Ядовитый полигон - Сергей Самаров

Габиб, который надевал наручники и которого я только по этому действию и определил, так и пошел справа от меня. Второй вертухай пристроился слева и чуть сзади. Нам уже не нужно было спускаться по лестнице, следовательно, и не было нужды идти друг за другом. А коридор позволял двигаться втроем одной шеренгой. Впереди шел Ласкин. Он очень сильно нервничал, и это было заметно даже по его лицу, когда он обращал его в мою сторону. Может быть, боялся моего удара, обещанного подполковником Лагуном. Такое тоже бывает. Человеческая психика вообще вещь непредсказуемая. Я знавал одного боевого офицера, дважды, кстати, раненного, который падал в обморок от вида обыкновенного медицинского шприца. Сам признавался, что с детства боится уколов. Но это вовсе не делало его трусом. В бою он легко шел навстречу пуле, не испытывая сомнений.

Но мне до Ласкина дела было мало. Отчего же напоследок не понервничать человеку? Может, чувствовал что-то. Может, просто от природы хладнокровия не хватало, поэтому попросту, как говорят спортсмены, перегорал. В этом случае тем более нельзя было его оставлять в живых, и я не мог не согласиться с мнением Александра Игоревича. Старший следователь вовсе не тот человек, на которого можно молча положиться.

Во дворе нас уже ждал «уазик». Ласкин жестом послал машину сопровождения к воротам. Створки раскрылись. Следователь отдал часовому какую-то бумажку, видимо, пропуск на вывоз арестованного. «Уазик» выехал и за воротами остановился. Из машины вышли четверо охранников, один из которых был вооружен не пистолетом, а видеокамерой – как я понял, для фиксации следственного эксперимента. И только после этого вывели меня. Ласкин показал на темно-серый, почти черный «Рейндж Ровер», вытащил ключи и «мяукнул» сигнализацией.

Садились на заднее сиденье с одной стороны. Сначала вертухай, что шел слева – он долго задвигался к противоположной дверце, потом я, а за мной уже Габиб. После этого сел за руль и старший следователь. Но пришлось еще пару минут дожидаться охранника в гражданском с пистолетной кобурой на бедре. Этот прибежал бегом и сразу сел на переднее пассажирское место.

–  Едем, – скомандовал не полковник, а именно этот опоздавший охранник и посмотрел сквозь автомобильные стекла по сторонам, словно оценивая дорожную ситуацию.

Мне, сидевшему на заднем сиденье посредине, было видно, что происходит впереди. Но смотрел я не на дорогу, а наблюдал за управлением такой шикарной машиной. Что меня сразу слегка удивило – отсутствие рукоятки селектора автоматической коробки передач. Увидеть механическую коробку с ее привычным рычагом я, естественно, и не ожидал и вообще думаю, что «Рейндж Ровер» с механической коробкой не выпускается. Но здесь и селектора не было. Поэтому я, рассчитывая этой машиной воспользоваться, внимательно наблюдал, как ею управляют. Конечно, я знаю, что, например, на люксовых моделях «Мерседесов» селектор стоит на рулевой колонке. Здесь же и на рулевой колонке его не было. Все оказалось еще проще: на панели между сиденьями круглое колесо джойстика заменяло рычаг селектора. Так я, по крайней мере, оценил все действия старшего следователя, когда машина тронулась.

Только решив эту достаточно простую задачу, я начал прикидывать, что мне вскоре предстоит предпринять. То есть стал просчитывать варианты нападения внутри машины. Впрочем, это я просчитал раньше, еще в камере СИЗО, и осталось сделать только самое малое – произвести так называемую «привязку к местности». А это сложностей не вызвало.

Ехали долго. Мне в салонное зеркало заднего вида не был виден идущий позади «уазик». Я видел лишь лицо старшего следователя Ласкина. В дороге он, кажется, слегка успокоился. Безмятежно чувствовали себя и вертухаи. Разве что Габиб был слегка напряжен – или чувствовал что-то неладное, или совесть начала донимать. Я бы попросил его еще потерпеть, но это могло не понравиться другим. Напарник Габиба вообще свесил нос и посапывал. Ход у машины мягкий, едет плавно и укачивает тех, кто больше привык к «уазикам». Охранник на переднем сиденье не спал, внимательно смотря по сторонам. Дважды нас в дороге обгоняли, хотя ехали мы довольно быстро, и оба раза охранник тянулся чуть вперед. Видимо, рука его в этот момент уже лежала на рукоятке пистолета, и он был готов встретить любое нападение.

Я эту дорогу знал плохо. По ней меня уже один раз возили на точно такой же следственный эксперимент, но тогда мы ехали на «уазике». Дорога казалась тряской. Надежды на то, что ее отремонтировали специально для меня, я не питал. И потому был склонен хорошо думать о «Рейндж Ровере». Вообще, машина мне понравилась. Хотя Василию Андреевичу Самоварову, наверное, иметь такую уже никогда не доведется, как не довелось бы и в бытность свою старшим лейтенантом спецназа ГРУ Николаю Викторовичу Самоварову.

Между тем местность стала более знакомой. Я уже начал предполагать, что скоро мы приблизимся к злополучному поселку, – и не ошибся. Мои надежды были подтверждены не визуальными наблюдениями, а словами Ласкина. Старший следователь слегка притормозил, сбрасывая скорость, и стал внимательно всматриваться то в одно, то в другое зеркало. Потом сообщил:

–  «Уазик» с охраной колесо проколол.

–  Что делать будем? – спросил охранник с правого переднего сиденья.

–  Не ждать же… Они знают, куда ехать. Жалко, оператор с ними, снимать некому будет… Ладно. Мы пока присмотримся, поговорим. Колесо сменить недолго, – он опять посмотрел в зеркало. – Уже домкратят и запаску катят. Догонят через пять минут. Нам ехать-то осталось…

Охранник на переднем сиденье тоже посмотрел в зеркало со своей стороны. Я понял, что более удобного момента мне не дождаться. И не нужно мне вовсе, чтобы машина остановилась у ворот. Я на ходу лучше справлюсь…

* * *

Потянуться имеет право даже человек в наручниках. Я потянулся, заранее ухватив двумя пальцами тупой конец заточки, и вытянул перед собой обе руки. Даже громко зевнуть не забыл. Все дальнейшее было делом техники. Заранее спланировав свои действия, я уже не думал, а только делал. Чуть раздвинул руки, и наручники с них слетели. Правая рука ушла резко назад, оставляя заточку в левой. Я нанес удар сидящему слева вертухаю тупым концом и попал, как и целился, точно в нос. Он только что проснулся и еще не соображал ясно, поэтому не сумел даже чуть-чуть отвернуть голову в сторону. Этот удар в классике «рукопашки» считается болевым и всегда вызывает шок. А я именно этого и добивался. Главное, что рука с заточкой ушла за мое левое плечо. Даже при том, что я от природы не левша, левой рукой я тоже бить умею. Теперь острие смотрело вперед и должно было уйти точно туда, куда смотрел и я, – под ухо охраннику с переднего сиденья. Сидел он для такого удара удобно, и промахнуться я бы не смог. Но Габиб среагировал по-своему и выстрелил в переднего вертухая прямо сквозь сиденье. Старший следователь все видел и, естественно, слышал, но только прибавил газу. Видимо, от потрясения, потому что кровь текла и из спины охранника на переднее пассажирское сиденье, и из носа вертухая слева от меня.

Я же на этом не остановился и резко добавил левому вертухаю локтем в печень. Удар в нос – это, конечно, больно, но из всех ударов самым болезненным является именно в печень. Не случайно в таких ситуациях теряют сознание из-за болевого шока. Этот удар был отработан на многочисленных тренировках, и я не сомневался, что он своего достигнет. Он и достиг. Вертухай, так и не познакомившись с заточкой ближе, несколько раз хватанул воздух раскрытым, как шторы на окне, ртом, отрубился и уже не помешал мне вытащить из его кобуры пистолет.

Машина как раз остановилась перед воротами нужного нам дома. Но Борис Леонидович сообразил, что заезжать во двор мы не будем, и потому встал к воротам боком. Сигналить, чтобы открыли ворота, не стал. В прошлый раз, когда меня возили на следственный эксперимент с Барбосовым, распоряжавшийся в доме наследник, старший брат убитого хозяина ювелирного магазина, пытался броситься на меня с ножом. Ласкин, похоже, слышал про это и старался избежать обострения. Но что делать дальше, Борис Леонидович не знал.

–  Выпусти, – попросил я Габиба.

Тот послушно открыл дверцу и вышел. Я двинулся следом за ним и сразу обошел машину сзади. Старший следователь по особо важным делам тоже покинул свое место, засовывая в карман ключи с брелоком. Он, видимо, надеялся, что дальше я пойду пешком. Ласкин еще не понимал, что ходить на большие расстояния я небольшой любитель. Я вообще больше люблю бегать, но мой партнер мог не выдержать нагрузки, поскольку темп при беге я обычно задаю высокий, а Габиб не производил впечатления тренированного человека. Его животик говорил, скорее, об обратном.

–  Вот портфель, – Ласкин протянул мне свой потертый портфель из кожи, имитирующей крокодиловую, – пистолет там. Беги…