сказать — Карл Шредер не умеет плавать?

— Да ты разве про ту историю не знаешь? — удивленно взглянул он на меня.

Я помотала головой.

— Я Барнардов спрашивала, но у меня возникло ощущение, что им неприятно беседовать на эту тему.

Дик коротко хохотнул.

— Том, видно, считает, что и сам виноват — накачал ребят. Но откуда ж ему было знать, что им в голову взбредет?

— Им — это кому?

— Компании местных парией — имен не знаю, кроме одного. Имена так и не всплыли, а у самих парней ума хватает держать рот на замке: до полусмерти перепугались. Было их вроде бы пятеро, и раз вечерком, перебрав тут в пивнушке, они пустились рассуждать об убийстве. Что вполне естественно. И тоже, естественно, большинство считали, виновник — Карл. Многие предполагали, он лжет насчет того, будто не умеет плавать. Против него тогда общественное мнение было здорово настроено.

Дик, смяв сигарету, потянулся в карман за новой.

— Надо признаться, я и сам был согласен с большинством. Видишь ли, пусть это неразумно, но Элинор — наша местная, а Карл — пришлый, и это влияет на чувства людей. Люди всегда такие, — он взглянул на меня. — А ты? Согласна?

— К сожалению, да. У всех у нас есть склонность считать людей другой национальности и даже из другого окружения — иными, чем мы сами.

— Местные любили Элинор. Она всегда была такая веселая, жизнерадостная, приветливая, и им нравилось, что она вернулась на ферму из города. Ловко управляла ею, так же ловко, как вписалась в местное окружение. Ну значит, беседовали они беседовали о гибели Элинор, а тут кто-то возьми да и брякни, что не верит россказням Шредера, и, разумеется, еще кто-то предложил, надо доказать — раз и навсегда, что все враки. Том говорит, что понял, про что они, только когда остальные загалдели: «Правильно, макнуть его надо в речку! Вот и увидим, умеет он плавать или нет!»

Парни бросились к выходу, быстренько попрыгали в машины и отбыли. Том, встревожившись, позвонил в полицию в Аврору. Чуть позже — чем больше он думал об этом, тем больше тревожился — позвонил доктору Пимброку.

Компания отправилась на ферму, выволокла Карла, не успел тот открыть дверь, впихнула его в машину и помчала к реке. С высокого берега парни швырнули его в воду, не обращая внимания на его протесты, что он не умеет плавать. А потом стояли на берегу, насмехались, крича, что не полезут спасать, пусть себе представления дает, какие вздумается, так что лучше и не начинать, а сразу выплывать самому. Никуда все равно не денется — придется.

Дик глубоко затянулся сигаретой.

— Сделали они то, что многим давно хотелось.

— И? — подтолкнула я.

— Течение Карла вынесло на середину реки, они видели его четко: светила полная луна. Он явно даже не пытался плыть, и кое-кто из парней уже забеспокоился, но другие прикрикнули на них — Шредер притворяется. На большой скорости примчалась полиция, и за их машиной тут же доктор Пимброк на своей; парни бросились врассыпную — тоже на большой скорости — кроме одного. Этот указал полиции, где Карл, один из полисменов нырнул и, подплыв к Карлу, отбуксировал его к берегу. Тот был без сознания. По-настоящему, по свидетельству доктора.

Дик чуточку неуверенно взглянул на меня.

— Доктор Пимброк ведь соображает, правда? Ну, если притворяется человек, будто без сознания — его ведь не надуть?

Я кивнула. Дядя Артур притворство чуял и без осмотра с пятидесяти шагов.

— Разумеется, доктор Пимброк раскусил бы притворство. Нет вопроса.

В наступившем коротком молчании до меня стало доходить, и мне стало неловко — какой стеной приходится отгораживаться блондину-немцу и от идиотов относительно безвредных, вроде меня, которые легко заключили — раз его версия неправдоподобна, так значит — автоматически — и фальшива, и от разумных людей, делавших очень разумные выводы и самодовольно пыжившихся: уж кто-кто, а они ошибаться не могут!

Я взглянула на Дика.

— Но ведь они могли убить его!

— Чуть не убили. Карл уже ушел под воду, когда до него добрался полисмен. К счастью, тому удалось, нырнув, зацепить его. Приехала бы полиция минутой позже и опоздала бы ровно на минуту. Несколько дней Карл провалялся в больнице, и Виллоубанк чувствовал себя крайне неловко. Но заметь, далеко не все — даже сейчас — верят, что не он убил Элинор, придерживаясь теории, что лодкой он все-таки мог воспользоваться. Но теперь хотя бы все убеждены, что плавать Карл и правда не умеет. Не станет же человек тонуть добровольно, чтобы доказать, что не убийца. Барахтаться хотя бы стал, притворяться. Жалобу на парней Карл подавать отказался, отказался даже назвать их, хотя, конечно, того, кто остался, полиция узнала.

— Понятно.

Я докончила рюмочку, мы сидели молча. Было еще очень тепло, но прохладный ветерок приятно колыхал листву, пронзительным стрекотом, похожим на пилу, били по барабанным перепонкам цикады.

— Дик, — наконец заговорила я, — если не станешь отвечать на мой вопрос, не обижусь: все-таки не мое дело. Но — не из тех ли это убийств, где всем причастным фактически известно, кто убийца, но у них просто нет доказательств?

Он с минуту очень серьезно смотрел на меня, и я уже решила — не ответит. Потом покачал головой:

— Нет! Ключика к разгадке нет ни у кого. Самый подходящий кандидат, конечно же, Карл. Убийств не совершают без мотивов, а ревность мужа — мотив самый сильный. Но помимо мотивов нужны и возможности, а крушение моста — крушение и его возможностей.

Дик нахмурился.

— Но если со сцены исчезает Карл, картина вообще утрачивает всякий смысл. Она, конечно, вырисуется, если сложить все кусочки, но лично для меня узор пока что не складывается.

Донеслись приглушенные удары гонга, и Дик встал, быстро проглотив остатки виски.

— Твой обед подан, а мне пора бежать домой.

— Ты не здесь живешь?

— Нет. В Авроре, торгую электротоварами. Хозяйство у меня ведет мама. Приеду в следующие выходные потренироваться на Капитане, так что, если по уши не завязнешь в болячках, и для тебя одолжу лошадку у Карла — покатаемся вдвоем. Доброй ночи, Джеки!

Он коротко-приветственно вскинул руку и отбыл: с двумя пустыми бокалами, шагая так, точно бы изо всех сил сдерживался, чтобы не побежать вприпрыжку. От дверей он оглянулся: на лице у него опять светилась лучезарная улыбка, словно бы вся серьезность, с какой он только что говорил, была напрочь забыта. Но я знала — нет. У меня сложилось впечатление — Дик Бейнс считает: Элинор дала Карлу повод для ревности. В чувства его и мысли я проникнуть, конечно, не могла, но видела — гибель кузины глубоко затронула его.