НеТемный - Александр Изотов

цепь⁈ Это ты его тогда хреначил, вот и слетело ушко!

— Да чего я-то…

— Лезь в телегу давай! Дубина ты безмозглая.

— Ну, Толстый, да не было тогда… Да я…

— Щербатый, не зли меня. За толстого ты сейчас ещё словишь!

Кто-то осторожно добавил:

— Не, Щербатый, кажись, я видел, что цепь болталась у него.

— И я видел, Щербатый. Он ногой дёрнул, наверное, когда ты его бил. Вот крюк и погнулся.

— Да, надо и крюк поменять, точно.

Прозвучал обиженный голос беззубого неудачника:

— Моча вы упырева, я вам припомню….

Зашуршали шаги под телегой, гулко что-то стукнулось об доски, будто голова об дерево:

— Да чтоб тебя! — и по какой-то перекладине прилетело ещё, — Хорлова падаль!

— Телегу-то не сломай, Щербатый, — выдавил, тяжело дыша, главарь, — А то ещё потом и колесо отвалится.

Послышался робкий смешок. Кто-то ещё прыснул со смеха, и спустя секунду заржали все охранники. Все заметно расслабились после неприятной ситуации, но главарь зашипел:

— А ну, тихо, недоноски!

В тишине, разбавленной возбуждённым перешёптыванием, заскрипела ржавая резьба. Щербатый под телегой, наконец, добрался до крепления колышка.

Глава 4

Беззубый возился с железным колом не меньше минуты. Вот заскрипело дерево, он выругался, но всё же протолкнул колышек в телегу.

— Ржавая хрень!

— Давай, давай, лезь в клетку.

— А если они…

— Кто? Эти⁈

Судя по глухому звуку, кому-то из двоих пленников ощутимо прилетело копьём. И, о чудо, никто даже не взвыл — либо бард, либо колдунья с честью выдержали тычок, и не выдали себя. Из своего положения я не мог увидеть, кто из них оказался героем.

— Да в отключке они. Ты потрясись два дня без воды, дурень.

— А если святоша меня…

Вот тут вся банда снова захохотала.

— Чего он тебя? Залижет до смерти?

— В свою веру обратит? Ой, не могу!

— Проповедь ему зачитает. До дыр в мозгах.

— И будет у нас Щербатый листвой праведной, да болтливой…

— Ага, на телегу залезет, вещать нам будет, как живём плохо. Узрите Лиственный Свет, покайтесь, поклонитесь Древу…

— Уроды! Козлы! — Щербатый не выдержал.

— Ты не ругайся так, Щербосвят, — серьёзно ответил кто-то, — Грехи-то новые не наживай.

Это вызвало очередной взрыв хохота.

Я и сам едва сдержался, чтоб не улыбнуться. Просто прекрасно. Ничто так не расслабляет, не лишает бдительности, как веселье. Смейтесь, морось небесная, вам недолго радоваться.

— Лезь давай, недоносок, — проворчал бородавочник, — Ехать уже надо, Чумной долго ждать не будет.

Чумной… Я сразу же отметил это прозвище, отложил в закрома памяти. Если все эти страдания я испытываю из-за него, ему не поздоровится.

Заскрипела телега, качнулась. В едва приоткрытые глаза было видно, что справа от моей ноги прутья посередине вдруг стали падать, и я не сразу сообразил, что это боковая створка. Щербатому помогли её опустить, и потом тот запрыгнул к нам.

— Носатый, сгоняй к повозке, новый кол вези.

— А чего я?

— Ох, сопли Хмарочьи, вы у меня хрен платы дождётесь!

Беззубый, забравшись в повозку, присел, испуганно оглядываясь то на прикованную парочку, то на меня, то на упыря. У телеги вскоре замаячила ещё одна тень, и стукнулся об пол новый колышек:

— Давай, Щербатый, поторапливайся.

— Да сейчас я, сейчас.

— Колдунью там помацай, — весело бросил кто-то, — Ох, она тоже хороша, ледяная жопа!

— Да тут с ней здорово повеселиться можно, висит удобно, — с готовностью отозвался Щербатый. Ему явно надоело, что все ржут над ним, и очень хотелось посмеяться вместе с компанией.

Он склонился над моей ногой, звякнула цепь, зашуршала солома под колышком. Я едва не выругался… Вот же Тьма беспощадная, как неудобно он стоит, не могу его перекинуть. Всё наперекосяк.

— На! — вдруг заорал бард, и Щербатый охнул, словно от пинка.

Я и забыл, что у парня ноги были вполне свободны.

Щербатый упал мне на бедро. Я тут же дёрнул ногой, которую беззубый не успел ещё прицепить, подбросил его, и тот с диким криком кувыркнулся через меня.

И прямо в объятия спящего упыря.

Тварь завизжала, хватая орущего надсмотрщика, защёлкала пастью по живой плоти. А я хлестнул ногой в сторону открытого проёма, пытаясь достать цепью ещё хоть кого-нибудь.

— У-и-и-и!!! — кажется, любопытному Носатому тоже прилетело.

Ну, а теперь просто не двигаться… Упырь, когда пробует свежую кровь, сразу приходит в лютую ярость, и резко прибавляет в силе. Странно, что эти недоумки не знали об этом, иначе упырь бы не сидел на тонкой цепи.

Мало того, они ещё и все кинулись на тварь со своими копьями. С тупыми копьями…

Я всё же не сдержался, растянувшись в улыбке. Тупые недоумки с тупыми копьями. Чехлы же снять надо, вы, вестники тупости!

Вой вконец обозлённого упыря, порвавшего узы «броши хозяина», едва меня не оглушил. Когда он выпрыгивал, то всадил когтистую ногу мне в грудь, чтобы оттолкнуться. Телегу качнуло от прыжка твари в открытую створку.

А-а-а!!! Прилетевший конец порванной цепи здорово задел мне висок. Я попытался открыть глаза, но тело старательно хотело потерять сознание, и на секунду мир поплыл.

* * *

Крики и стоны резко сместились куда-то в сторону, ушли далеко за телегу. Раздалось жалостное ржание, мгновенно сменившееся булькающим хрипом. Не сразу я понял, что мир плывёт и качается не только потому, что мне прилетело по голове…

Повозка несётся!!!

Смердящий свет, Отец-Небо, достучись до бедной лошади, она же убьёт нас. Я-то ладно, лежу, считаю удары затылком по доскам. А вот несчастные бард с колдуньей… Даже меня, привычного к жестокостям, покоробило от того, как их крутило на цепях.

Сбоку замелькали колосья полевой травы, стебли захлестали по прутьям, забрасывая нас пухом и семенами. О, этот пьянящий запах свободы!

Ауч!!! Ох-х!!!

Лошадь явно залетела не туда, куда надо. Повозка подпрыгнула особо сильно, меня шарахнуло по стенке, жерди с треском выгнулись. Меня потащило в другую сторону и едва не вынесло в открытый проём, но болтающейся створкой мне же и прилетело перед тем, как эта створка оторвалась.

Цепь на левой руке не выдержала, звякнув на прощание, и я свесился с края повозки — по моей многострадальной заднице мягко зашуршала полевая трава. Романтика…

Впереди посреди поля высилось одинокое дерево, небо за ним окрасилось в розовый, и я даже позволил себе восхититься. Чёрствая душа Тёмного Жреца вновь училась ценить красоту.

— Расщелину мне в душу! — выругался я, увидев в предрассветном сумраке огромное бревно.

Толстая высушенная коряга едва выглядывала из разнотравья, и лошадь явно не увидела её. Налетев на препятствие, коняга с диким ржанием перекувыркнулась через бревно, исчезнув в траве, и унеслась дальше.

А вот наша повозка…

* * *

Тысячекратные тренировки и тёмные медитации давали мне прекрасное чувство времени, и мне даже не приходилось сомневаться, что после удара я очнулся буквально через пару минут.

Ночь. Та самая оглушающая тишина перед рассветом. Нет, что-то поскрипывает, но это не опасно.

Я посмотрел на алеющее небо, пытаясь разобраться, что за созвездия я вижу. Ни одного знакомого. Мне доводилось видеть трактаты из южных полушарий, но… Нет, это всё-таки другой мир.

А бросская кровь хороша. Я помнил момент, когда повозка стала разлетаться на куски, помню момент удара о бревно, его треск от моего лба…

Со стоном сев, я обхватил гудящую голову, потом кое-как осмотрелся. Высокая трава, обломки телеги, треснутое бревно. На правой руке звенела порванная цепь, а с левой она слетела вместе с браслетом. От левой же ноги цепь тянулась к квадратной раме, на которой ещё даже крутилось колесо.

Лёгкий ветерок принёс мне неприятный звук. Опасный шелест травы, предупреждающий о том, что ещё не все проблемы решены.

Светлой мути мне за шиворот! Я рванулся к железной раме и едва успел нырнуть за конструкцию, как из травы с диким криком вылетел упырь. Одетый в знакомые обноски охранника, он прыгнул на меня, но я резко поднял раму.

Залязгали по железу клыки, и я заметил, что несколько клыков у этого упыря не хватало. Острые когти резанули мне по предплечью.

— Ну, и кто теперь упырева моча? — с неожиданным весельем вырвалось у меня.

Зарычав, я толкнул раму, повалив её вместе с тварью, и упырь оказался зажат подо мной и тяжёлой конструкцией. Меня тряхнуло, приподняло вместе с рамой, — всё-таки, сил у твари было не отнимать.

Снова зашелестела трава, совсем рядом. Я напрягся… Поглоти меня