Энцо Феррари. Победивший скорость - Ричард Уильямс

Ричард Вильямс

Жизнь Энцо Феррари

Посвящается Джейн

Гоночная трасса оправдывает те человеческие наклонности и поведенческие модели, которые люди в других обстоятельствах осудили бы как антиобщественные.

Анна Каван. «Мир героев»

— Это что же такое?

— Это Ferrari.

— А она ездит?

— Ездит?! Да она в прошлом году выиграла Большой приз. Я купил ее у вдовы Симонелли. Заплатил сотню фунтов.

— И что же ты собираешься с ней делать?

— Гонять на ней, конечно…

Беседа между Мойрой (Эва Гарднер) и Джулианом (Фред Астер) из фильма «На берегу» (реж. Стенли Крамер, 1958)

Великий энтузиаст

Когда его жизнь подходила к концу, он больше всего боялся потерять память. Он постоянно об этом говорил и никогда не забывал принимать многочисленные патентованные препараты, руководства к которым обещали приостановить деградацию мозга. Ничего удивительного: его мозг хранил драгоценные для него воспоминания прошедших девяти десятилетий, к которым он в конце жизни прибегал как к последнему прибежищу и отраде. Он вспоминал, как они с братом Альфредо в детские годы стреляли в цель из лука на задворках отцовской мастерской. И о том, как во время Первой мировой войны он лежал на койке в военном госпитале в палате Для умирающих. Он вспоминал склонившегося над чертежной доской своего уже отошедшего в лучший мир сына. А еще он помнил, как одним холодным утром в Эмилии взревел, пробуждаясь к жизни, двигатель первой машины, несшей его имя. Он помнил о том, как обедал с одним из гонщиков в отдельном зале ресторана, наблюдая за лицом и руками своего собеседника в тот момент, когда они с ним обсуждали размеры гонорара. Он помнил и о пуделе по кличке Самбо, и о немецкой овчарке по кличке Бокс — собаках, которые всегда сопровождали его в поездках и которых он возил в багажнике своего автомобиля. Его угасающая память все еще хранила воспоминания о вечеринках в ресторанах, где были карты, вино и девочки. Он помнил также о воскресных днях, которые проводил на старой ферме рядом со своей испытательной трассой, и о том, как он смотрел гонки по телевизору, после которых, вздрагивая от нетерпения, ждал телефонного звонка с места событий. Конечно же, он вспоминал и о людях, которые в течение многих лет были с ним рядом, — но не о знаменитых гонщиках, водивших его машины и иногда погибавших во время гонок, а о других людях, попроще. Например, о человеке по фамилии Бацци — своем ближайшем помощнике, который работал с ним на протяжении 50 лет, и о Пеппино, который знал о его жизни, возможно, больше, чем кто бы то ни было.

В пожилые и преклонные годы его образ жизни почти не менялся. В будни он поднимался в восемь часов утра. Его спальня находилась на первом этаже сложенного из потемневшего от времени кирпича большого четырехэтажного дома, стоявшего напротив фонтана «Трех граций» на Ларго Гарибальди. Через полчаса он выходил из дома, шел мимо здания оперы, входил через древние ворота в старый город и через пять минут уже сидел на своем привычном месте — первом слева кресле — в парикмахерской Антонио Д'Элиа. В своем салоне на Корсо Каналгранде Антонио регулярно подстригал Инженьере — начиная примерно с 1950 года. Антонио был братом жены Гоцци — одного из его самых способных и преданных «консильери» — советников, который работал с ним дольше, чем кто-либо. После смерти Гоцци это место занял его сын Массимо, который заходил в парикмахерскую, чтобы развлечь Инженьере беседой. По понедельникам они разговаривали об успехах местного футбольного клуба, и Феррари подтрунивал над своим сотрудником, когда его любимый клуб «Интернационале» проигрывал. Закончив бритье, Антонио снимал стягивавшую шею Инженьере салфетку. В эту минуту в дверях парикмахерской появлялся Дино, занявший со временем место Пеппино. Он должен был отвезти патрона в пригород, на кладбище Сан-Катальдо, где находилась окруженная кованой металлической решеткой семейная мраморная усыпальница Феррари, построенная в 1956 году. Там, открыв личным ключом узорчатую железную дверцу, Инженьере проводил несколько минут, стоя в задумчивости над надгробиями своих родителей, жены Лауры и своего старшего сына. Пока Пеппино был жив, Феррари всегда водил машину сам. Но теперь он состарился, а потому за рулем его автомобиля сидел верный Дино, который прямо с кладбища отвозил Инженьере в его старый офис в Модене — дом номер 11 по улице Тренто-э-Триесте. Именно там, в этом офисе, все и начиналось. В старом офисе Инженьере проводил час или два. Он поднимался в комнаты на втором этаже над мастерской, где прожил с женой и сыном сорок лет, просматривал почту и принимал редких просителей — одного или двух, не больше. А еще он читал там газеты. Газет было множество. Он читал 11 Resto del Carlino, 11 Tempo, La Nazione, La Repubblica, II Giornale, La Stampa, II Corriere della Sera и La Gazzetta di Modena. Кроме того, он читал La Gazzetta dello Sport, и И Corriere dello Sport, и Tuttosport. А еще Инженьере ежедневно просматривал L'Equipe и аналогичное бельгийское издание Les Sports. Иногда Гоцци приносил для него казавшиеся ему занимательными статьи из других газет, в частности из L'Osservatore Romana, которая считалась рупором Ватикана. Время от времени этот печатный орган яростно нападал на автомобильные гонки, внушая верующим мысль об их греховности. Много лет назад, когда еще была жива мать Инженьере, она, не обращая внимания на поносившие автогонки статьи, старательно собирала все периодические издания и книги, превозносившие успехи ее сына.

Часов примерно в одиннадцать Инженьере вызывал Дино, чтобы тот отвез его в Маранелло. Как это ни удивительно, Инженьере редко ездил на Ferrari; он выбирал для своих поездок куда более скромные и дешевые автомобили. В молодые годы он ездил на маленькой Lancia-Ardea или на Fiat 1100. Какое-то время он даже ездил на крошечном Mini-Cooper. Как-то раз он проехался на Renault, которая привлекла его внимание наличием устройства, металлическим голосом напоминавшего водителю о том, что у него заканчивается масло, или о том, что ему необходимо закрыть дверь и пристегнуться к сиденью ремнем безопасности. Он даже хотел купить эту машину, но фирма Renault