Литературная Газета 6335 ( № 31 2011) - Литературка Литературная Газета

Утверждение, мягко говоря, спорное. Ведь именно жёсткая партийная дисциплина, пресловутая диктатура пролетариата позволила большевикам не только разгромить поочерёдно своих врагов, но и в конечном счёте собрать воедино рассыпавшуюся страну. Половинчатость же позиции Деникина, который, с одной стороны, хотел установить диктатуру, а с другой, желал, чтобы все его сторонники добровольно согласились с её необходимостью, привела к тому, что в октябре 1919 года, когда войска Добровольческой армии стояли на дальних подступах к Москве, решалась судьба всего Белого движения, часть войск пришлось отправить в Екатеринодар. Именно в это время там разыгрывалось так называемое кубанское действо, в результате которого несколько членов Кубанской рады, обвинённых в сепаратизме, были арестованы, а полномочия самой рады – урезаны.

Главная претензия к автору – недостаточная аргументация своей позиции. Скажем, он неоднократно говорит о том, что договор, заключённый Кубанской радой с меджлисом горских народов, послужил лишь поводом для Деникина и Врангеля для жёстких мер по отношению к Краевой раде. Однако о сути этого договора из книги так и не удаётся узнать. Вместе с тем легко представить себя на месте Деникина, который узнаёт, что у него в тылу кто-то начинает «договариваться» с враждебными к его армии горцами.

Много говорится о приверженности руководителей Кубанской рады и правительства пресловутому федерализму, а вот о позиции рядовых казаков, о настроениях, преобладавших среди них, говорится вскользь и не очень вразумительно.

К числу же достоинств монографии можно отнести то, что Никитину удалось показать сложность, многополярность, говоря современно, тех процессов, которые происходили на расчленённом теле бывшей империи. Скажем, автора этих строк поразил тот факт, что войска объявившей о независимости Грузии, пользуясь всероссийской сумятицей и развалом, заняли черноморское побережье вплоть до Туапсе.

Несомненно, что в недавнем прошлом Россия столкнулась с теми же проблемами, что и в начале ХХ века. Да и сейчас взаимоотношения окраин, особенно национальных, с федеральным Центром вряд ли можно назвать окончательно сложившимися и гармоничными. Государственное строительство России, борьба (и не всегда успешная) с центробежными тенденциями продолжается. И поэтому книга «Суверенная Кубань» представляет интерес вне зависимости от выводов её автора.

Алексей ПОЛУБОТА

Статья опубликована :

№34 (6335) (2011-08-31) 5

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 3,0 Проголосовало: 2 чел. 12345

Комментарии:

Голгофа упорных самоучек

Литература

Голгофа упорных самоучек

ИНТЕРПРЕТАЦИЯ

Выдающемуся переводчику испаноязычной литературы Павлу Грушко исполнилось 80 лет. Наши самые сердечные поздравления юбиляру!

– Переводчик – сложная профессия. Что такое перевод для вас и как вы выбрали эту профессию?

– Моё определение литературного перевода такое – спасение на переправе (общественная, посредническая функция), а также некая ложь во спасение (посильное художественное преображение). Если говорить об испанском языке, а это язык ещё и двух десятков разных латиноамериканских культур, то перевод для меня был и остаётся окном в мир, расширением мира в сознании. Само по себе владение иностранным языком важно, когда он прилагается к какой-то профессии, к дополнительному увлечению, связанному, скажем, с общественными науками, естествознанием, литературой, искусством. В ту пору, когда я учился на переводческом факультете Московского иняза, что на Остоженке, в институте были молодые люди, такие впоследствии замечательные переводчики поэзии и прозы, как Владимир Рогов, Евгений Солонович, Вячеслав Куприянов, Владимир Микушевич, Сергей Гончаренко, Евгения Аронсон, Андрей Сергеев, Марина Бородицкая. Называю далеко не всех. Этому нельзя научить, если нет желания научиться. Переводческое дело – голгофа упорных самоучек.

Стихи я писал и публиковал ещё до иняза, и изучение языка, естественно, тут же соединилось с переводом поэзии. С благодарностью вспоминаю Семёна Александровича Гонионского, преподававшего газетный перевод, но позволившего мне вместо сухой публицистики подать как курсовую работу перевод стихов одного эквадорского поэта. Постепенно, с бóльшим или меньшим успехом, я стал справляться с переводом малых и больших поэтов. Впервые опубликовал на русском языке лауреата Нобелевской премии Хуана Рамона Хименеса. Увлёкся Гонгорой, Гарсиа Лоркой, Альберти, Нерудой, Николасом Гильеном. Одно из достоинств художественного перевода в том, что на рубеже двух языков оттачиваешь своё перо, расширяешь свои творческие возможности. И постигаешь удивительное гостеприимство родного языка, принимающего и гармонизирующего столько разных стилей и голосов.

– Как вы думаете, каковы основные черты русского и испанского характера? Что нас объединяет, а что, наоборот, разъединяет?

– На первом курсе первыми словами нашего преподавателя истории Ивана Афанасьевича Жолдака были: «Россия и Испания – два крыла европейского континента». Обе страны ограждали Европу от натиска с Востока: Россия – от монголо-татарских вторжений, Испания – от арабских. Россия вышла на Тихий океан, Испания завоевала Америку. Обе страны не покорились наполеоновским нашествиям. По мнению Сергея Хенкина, «в русском и испанском характерах присутствуют идеи национальной исключительности, самодостаточности и избранничества, мессианства, утопизма, максимализма. В политическом строе наших стран, менталитете населения причудливо переплетаются элементы западной и восточной культур, сложился своего рода «западно-восточный» синтез». Наши страны многонациональные. Знают, что такое диктаторские режимы. Вот только опыт демократизации в Испании образцовый – благодаря политике взаимных компромиссов и национального примирения, а мы до сих пор тяпаемся в поисках своего пути. Но я постоянно вспоминаю слова художника Константина Коровина: «Почему, несмотря на другую природу, обстановку, весь иной лик, я чувствовал себя здесь, будто я в Москве?..» Что касается перевода, одна из трудностей в том, что переводить приходится, скажем так, с католического на православный: не всё сходится так, как хотелось бы. Да и темпераменты и корни наших культур различны.

– Вы знали Пабло Неруду, Хулио Кортасара, других великих. Какое самое яркое впечатление у вас осталось от общения с этими людьми?

– Тембры их голосов, манера поведения, жесты. То, как подвижен был громадного роста Кортасар. Как медлителен с виду был в жестах и в речи Неруда, монументальность которого враз исчезала с появлением улыбки. Я был также знаком, кратко или на протяжении многих лет, с Николасом Гильеном, Октавио Пасом, Хосе Лесамой Лимой, Элисео Диего. Их облик слился с их текстами, и этот «виртуальный» продукт – самое ценное подспорье при переводе: стихи уже не строки на бумаге, а то, как они озвучивались бы авторами.

– Кого вам больше всего нравится переводить? Кто кажется самым близким?

– Мне по душе и по перу материальность, предметность образов, точность слова. В меньшей мере символика. Нравятся поэты, близкие к таким русским именам, как Державин, Тютчев, Иннокентий Анненский, Ахматова, Заболоцкий. Поэтому из испанцев – Гонгора, Беккер, Мачадо, Хименес, Эрнандес, а из латиноамериканцев – Лугонес, Неруда, Борхес, Элисео Диего.

– Легко ли вам, русскому поэту, пишется? Или «тоска по родине – давно разоблачённая морока»?

– Если вы имеете в виду то, что в последние годы я иногда длительно пребываю в Бостоне, то скажу, что пишется мне как всегда и везде. Язык ведь не собака на привязи у какого-то места или идеологии. Иногда такое чувство, что он даже ярче и чище вдали от родного ора. «Я не тоскую по родине: / вдали от родимых мест / моя тоска – по смородине / и по теням, что окрест. / Тоска по упругой гроздке: / потянешь за черенок – от лопнувших ягод жёстких / так сладостен кислый сок!»

– Вы работали два года на кинофильме «Я – Куба» великих Михаила Константиновича Калатозова и Сергея Павловича Урусевского. Вам понравилось с ними работать? Как вы вообще попали на этот проект?

– Меня «попали» на этот проект упомянутые вами киномастера и мой ровесник Евгений Евтушенко, сценарист фильма. Я понадобился киногруппе как испанист в должности старшего переводчика, был тесно связан на протяжении двух лет съёмок на Кубе с творческой частью – переводом киносценария «туда и обратно», с репетициями, а во время съёмок был «языком» режиссёра и оператора. Это была моя первая заграница, первая страна испанского языка. Мой испанский язык с той поры угадывается как «аплатанáдо», то есть как «кубанизированный». Куба – одна из важных вех моей творческой жизни. А кино, как мне кажется, проглядывает из моих стихов тем, что можно назвать глубиной резкости, панорамированием, рапидной съёмкой: «Через густой поток тепла / растянуто и спело/ над летом девушка плыла / и бегом своим – пела…»