Прекрасный хаос - Гари Рассел

— Я не эксперт, Уилфред, но я считаю, что лучше предоставить это дамам.

Уилф кивнул.

— А твоя подруга?

— Нетти. Генриетта Гудхарт[3].

Он улыбнулся.

— Думаю, самое соответствующее имя, какое только могло у нее быть. Но ей поставили диагноз… У нее Альцгеймер, Доктор. И ей не становится лучше.

— И не стало бы, — тихо сказал Доктор, и как раз прозвенел звонок в дверь.

— Это она?

Уилф кивнул и пошел впустить ее.

Спустя секунду Доктор улыбался при виде эксцентричности, очарования и настроения, которые могли выдерживать только некоторые английские женщины определенного возраста и поведения.

Она была одета в коричневое с головы до ног — вельветовая юбка до колен, желтовато-коричневая блузка, шоколадного цвета пиджак — и несла желтовато-коричневую сумочку. На ее голове была удивительная шляпа с по меньшей мере полудюжиной коричневых перьев разных форм и размеров. Уилф снимал с нее длинное темное пальто, и Нетти предложила свою руку Доктору перед тем, как Уилф снял пальто с нее, что значило, что один рукав, рукав рукопожатия, по-прежнему был надет.

— Доктор, как чудесно с вами познакомиться. Ура-ура, это настоящее удовольствие.

— Миссис Гудхарт.

— Мисс, пожалуйста. Лучше все же просто Нетти. Никогда не была замужем и, несмотря на то, что думает дочь Уилфа, у меня намерения выходить замуж нет.

Уилф, наконец, снял с нее пальто, и Нетти аккуратно скользнула в кресло, беря стакан воды очевидно хорошо отрепетированным маневром.

— Я никогда не была замужем, — продолжала она, — это кажется такой тревожной тратой времени. Я живу в Гринвиче, знаете ли, отсюда недалеко, но моя местная фирма такси знает меня и мои маленькие слабости, так что не проблема, если я забуду деньги. Или куда я еду.

Доктор тотчас привязался к этой общительной даме.

— Нельзя надуть надежную фирму такси, Нетти, — сказал он, сумев вставить предложение, прежде чем она беспечно продолжала.

— Они еще скандалят? Это все, что они делают. Это и обо мне. Мне было так совестно начинать, а теперь я отношусь к этому, как к ритуалу, и через десять минут Сильвия возвращается к своему обычному очарованию, полная чая и крекеров.

Доктор улыбнулся. — Сильвия Ноубл? Очарование? Слова, которые нечасто бывают в одном и том же предложении.

Взгляд, каким его одарила Нетти, показал ему, как он недооценил ситуацию между двумя этими женщинами.

— О, не разочаровывайте меня, Доктор. Не после всего, что я о вас слышала. Эта женщина — святая. Она только что потеряла своего мужа, у нее дочка, которую ты тащишь Бог его знает куда, по своей прихоти, и ей приходится терпеть этого чудесного Уилфреда, который может быть таким же упрямым и сварливым, как она. На самом деле, даже более. Мне она очень нравится. Кроме того, я знаю, что она жалуется, но это просто ее способ выпускать пар, она чертовски великолепна с моим… ну, знаете… — Нетти постучала по голове. — Состоянием. Благослови ее, она на прошлых выходных везла Уилфа всю дорогу до Чарлтона. По-видимому, я была найдена в чьем-то садике за домом, пыталась убедить их, что я жила здесь, когда мне было шесть!

— А вы жили?

— Господи, нет. Я воспитывалась в Хэмпшире, — она запустила руку в свою сумочку и вынула красную тетрадку размера А5 и показала ее ему.

— Моя жизнь, — просто сказала она. — Чтобы я могла все помнить.

Доктор посмотрел ей прямо в глаза и увидел — мельком — очень испуганную, но очень гордую старую даму. И она понравилась ему даже больше, чем раньше.

— Без этой тетради, без симпатий Сильвии Ноубл, я ничто. Я оставила мою сумку в магазине на улице Хай Гринвич, и вот я в этом саду, не знаю, кто я такая, откуда я. Сильвия нашла рецепт в моем кармане, нашла магазин, вернула мою сумочку оттуда, где я ее забыла, разобрала все с полицией. Она хочет ввести меня в дом, знаете ли. Брошюры в том выдвижном ящике рядом с плитой.

— Правда?

— Да. Уилф не хочет об этом слышать. Он говорит, ему сначала придется заставить меня переехать сюда. Глупый старый дурак, как будто я буду идти от одного дома, с которым я едва могу справиться, к другому. Но прекрасный дом инвалидов, где за мной будут присматривать? Как это чудесно.

Дверь в кухню открылась. Вошли Донна и Сильвия, и Донна немедленно представилась.

Когда Сильвия поставила чайник, Доктор пересек кухню и встал позади нее.

— Уилф знает про все, что ты сделала для его подруги?

— А Донна знает, что ты суешь нос в дела ее семьи? — ответила Сильвия.

— Я вам не враг, миссис Ноубл, — сказал Доктор.

Сильвия повернулась и улыбнулась ему. Самой неискренней улыбкой, которая возможна.

— Ради моей дочери я тебя терплю в своем доме. Это все. Ради своего папы я сделаю все, что могу, для Нетти Гудхарт. Я не думаю, что я эгоистичная женщина, Доктор. Я упорно работала, построила жизнь, у меня никогда не было много денег, и я постаралась дать Донне приличную жизнь. Но однажды я потеряла моего мужа. Мою опору. И с тех пор я старалась делать то, что дулали мы оба, но с дочерью, которая сначала не получает работу, потом может себе позволить бывать в разных полушариях, но не может позволить купить марку, и старым папой, который, кажется, решил, что пора заменить мою мать раз и навсегда.

— Вы уверены, что не волнуетесь, что он заменяет вас? Я думаю, он давно отпустил вашу маму.

Тишина, которая последовала за пощечиной, которую он получил, казалось, продолжалась несколько часов, но, наверное, это были только секунды.

— Я не это хотел сказать… — начал Доктор. — Мне на самом деле было интересно…

Сильвия его проигнорировала.

— Папа, — сказала она, — почему бы тебе не взять Доктора на участок, а? Донна и я можем поболтать с Нетти, пока вы проведете там час или… несколько часов.

Уилф понял намек и едва не вытащил Доктора из кухни на глазах у женщин.

Последнее, что слышал Доктор, было «Всем чай» от Сильвии, перед тем, как Уилф выгнал их обоих в ночной воздух.

— Участок. Сюда, — сказал старик.

Бабис Такис толкнул самый большой тюк сена в заднюю часть автомобиля-фургона и остановился передохнуть. Он не становился моложе, и это на самом деле была работа Никоса.

Но Никоса здесь не было, он, возможно, был недалеко за фермой, шутя шутки с этой девчонкой Спирос. Типично. Была работа — им нужно было переправить этот груз через Фалираки, где шло еще столько строительных работ. Отели, квартиры, торговые центры, все, из чего все острова Додеканес могли бы извлечь выгоду, потому что это принесло бы длительный туризм.

Бабис выкрикнул имя Никоса пару раз, когда он поднял еще тюков сена. Он взглянул на часы. Потребовался бы примерно час, чтобы проехать через остров к Петалудесу, где они подобрали бы Криса, прежде чем отправиться к Линдосу и вдоль по берегу к Фалираки. Они довезли бы сено до склада, затем был перерыв в «Таверне» Эрика на ночь.

Все еще ни следа Никоса.

Бабис со вздохом ушел от автомобиля-фургона.

— Я старый человек, Никос, — крикнул он. — Я сражался на войне, знаешь ли, чтобы такие люди, как ты, могли быть независимы и иметь свои предметы роскоши. Хоть раз, было бы мило, если бы ты мог тянуть свой вес.

Он добрался до задней стороны фермы, где услышал шум из одной из конюшен — короткий женский возглас удивления, почти страха. Определенно тревоги.

Бабис в секунду был в конюшне.

Никос был на земле, держась руками за голову, молчаливый, но определенно изумленный.

Над ним с лопатой в руках стояла хорошенькая молодая девушка, в которой Бабис узнал Катарину Спирос.

— Ты в порядке, девочка? — спросил Бабис, беря лопату.

Катарина развернулась лицом к дедушке Никоса и он понял, какой испуганной она выглядела.

— Что случилось? — спросил Бабис.

Он был удивлен, когда Катарина объяснила.

— Он ответил на звонок…

Она указала на Никоса Такиса, который сейчас начал вставать, оставив мобильный телефон на земле возле своих ног. Он посмотрел на своего деда, заставив Бабиса невольно шагнуть назад.

Бабис Такис сражался в последние дни войны в молодости, выгоняя нацистов с Крита и сохраняя Грецию для греков. Он сталкивался с гневом и болью своих родителей, которые так ненавидели и, в конце концов, отвергли его за влюбленность, женитьбу и рождение детей с одной из ненавистных итальянок, которые занимали греческие острова семьсот лет перед тем, как их прогнали после войны. Он отбыл срок в тюрьме за скандал в баре в Диагорасе, а однажды ему пришлось столкнуться с озлобленным сыном немца, к которому он привязал боевую гранату в 1944 году.

Но ничто его никогда так не пугало, как взгляд его сына, которым он сейчас его одарил.

Никоса здесь больше не было. Того беззаботного, забавного, умного внука, которого он воспитал после смерти его отца, просто не было здесь.