Стая Тамерлана - Александр Михайлович Бурых

*

Людям экстремальных профессий год засчитывается за два или даже за три. Это цена лишений, претерпеваемых на нелегком поприще. Для собак время движется еще быстрее — год идет за шесть. Такова собачья жизнь. Дарган старел. Его белая шерсть свалялась и приобрела сивый оттенок. Сначала ему стало тяжело сопровождать Тамерлана в дальних прогулках, потом он перестал выходить за пределы двора. Стареющий кобель забирался в тень и пролеживал там целыми днями. В слезных дорожках скапливались обильные гнойные корки, и мальчик несколько раз в день сковыривал их пальцами. Нерастраченная нежность, копившаяся в нем годами, окутывала дряхлеющее животное, но никаких плодов не приносила. Тамерлан носил Даргану воду и пытался кормить его. Но ел тот совсем мало, даже разбитые в миску свежие яйца, — яйца! Он лишь пробовал кончиком языка и отворачивался. И Крысенок, издавая странные горловые звуки, сам был вынужден поглощать деликатес.

А однажды у пса отнялись задние ноги. Несколько дней он упрямо пытался волочить непослушное тело, словно желая преодолеть постигшую его слабость, затем смирился и тихо лежал у тыльной стены дома. Тамерлан, будто возвращая долг четвероногому другу, несколько раз пытался приподнять его, но когда-то мускулистое тело лишь проминалось под слабыми руками мальчишки.

Угасающий пес не скулил, он молча ловил пристальным, временами туманящимся взглядом глаза Тамерлана. Упрямо не отводил взора. Точно хотел что-то передать ему без посредничества звуков и жестов, а самым надежным способом — из мысли в мысль. И, очевидно, передал.

Однажды вечером мальчик зашел на кухню и взял со стола большой разделочный нож с утончившимся и почерневшим от времени лезвием. Самый острый в доме нож. Мать, привыкшая не противоречить младшему, только проводила его взглядом.

Тамерлан положил тяжелую голову Даргана на колени, заглянул ему в глаза, сверяясь — правильно ли он понял воспринятую им из мысли в мысль последнюю волю друга, и сильно провел лезвием по горлу. Потом долго сидел в красной луже, глядя, как впитывается кровь в буроватую землю, как запекается и темнеет она на белых шерстинках.

* * *

Из мальчика вырос мелкий кривобокий юноша, не способный выполнять мужскую работу и едва умеющий нацарапать свое имя. Косноязычный, а потому молчаливый, почти немой. На что он еще мог рассчитывать со стороны подобных себе, кроме унизительной жалости или откровенного презрения? Два старших брата и одна из сестер покинули дом, жить стало чуть легче, однако новую собаку заводить не стали. Кому она нужна? Пасти особо некого, разве что кур. Охранять тоже нечего.

Оставшись в одиночестве, а люди никогда не были членами его общества, Тамерлан не изменил своим привычкам. Он по-прежнему совершал дальние бессмысленные прогулки и подолгу просиживал на кургане вблизи райцентра. Его никогда не тянуло в поселок, он смотрел на него с тем же равнодушием, как и на окружающую степь.

Но однажды Тамерлан обогнул холм и переступил границу представлявшегося ему непомерно огромным населенного пункта. Скорее всего, для разнообразия. Он беспрепятственно добрался почти до базара, где заметил мотоцикл, и остановился возле него. Подросток с любопытством рассматривал зеркально-синюю с блестящими выхлопными трубами и черными сидениями машину. Так близко мотоцикла он еще не видел. Иногда в кишлаке появлялись гремящие двух и трехколесные железные кони. Но поглазеть на них вблизи не получалось.

Странный тип был замечен ватагой мальчишек. Без внушительного Даргана Тамерлан казался совсем беззащитным. Необычный вид чужака возбудил у пацанвы естественное желание поиздеваться. Уродца оттеснили в тупиковый переулок. Он прислонился спиной к углу между двумя заборами. Ребятишки расположились полукругом, отрезав пути к отступлению. Между шалунами возникло состязание в острословии. Высмеяли необычность его лица, прошлись по внешности родителей, предположили, какими могут быть его братья и особенно сестры. Не забыли и костюм страхолюдины. Тамерлан, далекий от забот о внешнем виде, донашивал вещи старших братьев, напоминающие лохмотья. В пылу обсуждения родилась неплохая идея — стащить с него одежду и переодеть все наизнанку, да еще наоборот — поменять местами штаны с рубахой и на потеху жителям прогнать по улицам. Затейники вплотную подступили к хромоногому.

И тут его прищуренные до того глаза распахнулись навстречу толпе. Страха и покорности в них не было. Тамерлан всегда ходил прищурившись, поэтому его глаза по-настоящему никто не видел. Была, конечно, еще одна причина — никому до его глаз не было дела. А между тем они являлись единственной диссонирующей особенностью в уродливом облике инвалида. На иссохшем лице с покатым лбом, узкой полосой серых губ и недоразвитым подбородком глаза темнели как огромные спелые виноградины. Вечный прищур скрывал два основных выражения. При взгляде на людей виноградины становились почти черными, и, казалось, стремились повернуться внутрь черепа, пряча отблески угрюмой бессильной ненависти. Они словно копили ее, складывая позади себя в специальное место, где ненависть вызревала, ожидая своего часа. И лишь когда Тамерлан смотрел на собак, его глаза оживали, и на темно-карей глянцевой поверхности зажигались маленькие золотистые искорки. Искорки пульсировали, завораживая своим ритмом. И любой пес принимался радостно и доверчиво вилять хвостом, стоило ему поймать этот взгляд.

Мальчишки замялись. Может быть, им стало жаль слабого, и они устыдились. Возможно, они вдруг потеряли интерес к новой забаве. Но не исключено, что их беспечные души ощутили прикосновение темной и холодной ауры уродца. Они расступились, и Тамерлан беспрепятственно прошел сквозь нестройный ряд. За ним увязался не желающий терять лица заводила. Остальные двинулись вслед. Проявив недюжинную сметку, парнишка легко нашел тему для общения — он предложил незнакомцу тарелку плова. Тамерлан прислушался к голосу пустого желудка и согласился кивком головы. Они подошли к выкрашенной темнозеленым металлической калитке в глухом высоком заборе. Радушный «хозяин» открыл дверцу с помощью тонкой щепки, угодливо пропустил вперед приглашенного, подтолкнул его и прикрыл калитку.

Перед Тамерланом предстал большой, просторный двор. Нюхая землю, по нему ходили две огромные собаки. Увидев постороннего, они на секунду замерли и, не сговариваясь, ринулись в атаку. Хриплый рык огласил окрестности. Два небольших смерча неслись к одиноко стоящему неказистому человечку, грозя смять его, разорвать, превратить в ничто.

Затейник, наблюдавший картину через щель, протянул руку, чтобы в последний момент выдернуть остолбеневшего придурка наружу. Но тот вдруг шагнул навстречу верной смерти. Дверь поспешно лязгнула за его спиной, и вся компания у забора с замиранием сердца прислушалась к ожидавшимся звукам роковой борьбы.

Собаки затормозили в метре от Тамерлана. Все еще щерясь, они вытянули морды и обнюхали странного пришельца. Парень вытянул вперед руки, и страшные псы, виновато закрутив огрызками хвостов, ткнулись ему в живот.

Калитка на