Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тем не менее Йен мог быть очень добрым и отзывчивым. Он постоянно был голоден и вечно покупал жирную пищу у неопрятных уличных торговцев. Как-то вечером, гуляя по Манчестеру, мы проходили по Альберт-сквер, мимо ратуши. В приоконных ящиках цвели гиацинты, наполняя воздух густым ароматом. Йен только-только откусил от горячего пирога с говядиной, как вдруг заметил одинокого бродягу, который съежился на скамейке. Едва сумев прожевать кусок, он подошел и протянул пирог бездомному.
18-летний Йен.
Прошло всего три месяца моего обучения на новом месте, когда Йен предложил мне найти работу и начать копить на свадьбу. Колледж уже успел мне наскучить, так что я устроилась в отдел контроля качества фармацевтической компании ICI. По будням мы каждый вечер разговаривали друге другом по телефону. Иногда он намекал, что может найти или уже нашел другую девушку, но все попытки вызвать ревность не могли поколебать моего полного доверия. Кроме того, из-за его собственной всепоглощающей ревности я считала, что роман на стороне — последнее, чего от него следует ждать. Переезд в Манчестер изменил Йена: насколько я знаю, он прекратил эксперименты с наркотиками.
Я вздохнула с облегчением, предположив (ошибочно), что он счастлив. Поскольку я даже не курила, попытки Йена отрешиться от реальности таким способом были мне совершенно непонятны.
Спальня Йена находилась перед гостиной в доме его родителей, и именно здесь мы проводили час за часом, слушая Лу Рида и Игги Попа. Я не возражала против такого выбора, так как к тому моменту выросла из собственных предпочтений. Единственным альбомом, который я так и не прочувствовала, был «Berlin» Лу Рида.
Однажды Йен решил почитать мне Оскара Уайльда. Он выбрал «Счастливого принца». Это сказка о драгоценной статуе — Счастливом Принце — и его дружбе с Ласточкой. Птица все откладывает полет на юг, чтобы помочь печальному Принцу: она снимает со статуи драгоценные камни и золото и раздает их несчастным жителям города.
— Милая Ласточка, — отозвался Счастливый Принц, — все, о чем ты говоришь, удивительно. Но самое удивительное в мире—это людские страдания. Где ты найдешь им разгадку? Облети же мой город, милая Ласточка, и расскажи мне обо всем, что увидишь[4].
Когда Йен дочитывал сказку, его голос начал надламываться, подобно оловянному сердцу статуи, и он заплакал так, как плачут дети.
Постоянно препятствуя спокойному ходу жизни, Йен заставил меня чувствовать себя неудобно и на первой работе. Его частые расспросы о коллегах мужского пола убедили меня в том, что не стоит заводить ни с кем дружбы. Он звонил каждую ночь и допрашивал меня. Во время одного из таких разговоров Йен нарочно разбил ногой стеклянную дверь в доме своих родителей.
Он был моим первым мужчиной, но беспричинно ревновал и однажды вечером, потеряв самообладание, наговорил столько сальностей по поводу мальчиков, с которыми я раньше дружила, что мне стало плохо. На следующий день мой отец взял выходной, чтобы со мной пообедать. Вместе с мамой они надеялись, что это конец моих отношений с Йеном Кертисом. Они всегда находили его странным, хотя до этого Йен вел себя с ними совершенно безобидно. Поначалу их беспокоили его проколотые уши, солнцезащитные очки, которые он носил даже в темноте, И сигареты «Мальборо», которые он не переставал курить ни на минуту. Позже их начали тревожить его эгоизм и желание постоянно быть в центре внимания. Йен объявился в Маклсфилде в пятницу. Зная, что моя мать не пустит его на порог, он снял номер в гостинице.
Тем вечером, сидя с ним на скамейке в Спарроу-парк, я пыталась расстаться, но как можно мягче. Я предлагала перестать на какое-то время встречаться или по крайней мере начать видеться реже. Он, казалось, был вне себя от горя и снова и снова уговаривал меня передумать. В конце концов я поддалась и согласилась продолжить отношения, хотя себе пообещала поскорее их закончить. На следующее утро, вооружившись букетом цветов, он отправился извиняться перед моей мамой. Она изо всех сил пыталась сделать вид, что прощает его, но я знала: она все еще в ярости.
14 февраля 1974 года Йен снова написал мне валентинку в стихах, где описывал сон: я одиноко брела по пустынному пляжу. Этот стих, несомненно, был не о любви. Я выбросила открытку, так как чувствовала: он просто пытался меня испугать. Тем не менее сон стал явью в июне 1980 года в Карнусти, в Шотландии, где я проводила выходные со своими родителями и Натали после его смерти.
Несмотря на мое решение расстаться, Йен и я уже были связаны неразрывно, и я не представляла свою жизнь без него. Он же так никогда и не забыл, что я пыталась порвать с ним. Он пригрозил, что у меня нет выбора, кроме как выйти замуж за него, и никогда не будет другого мужчины, поскольку я необратимо принадлежу ему.
Мы обручились 17 апреля 1974 года. Крошечный бриллиант на моем обручальном кольце окружали полдюжины маленьких сапфиров. Йен купил его в «Рэтнерс» за семнадцать с половиной фунтов. Больше всего меня поразило, что он продал свою гитару, чтобы заплатить за кольцо. Мои родители предложили мне либо отметить помолвку всей семьей, либо устроить вечеринку в честь моего восемнадцатилетия в декабре того же года. Йен решил, что мы должны отметить помолвку. Мы не смогли пригласить друзей из-за большого количества родственников, но для него это не имело значения. Он рассказывал мне, будто я не очень нравлюсь его друзьям, так что это не волновало и меня. Ко всему прочему, добавил он, если мы будем отмечать помолвку, то подарки пригодятся для нашего совместного будущего, а на восемнадцатилетие подарки будут дарить одной мне. Его доводы казались практичными, и он представил все так, будто заботился исключительно о будущем нашей семьи. К концу его речи мне уже казалось, что одна мысль о вечеринке в честь моего дня рождения — сплошной эгоизм. Я пригласила только одну близкую школьную подругу, Кристину Риджуэй. Всех остальных друзей Йен давно разогнал.
После помолвки.
Ливерпульское семейство прибыло в Маклсфилд в полном составе. Уж кто-кто, а эти люди веселиться умеют. Никто не собирался уезжать домой ночевать, так что даже те, кто был за рулем, могли как следует выпить за жениха и невесту. В кухне рассказывали забористые шутки, в столовой плясали, в гостиной болтали обо всем на свете. А родственники Йена ютились на краешке дивана и, скорее всего, чувствовали себя не особенно уютно. Ничего крепче чая они не пили, зато уж чай требовался в огромном количестве, так что моя мама весь вечер бегала на кухню, чтобы наполнить чашки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Нерассказанная история США - Оливер Стоун - Биографии и Мемуары
- Представьте 6 девочек - Лора Томпсон - Биографии и Мемуары
- Жизнь Бальзака - Грэм Робб - Биографии и Мемуары
- От солдата до генерала: воспоминания о войне - Академия исторических наук - Биографии и Мемуары
- Шереметевы. Покровители искусств - Сара Блейк - Биографии и Мемуары
- НА КАКОМ-ТО ДАЛЁКОМ ПЛЯЖЕ (Жизнь и эпоха Брайана Ино) - Дэвид Шеппард - Биографии и Мемуары
- Барса. Как создавалась лучшая команда в мире - Грэм Хантер - Биографии и Мемуары
- Письма Уильяма Берроуза - Оливер Харрис - Биографии и Мемуары
- Из записных книжек 1865—1905 - Марк Твен - Биографии и Мемуары
- Оливер Кромвель. Его жизнь и политическая деятельность - Евгений Соловьев - Биографии и Мемуары