Заводная девушка - Анна Маццола

chambre, которую ты мне нанял.

Рейнхарт поднял внешние линзы очков, чтобы осмотреть ее, особенно лицо.

– Да. Вот она какая. Заметное увечье.

Мадлен почувствовала, как кровь прилила к щекам. Зачем он упомянул о шраме? А если шрам ему мешает, зачем согласился ее взять?

Часовщик продолжил потрошить кролика. Запах в мастерской был весьма странным. Пахло сырым мясом, каким-то лекарством и уксусом.

– Тебе любопытно знать, зачем я взялся за кролика?

Мадлен не знала, обращается Рейнхарт к ней или к Веронике.

– Серебряный кролик, – продолжил он. – Она заказала мне сделать серебряного кролика.

– Кто, отец?

– Жена маршала де Мирпуа. В Версале намечается бал. Будет обыгрываться все, что связано с лесом. Ей захотелось автомат, чтобы перещеголять гостей. Серебряный кролик, способный прыгать. Ха-ха!

Автомат. Слово с острыми краями, как осколок стекла. Как она сама. Это слово Мадлен слышала впервые. Она обвела глазами мастерскую с несколькими шкафами. Дверцы одного из них были открыты. На полках поблескивали десятки склянок, груды книг и миниатюрная модель человеческого тела.

Доктор Рейнхарт посмотрел на Мадлен сквозь очки:

– Мне нужен еще один кролик. Помоложе. Живой.

– Как вы сказали, месье?

– Живой кролик. Сходи на рынок. Может, сумеешь найти там. Если нет, попроси какого-нибудь мальчишку, пусть поймает мне кролика.

Его голос напоминал скальпель, будучи таким же острым и точным.

Мадлен взглянула на Веронику, но та не увидела в словах отца ничего необычного. Никак она попала в дом умалишенных?

Затем послышался странный звук, словно по полу катился мраморный шарик. Он сменился щелчками, а затем раздался звон. Он нарастал лавиной. Все многочисленные часы в мастерской и соседних комнатах отбивали восемь часов. Рейнхарт с дочерью замерли, дожидаясь, пока смолкнет эта какофония, после чего часовщик продолжил:

– Будешь на рынке, поищи говяжьи языки.

– Для… вашей работы? – спросила Мадлен.

– Для обеда, милая девушка. Обожаю лакомиться говяжьими языками. Эдме тебе скажет, что еще купить. А ты, Вероника, останься. Мне понадобятся твои зоркие глаза. Надень перчатки.

Девушка молча подчинилась, но ее движения были неуверенными. Мадлен могла поклясться, что Вероника нервничает.

Какое блаженство на время покинуть дом с нескончаемым тиканьем и непредсказуемыми хозяевами! Мысли Мадлен были заняты Рейнхартом. Какой же он странный, и странность эта не совсем человеческая. Во всяком случае, такие люди ей прежде не встречались. Но ведь он был ученым, человеком больших знаний, а таких людей в своей жизни она встречала раз-два и обчелся.

С плетеной корзиной в руке Мадлен шла по площади Дофина. Из домов выходили цирюльники, неся в одной руке парики, а в другой – саквояжи. Их одежда была запачкана мукой. Мадлен пошла в сторону Пон-Нёф, пересекла мост, на котором лоточники разворачивали свои товары, и очутилась на улице Монне. Дальнейший ее путь лежал по грязным извилистым улочкам. Постепенно вонь, долетавшая с кладбища Невинных, сменилась запахом древесного угля и начинающей тухнуть рыбы. Это означало, что она подходила к Ле-Алю, самому знаменитому городскому рынку.

Время для прихода сюда было неудачным. Рынок кишел слугами и покупателями. Их ноги месили грязь на щербатых каменных плитах, а глаза смотрели на пирамиды из яиц и ящики с апельсинами. Люди перешагивали через капустные листья, рыбью требуху и мокрую солому, торопясь совершить удачный bonne affaire. Среди них толкались разносчики с бочонками кислого вина, ящиками ношеных башмаков, тарелками креветок, крысиным ядом и корзинками с пряностями. Сухопарые, нарумяненные уличные девки, затянутые во взятые напрокат корсеты, отчего их тощие груди казались больше, цеплялись за проходящих мужчин, показывая, что еще продается на рынке. Тут же путались под ногами бродячие собаки. Подойдя к мяснику, Мадлен стала выбирать говяжьи языки, внимательно проверяя, чтобы те были по-настоящему свежими, а не раскрашенными (торговцы нередко это делали, придавая мясу мнимую сочность).

Купив языки, она пошла туда, где торговали живностью. Там в загончиках шипели гуси, бродили цыплята, ища что-то в грязной земле, и громоздились клетки с утками. А где же кролики? Как назло, ни одного. Мадлен помнила: раньше здесь было полно живых кроликов, копошащихся в клетках. Но сегодня ей не повезло. Побродив еще, Мадлен вернулась туда, где видела женщину в грязном лоскутном плаще, сшитом из кусочков ткани и меха. В руках та держала пару зайцев.

– Прошу прощения, мадам. Не подскажете, где тут можно купить живого кролика?

– Живого? – переспросила торговка, пристально поглядев на Мадлен.

– Да.

– Живая игрушка понадобилась?

– Думаю, так. – Мадлен совсем так не думала, но подозревала, что неестественные опыты, о которых говорил Камиль, проводились на живых существах. – Хозяин велел мне купить.

Женщина кивнула:

– Мало богатеям кошек и собак. Ишь, на кроликов потянуло. Ты знаешь, что у мадам де Помпадур, королевской любовницы, есть ручная обезьянка? Сидит у нее на плече и ест ее пищу.

– В самом деле? Я не слышала. Я вас про кроликов спрашивала.

– Ах да. Был тут парень, продавал кроликов. Вот там он стоял. – Она указала на пустующий прилавок. – Сам ловил и приносил на рынок. Но вот уж недели две, как его не видно.

– Может, перебрался на другой рынок?

– Понятия не имею, – равнодушно пожала плечами торговка. – Есть человек на улице Дени. Спроси там. Кстати, а кто твой хозяин?

– Доктор Рейнхарт его зовут. Он часовых дел мастер.

– Знаю я, кто он такой.

Лицо женщины исказилось злобой.

– Что скажете о нем?

– Ты и впрямь ничего не знаешь?

– Я у него только со вчерашнего дня.

– И он уже втравил тебя в свои дьявольские дела. – Женщина ткнула пальцем в Мадлен. – Говорят, он делает такие штуки, которые человеку сделать не под силу. Он маг.

– Нет, он mécanicien[5], – неуверенно возразила Мадлен. – Часовщик.

Женщина вновь ткнула в нее скрюченным пальцем:

– Штуки, что он варганит… пусть называет их как хочет… ты присмотрись к ним. Без черной магии такого не сделаешь.

Мадлен почти вплотную подошла к торговке. Ее трясло, но не только от холода. Ей стало не по себе.

– Кто вам это сказал? – тихо спросила Мадлен. – Что еще говорят о нем?

– Кто сказал? Многие говорят. А как еще объяснить его дела? Как еще ты заставишь двигаться железки?

Мадлен полегчало. Полезных сведений из этой торговки не выудить. Что взять с глуповатой старухи из предместий?

– Свои штучки он делает из винтиков, колесиков и еще чего-то в этом роде, – сухо сказала Мадлен. – В них такие же механизмы, как в больших и маленьких часах.

Женщина покачала головой:

– Хочешь себе добра – немедля беги из того дома. Убережешься от беды.

Мадлен столько лет прожила бок о бок с бедой, и