Призрачный мир. Сборник фантастики - Мария Великанова

Генри Лайон Олди, Марина и Сергей Дяченко, Андрей Валентинов, Олег Дивов, Владимир Васильев и др.

Призрачный мир (сборник)

Никакая часть данного издания не может быть скопирована или воспроизведена в любой форме без письменного разрешения издательства

© Григорий Панченко, составление, 2014

© Hemiro Ltd, издание на русском языке, 2014

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», художественное оформление, 2014

Войны и миры

Олег Дивов

Боги войны

Младшему лейтенанту Сане Малешкину приказали спрятаться где-нибудь и не отсвечивать. Он так и сделал – спрятался где-нибудь и не отсвечивал. А потом решил на всякий случай еще и не возникать.

Когда Саня вдруг понадобился, комбат долго не мог до него докричаться.

– Ольха, Ольха, я Сосна! Да куда же ты запропастился, посмертный герой, мать твою за ногу…

Малешкин не отзывался. Ему все это надоело.

Но только вчера, когда взбесились танкисты, Саня понял, кому надоело по-настоящему. А нынче, словно в ответ на их дикую выходку, настало затишье. Врага не видно, куда двигаться – непонятно. Впервые за войну.

Оставалось сидеть и ждать, чего дальше будет.

Вдруг все без толку, и кошмар начнется по новой?

Или случится какой-нибудь окончательный, последний кошмар…

Вчера, двадцать второго июня две тысячи десятого года, усиленная танковая рота полковника Дея пошла в наступление. «Тридцатьчетверки» взревели и лихо рванули вперед. Первый взвод, назначенный в разведку боем, наткнулся на встречную разведку немцев, проскочил сквозь нее без единого выстрела, ловко увернулся от артиллерийского залпа в борт, выскочил на вражескую базу и принялся по ней кататься, закладывая крутые виражи, паля во все стороны и даже иногда в кого-то попадая. Второй и третий взводы поначалу действовали согласно намеченному плану на асимметричный охват противника, но вдруг заскучали. Через пару минут выяснилось, что воевать некому: все разбежались по кустам ловить немецкую артиллерию, нимало не заботясь общей задачей атаки. И только приданная роте батарея СУ-100 лейтенанта Беззубцева повела себя более-менее разумно. Оценив обстановку, комбат счел за лучшее рассредоточиться и затаиться вокруг своей базы, а то мало ли. Вдруг кто приедет.

Рассредоточиться у самоходов вышло, затаиться – нет. Машина Теленкова просто не двинулась с места, делая вид, что ее все это не касается. Зимин уполз за ближайший куст и там пропал. Чегничка то и дело ерзал, говоря, что здесь он плохо замаскирован, а вон там будет гораздо лучше, а вон там еще лучше. Когда он проехал мимо комбата в пятый раз, тот крикнул, что у него сейчас голова закружится. Малешкин, у которого действительно начала кружиться голова, нашел удобный тупичок, загнал в него «зверобоя» задом, сказал наводчику поставить пушку на прямой и, если враг за каким-то чертом сунется – убивать, а сам сполз на пол, приткнулся в углу и закрыл глаза.

Посреди карты стоял одинокий КВ полковника Дея. Мимо него туда-сюда носились ошалевшие немцы.

Управление боем было безнадежно потеряно.

А сегодня вдруг не случилось боя.

Пока что.

– Ольха, Ольха, я Сосна!

– Ну чего он мне сделает? – спросил Малешкин у серой темноты бронекорпуса. – Ну вот чего он мне сделает?..

– Да ничего, – отозвалась темнота голосом заряжающего Бянкина. – Но вообще… Нехорошо так, лейтенант. Люди беспокоятся.

– Люди… Здесь людей нет, – сказал наводчик Домешек. – Я, например, не встречал.

– А мы?! – удивился Бянкин.

– Так то мы. Тебя хотя бы потрогать можно. А вот, например, комбат, это какая-то ерунда, данная нам в ощущениях. Бесплотный дух, бубнящий на радиоволне.

– Мы же его видели!

– Мало ли чего мы тут видели…

– Дурак ты, Мишка, – сказал Бянкин.

– Не отрицаю, – легко согласился Домешек. – Был бы умный, пил бы сейчас холодное пиво на Дерибасовской, а не загибался тут с вами.

– Будто от тебя зависело что.

– Тоже верно, – опять согласился Домешек. – С тех пор, как началась война, ничего уже от меня не зависело. – Подумал и добавил: – А вот с тех пор, как меня убило… Хм… Кое-что зависит. Удивительный парадокс. Я вам сейчас по этому поводу расскажу один старый еврейский анекдот!..

– Ольха!!! Я Сосна!!! – надрывался комбат.

«Еще немного, и у меня уши завянут», – решил Малешкин и нажал клавишу приема.

– Сосна, я Ольха.

Несколько мгновений комбат просто тяжело дышал у него в наушниках, а затем подчеркнуто ласково осведомился:

– Что с вами, Сан Саныч? Опять воевать надоело?

– Жить надоело, – честно ответил Малешкин. – Не могу больше. Устал. Прием.

– Ты мне это брось, посмертный герой, – сказал Беззубцев. – Ух, напугал. Я уже хотел подъехать и тебя подтолкнуть немного, чтобы очнулся. Видишь кого-нибудь?.. Прием.

– Никого. Только наших. Прием.

– Вот и никто не видит. Короче, старший приказал стоять пока. Ясно? Прием.

– Да я и так стою! Хорошо стою. Они мимо пойдут, им больше некуда сунуться…

Малешкин выпалил это машинально и тут вспомнил, что ему надоело воевать и надоело жить. Оборвал себя на полуслове и сухо закончил:

– Прием.

– Ну, они тоже не дураки, – сказал комбат. – Где узкое место, там и будут ждать засады. Поэтому ты не увлекайся. Если сможешь, выпусти одного-двух на меня, прибей следующего и уходи на запасную, пока не накрыли. Вдруг у них опять в тылу гаубицы. Положат тебе снаряд на крышу…

– Не хочу! – вырвалось у Малешкина. – Хватит!

– Что?.. Чего?

– Вас понял, – сквозь зубы процедил Малешкин и отключился.

– Не дури, Сан Саныч, – миролюбиво попросил комбат. – Стой и жди.

Малешкин выдернул фишку переговорного устройства из гнезда.

– Сам видишь, новая карта, – сказал комбат. – И противник как сквозь землю провалился. Не время сейчас дурить. Что угодно может случиться. Ты же сам этого больше всех хотел! Очень тебя прошу…

Малешкин сорвал с головы шлемофон и не глядя уронил его под ноги. Здесь это было можно. Пол в машине чистенький, и весь мир вокруг чистенький, и сам ты словно только из бани. Малешкин здесь набрался привычек, немыслимых в обычной самоходной жизни.

Люк над головой сам распахнулся и встал на стопор, едва Малешкин его толкнул. Саня высунулся наружу и посмотрел назад. Там все было как обычно: на корме машины сидел маленький солдатик-пехотинец в большой, не по росту, шинели и вел наблюдение за тылом.

В тылу были холмы, и посматривать туда стоило. Саня по опыту знал, что там ничего нет, там конец света, край земли. И маленький солдатик это понимал. Но сейчас роту выбросило на незнакомую карту, и правильно комбат говорит: что угодно может случиться. Внезапный прорыв немцев из-за границы карты, например. Удар с воздуха, которого еще ни разу не было и не предвидится, но когда-то он ведь должен быть. Пускай тебе сто раз жить надоело, умирать все равно больно.

– Громыхало! – позвал Саня. – Вверх поглядывай.

– Птицы не летают, – сказал Громыхало, не оборачиваясь.

– И чего? – удивился Саня. – Они тут никогда не летают.

Из соседнего люка выбрался Домешек, уселся на броню и сказал:

– Не нравится мне все это, лейтенант. Что-то будет. Возможно, мы допрыгались. Громыхало! Следи за воздухом.

– Птицы не летают, – повторил Громыхало. – Значит, и самолеты не полетят.

– Ишь ты, философ, – сказал Домешек. – Здесь еще грузовики не ездят. И люди не ходят.

Громыхало чуть повернулся внутри шинели, которую надел внакидку, и уставился на наводчика. Остроносый, с маленькими глазками, он в своем несуразно большом обмундировании да еще при здоровенном ППШ смотрелся бы донельзя смешно, когда бы все вокруг не было так грустно.

– Я хожу, – сказал Громыхало.

Малешкин и Домешек переглянулись.

– Давно? – спросил наводчик.

– Покажи! – потребовал Саня.

Громыхало выбрался из шинели, подхватил автомат, легко боком сполз с машины и отошел на несколько шагов в сторону.

Малешкин аж поперхнулся, ему вдруг захотелось крикнуть: «Назад!» – и он едва удержал себя.

Домешек глядел на солдата во все глаза и молчал.

Саня нагнулся в машину и крикнул:

– Ребята! Сюда! Громыхало ходить может!

– Ну и пускай идет… Куда подальше, – донеслось из носового отсека. – Надоели вы мне хуже горькой редьки с вашими выкрутасами… Верно Мишка говорит: допрыгались мы! Вот как вломят нам за вчерашнее…

– Совсем ты упал духом, Щербак, – сказал Саня. – Смотри, все самое интересное пропустишь.

Наверх высунулся Бянкин. Поглядел на Громыхало и спросил:

– И чего нам с этого толку?

– Не знаю пока, – напряженно сказал Саня. – Мишка, можешь слезть?

– Не могу, – сказал Домешек, не отрывая глаз от солдата. – Боюсь.

– Вот и мне как-то… Боязно.

Громыхало отошел еще на несколько шагов, попробовал ковырнуть сапогом почву – не получилось. Было очень странно видеть, как он ходит по траве, не приминая ни травинки.