Лишь - Эндрю Шон Грир

узел черешок.

– Он кое с кем сошелся, скоро свадьба.

Юноша кивает и спрашивает:

– Что пьешь, красавчик?

– «Манхэттен». Давай я тебя угощу. Извините, – говорит он бармену, указывая на шлем, – а что это у вас над головой?

– Так не выйдет, мистер, – говорит юноша, накрывая его руку ладонью. – Я сам тебя угощу. А шлем космонавта мой.

Лишь:

– Твой?

– Я здесь работаю.

Наш герой смотрит на руку юноши, потом на него самого.

– Ты подумаешь, что я спятил, – говорит он. – У меня к тебе одна дикая просьба. Завтра я беру интервью у Х. Х. Х. Мандерна, и мне нужно…

– Я и живу тут недалеко. Как, говоришь, тебя зовут?

– Артур Лишь? – переспрашивает седая дама, пока Х. Х. Х. Мандерна выворачивает в ведро. – Кто такой Артур Лишь?

Лишь стоит на пороге гримерки со шлемом под мышкой и застывшей улыбкой на лице. Сколько раз он слышал этот вопрос? Столько, что уже давно не обидно. В годы его юности, в эпоху Карлоса, отвечали, что Артур Лишь – это тот паренек у бассейна в салатовых плавках, тощий такой, из Делавэра; позже объясняли, что это тот молодой человек у барной стойки, застенчивый такой, спутник Роберта Браунберна; еще позже говорили, что это бывший Роберта Браунберна и, возможно, не стоит его больше приглашать; его представляли как автора одного романа, потом – другого; потом – как чьего-то давнего знакомого. И наконец – как человека, с которым Фредди Пелу спал целых девять лет, прежде чем выйти замуж за Тома Денниса. Он играл все эти роли для всех, кто спрашивал, кто он такой.

– Я спрашиваю: кто вы такой?

Никто в этом театре не знает, кто он такой; когда он выведет на сцену Х. Х. Х. Мандерна, обессилевшего от отравления, но решившего не подводить поклонников, его представят просто как «большого фаната». Когда он будет вести это полуторачасовое интервью, заполняя паузы пространными описаниями и отвечая на вопросы из зала, как только полуживой Мандерн обратит к нему утомленный взор, – когда он спасет это мероприятие, спасет карьеру этого бедолаги, все равно никто из зрителей не будет знать, кто он такой. Они здесь ради Х. Х. Х. Мандерна. Они здесь ради робота Пибоди. Они пришли в костюмах роботов, и космических божеств, и инопланетян, потому что писатель изменил их жизнь. А тот, второй писатель, в шлеме космонавта с поднятым визором, он не имеет значения; его никто не запомнит; никто не знает и даже не поинтересуется, кто он такой. А поздним вечером, когда он сядет на самолет в Мехико и его сосед, молодой японец, услышав, что перед ним писатель, взволнованно спросит, кто же он такой, Лишь – все еще падая с моста рухнувших надежд – ответит, как отвечал уже не раз.

«Велеречивый лютик».

«Ни капли злобы. Абсолютно никаких чувств».

«Ты же знаешь, Артур, мой сын тебе не пара».

– Никто, – говорит наш герой городу Нью-Йорк.

Лишь в Мексике

«Фредди Пелу – человек, которому не нужно напоминать, чтобы он надел кислородную маску на себя, прежде чем помогать другим».

Это была просто игра. Так они коротали время, поджидая друзей в баре. Одно из тех местечек в Сан-Франциско, которые и геям, и натуралам кажутся одинаково странными. Фредди пришел после уроков в своей голубой рубашке с галстуком, и они пробовали какое-то новое пиво, которое на вкус было как аспирин, пахло магнолиями, а стоило больше гамбургера. На Лишь был вязаный свитер. Они пытались описать друг друга одним предложением. Первым высказался Лишь, и его реплика приведена выше.

Фредди нахмурился.

– Артур, – сказал он. А потом опустил взгляд.

Лишь взял из плошки на столе пригоршню засахаренных пеканов. Он спросил, в чем проблема. Портрет казался ему удачным.

Фредди тряхнул кудрями и вздохнул.

– Может, раньше, когда мы только познакомились, так и было. Но это было давно. Знаешь, что я собирался сказать?

Лишь ответил, что не знает. Юноша посмотрел на своего любовника, глотнул пива и произнес:

– Артур Лишь – самый храбрый человек из всех, кого я знаю.

Артур вспоминает эту историю каждый перелет. Она вечно все портит. Перелет из Нью-Йорка в Мехико она тоже испортила, хотя он и без того может обернуться катастрофой.

Артур Лишь где-то слышал, что в Латинской Америке после посадки принято аплодировать. В его сознании это связано с чудесами Девы Марии Гваделупской. И действительно, когда самолет попадает в зону сильной турбулентности, Лишь невольно начинает подыскивать нужную молитву. Поскольку он был воспитан в лоне унитарианства[12], на ум не приходит ничего, кроме песен Джоан Баэз, но «Алмазы и ржавчина» его не утешат. Снова и снова, подобно оборотню, бьется в конвульсиях в лунном свете самолет. Лишь не может не оценить избитые метафоры жизни; трансформация, да. Артур Лишь наконец покидает Америку; возможно, за ее пределами он изменится, как старуха, которая в объятиях рыцаря, перенесшего ее через реку, превращается в прекрасную принцессу. Из пустого места Артур Лишь превратится в Почетного Участника конференции. Постойте, или это принцесса превращается в старуху? Его сосед – молодой японец в неоново-желтом спортивном костюме и кроссовках-луноходах – сидит, обливаясь потом и хватая ртом воздух; в какой-то момент он поворачивается к Лишь и спрашивает, нормально ли все это, и Лишь отвечает: «Нет, нет, это не нормально». Свежие пытки, и японец хватает его за руку. Вместе они противостоят стихии. Похоже, во всем салоне им одним не хватает присутствия Духа. Когда самолет наконец садится – за окном гигантская электросхема ночного Мехико, – один только Лишь рукоплещет их спасению.

«Самый храбрый человек из всех, кого я знаю». Что Фредди хотел этим сказать? Для Лишь это загадка. Назовите хоть один день, хоть один час, когда Артуру Лишь не было страшно. Заказать коктейль, вызвать такси, провести урок, написать книгу. Он боится всего этого и почти всего остального. Но странное дело: когда всё одинаково страшно, одно не труднее другого. Кругосветное путешествие не труднее покупки жвачки. Дневная доза смелости.

Какое облегчение – пройдя таможенный контроль, услышать свою фамилию: «Сеньор Лишь!» Его встречает бородатый мужчина лет тридцати в черных джинсах, футболке и кожаной куртке, как у рок-звезды.

– Я Артуро, – говорит Артуро, протягивая волосатую руку. Это и есть «местный автор», который будет сопровождать его следующие три дня. – Для меня честь познакомиться с человеком, знавшим школу Русской реки.

– Я тоже Артуро, – говорит Лишь, сердечно пожимая протянутую руку.

– Да. Вы быстро прошли таможню.

– Я дал тому мужчине взятку, чтобы он нес мои вещи. – Лишь показывает на низенького мексиканца в голубой форме с усами а-ля Сапата[13], который стоит, подбоченясь, чуть в стороне.

– Нет, это не взятка, – качает головой Артуро. – Это propina. Чаевые. Он носильщик.

– А, – говорит Лишь, и усатый мексиканец улыбается.

– Вы уже