Мнимые люди - Андрей Белоусов

В прошлый раз нам крупно повезло. В этот раз, везение нас оставит. Я вас уверяю! И мы должны сделать всё возможное, чтобы нам можно было в дальнейшем, как можно меньше полагаться, на это самое, везение, — негодовал Овчаренко, краснея и бешено выпучивая глаза.

— Успокойтесь Георгий Степанович, успокойтесь. У вас будет подкрепление. — Нажимая на слове «будет», успокоил президент, пронизывающе смотря на министра обороны.

Тот, под тяжёлым взглядом, вначале рассерженно зарычал, но потом правда осёкся и упавшим голосом сказал:

— Хорошо. Я сделаю все, что в моих силах. Но такого количества, я вам не могу обещать, при всём вашем хотении. Максимум шестьсот тысяч. — На озвученную цифру, генерал отреагировал возмущенным взмахом обеих рук. — Но, — продолжил министр, останавливая грозившую начаться, гневную тираду, — я вам обещаю, артподдержку и поддержку с воздуха, столькими единицами техники, сколько вы скажите.

— Министр прав, — подтвердил президент. — Мы не сможем располагать тем количеством людей, которое вы озвучили, в столь короткие сроки.

— А ну вас, — обречённо махнул Овчаренко. — Нет так нет. Но тогда и спрос с меня не большой. Случись что не предвиденное, вы как и я, тогда также подпишитесь под поражением. Я один отдуваться не намерен…

— Будем молиться, чтобы этого не произошло, — соглашаясь ответил президент, тем самым возлагая на себя часть ответственности за проведение будущей операции.

Министр обороны в свою очередь не проронил не слова, но согласно кивнул, так чтобы все видели.

— Ну если всё, господа, — подведя итоги, тогда обратился глава страны, к членам заседания. — То пора бы расходиться. Время не ждёт. — И сразу спохватившись поинтересовался. — Генерал сколько времени вам понадобиться до проведения начала операции?

— Две-три недели.

— Долго, — покачал он головой. — Ну что ж делать нечего. Если раньше никак, то будем хотя бы надеяться, что за это время не произойдёт ничего экстраординарного. Всего доброго господа, — протягивая руку, попрощался президент.

Господа незамедлительно отреагировали и собрав бумаги в папки, поднялись, пожимая друг другу руки. И вот тут-то на них и обрушился замогильный глас, от коего у всех мороз по коже пробежал.

— Грядёт страшный бой — последний бой, — вещал Грушницкий голосом прорицателя. А затем, медленно голову подняв, зло сверкнув линзами пенсне, добавил. — Бой который решает всё. Кому жить, а кому умереть. И будет это настоящая кровавая МЯСОРУБКА…

* * *

И огромная, военная машина, смахнув с себя прах и тлен, гибнущей Москвы, после известных событий, снова пришла в движение. Военный люд, сбросив оковы оцепенения, замельтешил и засуетился, на изрядно помятом лике города, охваченный общим куражом. Самое страшное когда войска вынуждены бить баклуши от безделья или находиться в постоянном напряжении, не способные дать достойный отпор угрозе, занёсший над их головами «Дамоклов меч». Потому как, падает от этого моральный дух людей, носящих форму, а с ним и дисциплина катится ко всем чертям. Но всё это в прошлом…

Пережив психическую атаку и жестокие нападки мутантов, солдаты вновь готовы были нанести удар — последний удар. Удар, должный наконец-то поставить точку в затянувшемся противостоянии, людей и нелюдей.

Министр обороны, как и обещал, выполнил свою задачу, казалось бы с блеском. Если бы не одно но… Да свежие силы хлынули широким потоком со всей России, постепенно вливаясь в ряды регулярных войск, стоящих у границ Москвы. И фронт более или менее укомплектовали. Но кем?..

В самом начале, когда была объявлена всеобщая мобилизация по всей стране, гражданские не очень-то и ретиво стали записываться добровольцами. И вот тогда, ничтоже сомневаясь, высокое начальство применило, на их же собственный взгляд, гениальный ход. Привлечь людей на денежный мякиш. О! Гениальный ход возымел популярность. Люди со всей страны, как утки, бросились заглатывать, предложенный им мякиш. И дошло до того, что предложенная цифра, была даже преувеличена на пару сотен. Казалось бы чего ж ещё-то надо? Радоваться надо! Собрали, такую силищу. Ух, теперь-то мы им покажем где зимуют раки.

Но дело-то всё в том, что рано было радоваться-то. Собрать собрали. Но вот кого? В основном, на денежный мякиш, повелся, так называемый, обиженный жизнью люд.

И кого там только не было: и бомжи, и пьяницы, и наркоманы. В добровольцы записывались люди с психическими расстройствами, люди с криминальным прошлым, настоящим и будущим. Короче — на службу шли так называемые «сливки общества» вычерпанные с самого дна жизни. Ну а кто ещё в здравом уме пойдёт на локальную войну? Разве что, только те у кого не по-детски развито чувство патриотизма. А больше никто…

«Кого понабирали?! Боже мой! — хватаясь за голову гневался сокрушаясь генерал Овчаренко, получая донесения о подкреплении. — Это же какой-то сброд! Сброд он, и есть сброд!».

А ему отвечали в высших инстанциях:

«Берите кого дают и не ропщите. Вам нужны были люди, получите».

«Но как прикажите с ними воевать? — метая молнии негодовал генерал, читая отписки и выслушивая нападки вышестоящего начальства. — У них же никаких представлений насчёт военной службы. Они же ничего не знают и не умеют. Большинство и оружия-то никогда не держали в руках, разве что, кухонным ножом махали перед своими жёнами. Напялить форму ещё не значит стать солдатом. Как я буду воевать? — гневно взывал он».

Ответ же был даже очень прост:

— Учите, учите и учите, — наставляло высшее командование.

Делать нечего. Пришлось генералу и его подчинённым в самом деле, в срочном порядке создавать учебные центры, где весь тот «сброд», что поступил под его командование, мог пройти ускоренный курс «молодого бойца» и в конце концов, хоть чему-то да научиться.

И один из самых крупных подготовительных центров, расположили в «Куркино», некогда процветающем и довольно молодом городе. Правительство Москвы, кстати сказать, возлагало на него большие надежды в своё время. Проводило всевозможные эксперименты по благоустройству, надеясь решить в будущем проблемы быта населения и урегулировать жилищную проблему, остро вставшую в последние время на первое место, среди прочих. Московское начальство влило в «Куркино» огромные средства, благоустроило, сделав из города конфетку всем на удивление, пойдя по пути европейских стандартов размещения жилья и инфраструктуры. Жить да и радоваться только.

Но начавшаяся война, а в последнее время, те события, что происходили в Москве, никто иначе не называл, Куркино, как и многие города-сателлиты, пришло в запустение и упадничество. Покинутый город — город призрак. Некогда яркое пятно на лике столицы, так же как и Москва, Куркино погрузился в серый, мрачный сумрак. Сумрак не явный и не зрительный, а сумрак, что бывает лишь в душах людей, когда теряют они надежду на жизнь.

Тщательно облагороженные улицы и ухоженные парки, погрузились в буйство и непосредственность, диктуемое самой матушкой природой, стоит лишь не надолго потерять над нею контроль. А жилая часть Куркино, в отличие от столицы, вообще представала пред сторонним наблюдателем в виде полного и тотального запустения. Его улицы не были запружены брошенными впопыхах, машинами. Окна и двери домов, были целы и находились на своих местах. Жилые здания и учреждения, заперты на крепкий замок. Ни одной брошенной или бесхозной вещи. Ни одного следа разрушений или пожара, не коснулось лика города. Всё чинно и мирно. Вот что значит — люди покидали город не спеша и последовательно. Но всё равно, Куркино всем своим, нетронутым видом, навевал какое-то гнетущие чувства одиночества и заброшенности, заставляя стороннего наблюдателя, бежать и бежать без оглядки из этих покинутых чертог.

С приходом же военных, город немного преобразился — наполнился жизнью, что ли, но так до конца и не расстался с аурой обречённого забвения. Эта аура обволакивала людей со всех сторон и давила… Давила на них, давила на их психику. Отчего, даже самые чёрствые и не пробиваемые, передвигались по городу хмурые и злые с нервозно напряжёнными лицами. И ссутулившись, вжимая голову в плечи, стремились они скорей покинуть открытые пространства, чтобы хоть за четырьмя стенами почувствовать себя немного защищёнными от внешней таинственной угрозы.

Именно в Куркино, люди впервые сталкивались с реальностью обстановки, творящейся вокруг. Прежде незнакомые с действительностью, пребывали они со всей страны, так сказать навеселе: шуточки, байки, песни, анекдоты. И вдруг, всё менялось…

Перейдя некую невидимую границу, никем не установленную и неотмеченную на карте, весь благостный людской настрой отрезало начисто. Лица людей напрягались, теряя выражение беспечности. Расслабленное тело сжималось в пружину, а руки, то и дело, обшаривали пространство, в поисках хоть какого бы то ни было оружия. И не было больше слышно ни шуток ни песен, ни анекдотов, потому что обескураженные люди как-то сразу замолкали, а если и переговаривались, то только шёпотом, постоянно, в непроизвольном порядке, то и дело бросая по сторонам настороженные взгляды.