Типа я. Дневник суперкрутого воина - Ислам Иманалиевич Ханипаев

плану. Я не ответил на ее вопрос. – А еще пенал лежит в раковине. Он испачкался?

Про пенал я забыл, что собирался помыть его мылом.

Правило воина № 30 звучит так: «Если раскрыли твой секрет, скажи все как есть, как настоящий воин». Я закрылся в комнате.

– Артур, – прозвучал голос типа брата за дверью, – кто тебя обидел? Это опять Камиль или кто-то из школы? Как его там, Гасан? Смотри, братишка, как мы сделаем: ты мне просто напиши список этих пацанов, я пойду в школу и разберусь с ними. Хорошо? Я не буду их бить, но поговорю с ними, и они будут бегать от тебя по всей школе.

Я не ответил.

– Артур, эй, мужик, тут нет ничего. Не плачь, – сказал он. – Не надо из-за этого плакать. Меня тоже в школе били, потом я пошел на дзюдо и настучал каждому из них. Они все тру́сы. Перестань плакать, братан.

Я опять не ответил.

– Ахмед, ничего. Я поговорю с ним, – сказала типа мама и открыла дверь.

Я сидел на полу. Когда я злой и серьезный, то сажусь на пол, потому что настоящие воины не спят и не отдыхают в постели. Они сидят на камнях или на траве. У меня дома нет камней и травы тоже. Но я сижу на старых деталях лего. Они тоже острые.

– Артуренок, можно я сяду рядом? – спросила она. Я не ответил, но она все равно села. – Даже если ты не скажешь, кто это был, я пойду в школу и разберусь.

– Ты ничего не знаешь вообще, – ответил я, следуя совету своего сенсея: «Если не знаешь, что ответить, говори вещи, которые могут обидеть твоего врага».

– Вот завтра пойду в школу и узнаю.

– Это даже не школа, – сказал я, следуя другому совету своего сенсея: «Если врешь, то ври очень уверенно».

– А вот и школа. На твоем рюкзаке написано кое-что плохое жирным красным маркером. У тебя таких нет, значит, это, скорее всего, кто-то, у кого был такой маркер, и завтра, скорее всего, он принесет его с собой. А еще слово, которое он написал, это… нехорошее обзывание. Я знаю, что только в школе тебе такое иногда говорят. Из-за того, что ты ходишь к психологу.

– Она тоже тупая. Все в школе тупые, кроме моих друзей и учительницы природоведения и изо.

– О, я тоже так думала, – улыбнулась типа мама. – А мне, конечно, нравилась музыка. Рисую я как будто ногами, а вот пела я… Эх, меня надо было на «Минуту славы». В белом платье со звездочками, которое подарил папа.

– Фу.

– Фуфукай сколько хочешь, а платье было… Какое знаешь крутое слово?

– Ядерное, – буркнул я.

Крутой Али обрадовался тому, что я внимательно слушаю все его уроки.

– Ядерное платье. Да, пожалуй, оно было ядерным. Все девочки точно завидовали. Как все мальчики у вас завидуют твоим мозгам.

– Никто не завидует.

– Завидуют все. Все, кроме Расула. Ты говорил, что вы договорились, что он самый умный, потом ты.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю, потому что ты мне это сказал. Зашел домой, сказал это и сразу ушел к себе. Кто, кроме мамы, должен помнить такие вещи? – сказала она и обняла меня.

– Ты мне не мама, – ответил я. Я не хотел это говорить, но она должна знать, чтобы не приходилось обманываться всю жизнь.

Она немного помолчала, потом сказала:

– Ну и пусть. Я буду почти как мама. Мне без разницы, главное, что ты храпишь в соседней комнате ночью, а утром ешь мою дурацкую яичницу. И поскольку я почти как мама, то должна буду пойти в школу и разобраться с тем, что произошло сегодня. Даже если ты обидишься, зайчик. Я не могу это так оставить.

Я ничего не ответил. Она встала с пола и пошла к двери.

– Это мужские разборки. Ты не должна туда идти, – сказал я, потому что у меня появился хороший план остановить ее. – Такие вещи решают папы.

– У нас нет папы, – ответила она грустно.

– Если папы нет, то никто не должен идти, – сказал я.

Это был отличный план, который должен был оставить ее без решения. Я ждал, что она что-нибудь ответит, потому что у нее тоже всегда на все бывает ответ, но она ничего не ответила. Просто вышла из комнаты.

У нас дома дурацкие тонкие стены. Слышно, когда соседи ругаются, а еще слышно, когда соседи плачут. Двери у нас дома тоже тонкие. Поэтому я услышал, как типа мама плакала. Девушкам можно плакать, мужикам нельзя. Это серьезное и очень важное правило. Правило воина № 3. Поэтому я не плачу. А Крутой Али вообще, как родился, никогда не плакал, он даже не знает, что такое грусть. Он так и сказал однажды: «Грусть – чё такое?»

Одна из серьезных проблем общения с типа родителями – это обращение к ним. Я не могу говорить типа маме: «Типа мама, привет». А еще не могу ей говорить: «Джамиля, привет». А еще не могу говорить: «Эй, привет». Вот и получается, что я не могу к ней обращаться. Приходится всегда просто начинать разговор, но она все слышит и говорит, что у нее ушки, как у кошки, которая всегда слышит мяуканье своих котят. Я не котенок, я вообще тигар. На улице все на всех говорят «тигар», но Крутой Али сказал однажды: «В джунглях бывает только один тигар. Ты – тигар» (я знаю, что пишется «тигр», но