Подселенец - Марк Элгарт

Гроб, насколько помнил Бутыкин, был мощный и добротный. Верхняя крышка составная и запирается слева от покойника, тьфу, от Бутыкина, конечно же. Значит, влево и будем долбить, потому что справа вообще петли капитальные медные, их изнутри не вышибешь. А слева — накладные шпингалеты со штифтами, то есть шанс выбить их ещё есть, пока земля не слежалась и поддаётся.

Бутыкин с силой ударил кулаками в верхнюю левую часть гроба изнутри. Потом ещё раз и ещё. На отмахе въехал локтем правой руки в пасть старухи, но не до неё сейчас. Ещё удар, ещё один, ещё… Не поддаётся. Есть, конечно, вариант подождать, пока придут памятник ставить, а тогда уже забиться, застучать, но ведь не факт, что его услышат. Не факт, что и он через полтора метра земли услышит рабочих. Так что продолжаем долбить, если прямо сейчас подыхать неохота.

И раз, и два, и три… На четвёртом ударе Бутыкин почувствовал, как в его правую руку впились чьи-то холодные пальцы. Ещё не веря, Вадик скосил глаза вправо и упёрся взглядом в холодные синие огоньки, светившие прямо сквозь зашитые веки трупа. Он ещё попытался вырваться, нанеся несколько сильнейших ударов локтем по покойнице, но другая её рука уже полностью завладела его левым запястьем и, похоже, не собиралась на этом останавливаться. В последнем отчаянном усилии Вадик рванулся вперёд и вверх, нанеся мощный удар изнутри по крышке гроба. Именно этот удар выбил не то что штифты, а сами шпингалеты из их гнёзд и, казалось бы, освободил Бутыкину дорогу наверх — раскидать руками метр неслежавшейся земли нелегко, конечно, но можно, — но нечто, плотно охватившее Вадика сзади, сделать ему этого не позволило…

* * *

Такие люди, как Вадик Бутыкин, ни в одном городе бесследно не исчезают. Уже к вечеру следующего дня телефон капитана Кудряшова, местного начальника УГРО, разрывался от звонков.

Денёк вообще выдался так себе. Мокруха в Петрове хоть и не была явлением чрезвычайным, но случалась довольно редко. Даже в период передела собственности как-то тихо, без особой стрельбы обошлось. Да и сейчас — поругались два собутыльника, один другого ножом в брюхо ткнул, сам же тихо в милицию позвонил, на месте дождался и поехал на семь лет. И все довольны.

А со вчерашнего дня мир сошёл с ума. Поначалу обнаружили труп местного педераста Сани Очко. И не где-то, а на детской площадке перед домом самого главы администрации. Шею Сане свернули, в задницу на полметра черенок от лопаты засунули и бросили на детские качели, типа, радуйтесь, детишки, вот вам новая игрушка — Санька-невстанька.

Оно б, конечно, и это дело прикрыли, даже невзирая на вопли главы администрации, который это непотребство с утра собственными глазами из окна узреть изволили. Только вот через час другое сообщение: на речном откосе к старой мёртвой берёзе Коля Ломов пришпилен. И опять же лопатой. Типа, святой Себастьян, блин. А не только бомжи, но и менты знают, что эти два кадра у Берёзы только для самых грязных дел задействованы бывают, за которые никто другой и не возьмётся.

А тут ещё сообщение о пропаже Бутыкина. А народу в отделении — четыре человека: двое с бодуна, а двое — идиоты-дембеля после армии. Работать только Кудряшову.

Только к Бутыкину выехал — сюрприз, билят. Берёза повесился. Сразу "газон" свой завернул и на место.

Точно — повесился. Даже записку написал: "Простите меня, люди, неправильно жил и сдохну, как собака…" А Кудряшов что, вчера родился? Чтоб Берёза вздёрнулся? Да он сам кого хочешь первым вздёрнет — не тот человек. То есть, как не верти, а мокруха налицо, потому как стучал Берёза Кудряшову, и как же красиво стучал… И вешаться не собирался.

А тут снова звонок из областного: "Всех — на хрен, заниматься только Бутыкиным и найти немедля!!!" Распорядились, билят…

А тут откуда ни возьмись — звонок от абонента "Лысый". Что ж, перезвоним…

"Привет, Вован". — "Привет, Диман". — "Чего звонил?" — "Да базар есть". — "Может, потом — у меня тут криминальный беспредел, да и Вадик Бутыкин пропал, может, в курсе?" — "Может, и в курсе, может, потому и звоню. Ты думаешь, беспредел только мусоров касается?" — "Понял, где и когда?" — "А чего тянуть? Ты на колёсах, я тоже не безлошадный. Давай через двадцать минут в "Шайбе"". — "Замазали".

"Шайба" — это такое открытое кафе возле районного Дома культуры. Перед тем как Кудряшов с Лысым туда подкатили, там объявились не определённые следствием молодые люди, посетителей из-за столов повыдёргивали и строго-настрого наказали в ближайшие полчаса в поле видимости не появляться. Почему-то никто не спорил.

Так что посидели Кудряшов с Лысым, позвездели, не опасаясь лишних ушей. А потом Кудряшов как мент реально умный и не избалованный всяким научным коммунизмом, а идущий только на поводу сомнений и личной интуиции, с боем вырвал у начальства разрешение на эксгумацию бабки Черемшинской.

Вовремя успели: уже сегодня собирались над гробом мавзолей ставить — родственнички заграничные подсуетились. А тут Кудряшов с лопатой: "Раскапывать — и не гребёт, будь она хоть царица Савская — нам, ментам, фиолетово!"

Начали копать. До гроба докопались. А гроб сам по себе какой-то не такой. Вспученный, что ли. Ну да хрен с ним — взялись мужики за крышку, а она возьми да и откройся.

А под ней седая полностью голова Вадика Бутыкина, глазюки мёртвые выпучены и руки с согнутыми пальцами в когти перед лицом скрючены, как будто напугать он кого хотел или на волю рвался. И сам он скрюченный какой-то, маленький…

Вытащили Вадика на воздух, правда, разогнуть не смогли — закостенел уже. Потом уже на старую бабку Черемшинскую кто-то посмотрел, да ничего необычного не заметил. Довольно свежая покойница — грим на месте, платье такое синенькое да на правой руке колечко, дорогое, видать, с дракончиком. И дракончик глазками этими вроде как подмигивает. А может, показалось…

Шепот Иисуса в шелесте дождя

Если ты можешь разговаривать с Богом, и Бог слышит тебя, то, как правило, ты — святой. Если же Бог отвечает тебе, и ты можешь слышать Его, то, скорее всего, ты — шизофреник. Игорь Левский знал эту старую шутку, но согласен с ней был только частично. Если точнее, то, допуская справедливость этой мысли вообще, Игорь давно убедился, что применительно к нему самому она не работает.

Игорь твёрдо знал, что он не святой, а если и сумасшедший, то только самую чуточку. Основания сомневаться в собственном душевном здоровье у него были, и основания более чем веские, но ни шизофреником, ни социопатом он не был — проверено.

Левский мало чем отличался от людей, его окружающих, да и вся его жизнь практически не выделялась на общем фоне. Родившись чуть более тридцати лет назад в одном из крупных промышленных мегаполисов, Игорь самого детства прекрасно знал, что блестящее будущее ему не светит, да и не стремился он к нему, если честно. Отца своего он не помнил — мать растила их вместе со старшей сестрой в одиночку, и нельзя сказать, что ей это плохо удавалось. В любом случае Игорь ничем не выделялся на фоне своих сверстников: не хулиган, но и не отличник и не активист. Так, крепкий хорошист, хоть иногда и влипающий, как и все пацаны в его возрасте, в неприятные истории, но не склонный к уголовной романтике, а соответственно не представляющий особых проблем ни для учителей, ни для сотрудников детской комнаты милиции. Звёзд он, конечно, с неба тоже не хватал, но никто от него этого и не ждал.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});