Либертион - Анна Тищенко

Тиберий прошелся по парку, послушал немного речь пламенного юноши с горящим взором, который призывал слушателей разрушить и сжечь все дотла. Правда, не уточнял, что именно. Особенное омерзение Тиберия вызвала демонстрация борцов за права педофилов. Мужчины и женщины держали плакаты, на которых был изображен младенец Амур, и обычная надпись: «Требуем свободу!»

Наконец он увидел Мупочку, предварительно трижды обознавшись. Очень уж много было в парке стройных мальчиков, облаченных в узкие красные брючки, с лицами, почти полностью скрытыми солнцезащитными очками BigBen. Мупочка стоял в тени разлапистой ели, держа в руках два розовых воздушных шарика в виде сердец, выбранных, очевидно, в цвет щедро украшенных стразами туфель. Завидев Тиберия, он расплылся в ослепительной улыбке и замахал шариками. Сердце Тиберия болезненно сжалось. Два шарика – это плохо. Это же значит…

– Тибби, милый, это тебе! – счастливый Мупочка вручил Тиберию розового монстра.

Тот принял дар мертвой рукой и спросил:

– Ты где взял это… Эту прелесть?

Мупочка просиял.

– А я в митинге поучаствовал, против правительства. Там всем давали.

– И что же ты, милый, имеешь против правительства?

– А, не знаю, – ухмыльнулся легкомысленный оппозиционер, – там парни были такие симпатичные, хорошенькие, меня позвали. Ну, мы смеялись, болтали, ничего такого. Вот, значки еще дарили.

Он полез за значком, но, уязвленный насмешливым взглядом Тиберия, сказал серьезным голосом:

– Ну… Правительство… Оно ущемляет наши права… —Мупочка смолк, но тут же вспомнив что-то, оживился.

– Стипендия маленькая! И пособия. Да! Пособия должны быть больше.

– А работать ты не пробовал? Тридцать три года все же.

Мупочка оскорбился.

– Я еще не определился, чем бы хотел заниматься в жизни. И вообще, я учусь.

– На шестом по счету факультете. Ты поступаешь, приходишь на пару лекций, но ни до одной сессии еще не дошел.

– Ты со мной встретился, чтобы меня обижать? – губы Мупочки опасно задрожали.

– Нет, – ответил честный Тиберий, – совсем с другой целью. Хочешь мороженное?

Все обиды были мгновенно забыты, они дошли до парковки, весело болтая, и машина понесла их по направлению к выставочному залу «Мусорозавод», где экспонировалось самое современное и актуальное искусство. Мупочка блаженствовал, откинувшись на кожаное сидение Мерседеса, и вовсю дымил безникотиновой сигаретой. Тиберий поморщился:

– Объясни, зачем ты куришь эту гадость? В ней ведь даже табака нет, только омерзительный запах, а эффекта никакого.

– Тибби, это же в тренде, как ты не понимаешь, глупыш. Ой, опять пробочка!

– Перейти на ручное управление, – буркнул Тиберий.

Машина выполнила приказ, не забыв сопроводить это действие подробной лекцией о возможных ужасных бедах и несчастьях, которые навлекает на свою голову ее неразумный хозяин, пожелавший отказаться от услуг автоматического шофера. Как только колеса коснулись дорожного полотна, Тиберий с удовольствием положил руки на руль. Каких-нибудь десять минут, и они будут на месте, в пробке провели бы час, не меньше. Но была и еще одна причина, по которой ручное управление было предпочтительным.

– Пол, убери руку.

– Почему-у-у-у?

– Я веду машину. Ты мне мешаешь.

– Мупочка просто хочет сделать приятное своему сердитому пушистику.

– Пол.

– А вот так тебе нравится? – рука Мупочки, уже расстегнувшая молнию на джинсах Тиберия, продолжила свое путешествие.

– Если ты сейчас же не прекратишь, я тебя ударю. Мы в аварию можем попасть.

– Да-а-а! Накажи меня, папочка!

– Я тебя так накажу, что тебе не понравится.

Мупочка надулся и пребывал в таком положении с выпяченной нижней губой на протяжении пяти минут. Тиберий искоса взглянул на него. Отвисшая и будто бы линялая майка с кроликом и надписью: «Если ты не переспишь со мной, я разрыдаюсь». – «Наверняка от какого-нибудь чокнутого дизайнера и стоит кучу денег». Джинсы, специально рваные и выкрашенные так, будто их предварительно обваляли в отходах фабрики по выращиванию крупного рогатого скота, браслет, состоявший из бусин различного социального и материального коэффициента (на кожаном ремешке мирно соседствовали золотые инкрустированные рубинами и бриллиантами бусины, покрытые специальным лаком шарики жевательной резинки и бумажные катышки). Тренд. Загадочный бог, которого Тиберий представлял наподобие жестокого и радикального Молоха. И еще неизвестно, какое божество более свирепо и ненасытно – жертвой Молоха становился один ребенок на деревню, жертвой Тренда становятся все дети без исключения.

– А ты забыл, какой сегодня день, – полным обиды голосом пробурчал Мупочка.

– День? – мысли Тиберия сейчас витали несколько дальше тридцать четвертой улицы, по которой они ехали.

– Да. Сегодня, между прочим, праздник.

– Правда?

Тиберий рассеянно перебирал: день влюбленных вроде бы в феврале, новый год (самый мучительный, право, из-за нелепой веры некоторых, что ровно в двенадцать ноль-ноль надо заниматься тем, чем желаешь заниматься весь год). Что до него, то он бы с удовольствием встречал новогоднюю полночь на необитаемом острове. Один. Ну, или с Лорой, если, конечно, она не читает нотации. А она бы не смогла, окажись она в его власти на этом самом благословенном острове…. Из сладких грез его вырвали сдавленные рыдания. Бросив косой взгляд на ревущего в голос Мупочку, Тиберий вынес безошибочный диагноз:

– У тебя день рождения?

– Да-а! А ты забы-ыл!

– Что ты, конечно, нет. Я даже подарок…

«Черт, что бы подарить?!»

И тут его осенило:

– Пол. Открой бардачок.

Боясь поверить своему счастью, опасливо косясь на Тиберия, как пес, который побои от хозяина получает регулярно, а вот сахарные косточки – только по большим праздникам, Мупочка полез в бардачок.

– Роман русского классика Льва Толстого. Редкое и оригинальное, гм, издание, – прорекламировал Тиберий, почти не ощущая угрызений совести. – Слышал про такого?

– Вообще, да, от Мелиссы. Она жуткая интеллектуалка, настоящая богема. Познакомлю сегодня, она будет на вечеринке, – Мупочка принялся рассматривать иллюстрации.

Три минуты прошли в молчании.

– А еще говорят, что классики – зануды.

Мупочка что-то уж очень долго рассматривал одну иллюстрацию, и Тиберий, не удержавшись, заглянул через его плечо. К чести фотографа, если бы его творение довелось увидеть создателям Камасутры, они поняли бы, сколь бедна и скромна была их эротическая фантазия. Тиберий отшатнулся и постарался сосредоточиться на дороге.

– Я, пожалуй, даже почитаю эту книжку, – решительно заявил Мупочка, и вдруг умолк. Взгляд его стал стеклянным, а губы слегка приоткрылись. Тиберий опознал симптомы – Мупочка задумался. Случалось с ним это редко, давалось нелегко, однако, очевидно, пришлось.

– Что такое?

– Тибби, – озабоченно спросил Мупочка, недоверчиво поглядывая на злополучный томик, – а это модно?

– Безусловно, – твердо ответил Тиберий, – классика всегда в моде.

Книга была тотчас сфотографирована вместе с сияющей физиономией Мупочки и немедленно отправлена по миру, восхищать и шокировать его бесчисленных друзей по сети. Результатом явилось тут же полученное Мупочкой сообщение.

– Мелисса Свон. Просит, что бы мы за ней заехали.

– Это которая «жуткая интеллектуалка»?

– Нет же. Наша Мелисса, редактор «Юного Люцифера».

Такое совпадение не было удивительным. Когда дети появляются на свет в центре репродукции, избавленные от оков семьи и родительского гнета, и имеют четыре тысячи (исключительно благозвучных) вариаций имен и фамилий, не редкость, что в кругу близких знакомых есть кто-то, кого зовут так же, как и тебя.

Суровые будни Юного Люцифера

Здание Либертионского телевидения изрядно напомнило Тиберию его собственные производственные пенаты. Такой же бетонный спрут, со множеством корпусов и переходов, разве чуточку поменьше. Спрут-братишка. «Юный Люцифер» располагался на восьмом этаже в близком соседстве с «Люцифером» – главным информационно-развлекательным каналом Либертиона. Что было вполне естественно, «яблоко от яблони», как говорится. В былые годы «Люцифер» старался изо всех сил оправдывать гордое имя первого революционера и крушителя мирового порядка. Создавалось впечатление, что его ведет банда яростных ниспровергателей всего и вся – от буржуазных семейных ценностей до религии, от политики до анархии, все попадало под борону канала. Фильмы он показывал исключительно провокационные, взгляды являл радикальные, причем диаметрально противоположные в течение дня. Но со временем он начал выдыхаться. Конечно, можно было войти в положение его создателей, легко ли удивить зрителя в наши дни? Вот лет, эдак, сто назад покажи обществу фильм о счастливой любви втроем, и что происходило? Общество изумлялось, негодовало, и наступал прогресс. А теперь, в рамках наступившей всеобщей свободы, такое разве старушки посмотрят на сон грядущий. Чтобы сэкономить на снотворном. Оставалась хрупкая надежда на молодое поколение, дети ведь еще способны удивляться.