Одиночество Мередит - Клэр Александер

испортил.

— Мередит, а где твой отец?

Я уставилась в кружку с чаем:

— Понятия не имею. Он ушел, когда мне было пять лет, и с тех пор я его не видела.

— Ох, прости.

— Все нормально. Я его почти не помню.

Если Тому и стало не по себе, он этого не показал.

— Наверное, это тяжело — не иметь поддержки семьи.

Я пожала плечами:

— Справляюсь.

Том посмотрел на меня, и я вновь подняла на него глаза.

— Может, выпьем еще чаю? — предложил он.

— Давай. — Я привставала, но он жестом остановил меня.

— Позволь я сам, для разнообразия. Немного молока, без сахара, верно?

Я закусила губу и кивнула. Мне уже очень давно никто не готовил чай. Откинулась на спинку дивана и прислушалась, как Том хлопочет на кухне. Непривычные для меня звуки, но я знала, что все в порядке, что он просто ищет чайные пакетики и сахар. А вот то, как он роется в моих мыслях, меня напрягало.

— Мои родители погибли. Автокатастрофа. — Он сказал это сразу, когда вернулся в комнату.

В руках он держал две кружки, которыми уже лет сто никто не пользовался: на одной блеклый цветочный узор, на другой надпись: «Глазго намного лучше». Ну конечно, откуда ему знать, что я всегда пью из одной и той же кружки.

Он протянул мне ту, что с надписью.

— Это давняя история. Мне было всего десять. Я переехал к бабушке с дедушкой. Добрейшие люди, но, понятное дело, пожилые… Еще и старой закалки. В подростковом возрасте мне было непросто. Ни братьев, ни сестер, только бабушка с дедушкой. Я чувствовал себя довольно одиноко.

— Том, мне очень жаль.

— Не знаю, стоило ли все это рассказывать. Ты не возражаешь?

— Нисколько, — ответила я абсолютно искренне.

Мы сидели в тишине, пили чай. Откровение Тома казалось неожиданным, но точно не лишним. Я уже засомневалась, что сегодня мы еще вернемся к Санта-Мария дель Фьоре.

— У нас с сестрой так было не всегда, — сказала я наконец. Оказывается, произнести эти слова не так уж сложно, и мне даже удалось немного расслабить плечи. — Фи… Когда-то мы были неразлучны. Жили в одной комнате, пока я не съехала. Но теперь… ну, они сами по себе. А я сама по себе.

— Они?

Я опустила глаза и дернула за нитку, торчавшую из джинсов. Я уже пожалела, что начала этот разговор, потому что мне нечем было его продолжить. Только неловкость, тревога и тоска. Решила ограничиться фактами:

— Они живут недалеко. Фи и ее муж Лукас. В пригороде. А мама в том же доме, в котором мы выросли, на другой стороне парка. Она никогда оттуда не уедет.

— И вы не общаетесь? Совсем?

Я помотала головой.

— А ты когда-нибудь пыталась найти отца?

— Я думала об этом. Не уверена, что он захочет меня видеть. Если бы хотел… уже нашел бы, правда?

— Может, он пытался.

Я нахмурилась:

— Это несложно. Мать никогда не переезжала. И в наши дни в интернете можно найти кого угодно.

— Это точно. Но ты же наверняка слышала эти удивительные истории? О разлученных при рождении братьях и сестрах, которые десятилетиями, ни о чем не догадываясь, живут чуть ли не на соседних улицах.

Я накручивала волосы на палец, пока он не начал неметь.

— Мне кажется, лучше жить с воображаемым отцом, чем рисковать, что он сильно меня разочарует.

Или я разочарую его, добавил мой внутренний голос.

— И каким ты его себе представляешь?

— Хорошим человеком. Но, возможно, это попытка выдать желаемое за действительное. Фи считала иначе. По крайней мере, делала вид. Она всегда говорила, что он нам не нужен. Что нам и без него хорошо. Оказалось, это все полная чушь.

— У каждого из нас разные воспоминания о прошлом.

— Думаю, будь он плохим, я бы знала, — попыталась оправдаться я. — Я была маленькой, но… Плохое ведь всегда остается в памяти, правда? Ничего такого, связанного с ним, я не помню.

— Если захочешь найти отца… я мог бы помочь.

Я силилась вообразить наше воссоединение, но мне не за что было зацепиться. Любые варианты казались неестественными, даже сценарий «встреча с незнакомцем».

— Я подумаю, — пообещала я и посмотрела на часы. Мне не хотелось обижать этого милого, доброго, терпеливого человека, но я устала. Хотелось сидеть с Фредом на коленях, смотреть телевизор и чтобы больше в моем доме никого не было.

— Что у тебя на обед? — спросил он, и это была такая очевидная смена темы, что я не смогла удержаться от смеха.

Он тоже засмеялся и потянулся за своим пальто:

— Я просто понял, что ужасно голоден. И заметил твою впечатляющую коллекцию кулинарных книг. Уверен, рыбными палочками ты не ограничиваешься.

— Спагетти путтанеска. Мое любимое блюдо. Анчоусы, оливки, каперсы, помидоры, чеснок и много пармезана. Я всегда хотела поехать в Италию на кулинарные курсы. Поучиться у мастеров.

— Может, когда-нибудь и поедешь. Увидишь воочию наш собор.

Я не стала рассказывать ему, что однажды уже собиралась это сделать. В начале наших отношений мы с Гэвином обсуждали поездку в Тоскану. Тогда я верила, что моя жизнь станет нормальной — не идеальной, конечно, не идеальной, но нормальной.

Прежде чем уйти, Том еще пару минут поиграл с Фредом в коридоре, гладил его, пока тот не начал мурлыкать как сумасшедший.

— Подожди. — Я прошла на кухню, порылась в морозилке и нашла то, что искала.

— Соус путтанеска. — Немного смущаясь, я протянула ему небольшую пластиковую коробочку, но на его лице расцвела абсолютно естественная улыбка.

— Спасибо, Мередит! Теперь у меня есть ужин. Ты гений.

Я улыбнулась в ответ и задумалась о том, что всякий раз, когда я жарю лук, или кипячу воду в большой кастрюле, или ощущаю в сите тяжесть сваренных макарон, я представляю большие руки отца, которые что-то нарезают, помешивают и отгоняют меня от плиты. Я хочу поделиться этим воспоминанием с Томом, рассказать ему, что, когда я с шумом всасываю спагетти, мне снова пять лет, вокруг рта у меня размазан томатный соус и я счастлива от того, что слышу папин смех. Но я промолчала, ведь я не знаю, что это: единственное воспоминание об отце или просто мечта.

1986

Было очень тихо. Я даже не слышала дыхания Фионы. Видела только холмик под одеялом, легкий изгиб ее бедра, копну торчащих волос. Я всегда завидовала ее волосам. От природы соломенного цвета, летом они светлели, и она становилась солнечной блондинкой. Мои волосы были темно-русыми и все время казались сальными.

— Как лошадиное дерьмо, — сказала однажды Фиона, и я