За краем поля - Чернявская Татьяна

   "Интересно, как там мама справляется? - подумала девушка, желая отвлечься от чувства раздражения, что на ближайшие месяцы станет для неё фоновым. - В малых городах должен быть меньший наплыв тварей, им просто нечего делать без достаточного излучения. С другой стороны, не факт, что, кроме столицы, хоть где-то организовали нормальное сопротивление. Следовало бы сразу проверить их с Чугрием. Впрочем, предки весьма безалаберны с теми, кто не наследовал их крови, так что могли ещё хуже сделать. Печально, конечно, что болтуна изъяли, но не уверена, что сейчас будут работать артефакты. Да и матушка скорее перенервничает, скажи я ей что-то вроде: "не волнуйтесь, я недавно с того света и пока посижу у инквизиторов, но внуки у Вас будут точно". Лучше потом побыстрее выбраться домой. Ремонт понадобится в любом случае, так что нужно проверить сохранность денег, как-то не верится в пожизненное содержание от нашего княжинушки-дубинушки. Он уже трёх жён извёл, чтоб отступные при разводе не платить, так станет ли с посторонним церемониться. И сколько мне ещё здесь торчать?"

   Нельзя сказать, чтобы Чаронит изнывала от нетерпения или томилась неизвестностью, скорее ощущала некую нелепость происходящего фарса с допросом и усиливающийся голод. С театрализованным представлением Важича, так неожиданно продвинувшегося (не иначе, как с доброго пинка) по карьерной лестнице, всё было относительно понятно. Девушка и не ожидала от него выдающейся сообразительности или дипломатических изысков, хорошо ещё, что хватило осмотрительности не запирать их в подвале. Лёгкое разочарование, конечно, осталось горьким послевкусием от суетливой транспортировки, но относилось более к человеческой натуре в целом, чем конкретному её проявлению. Яританна никогда не испытывала особого единения с людьми, а, ощущая вокруг страх и трепет, всё больше проникалась пренебрежением. Её натура была к нему более склонна, чем к самолюбованию. А вот голод представлялся серьёзной проблемой. Раздражение посредством определённых усилий подавлялось самоубеждению. Раздражение в купе с голодом грозило уже появлением идеи фикс, если не сказать, Великого Бздика. Великий Бздик в воплощении рядового подмастерья уже нёс немало разрушений, последствия его для некроманта же обещали быть впечатляющими. Кормить опасных пленников, явившихся буквально с того света, любезные инквизиторы явно не собирались.

   Яританна осмотрела выделенный для их изоляции колодец, без окон и базовых удобств и решительно подошла к единственному во всей комнате дивану.

   - Что ты делаешь? - подозрительно прищурилась Алеандр, всё ещё ощущая лёгкую обиду за бесцельно потраченные усилия к примирению.

   - Разве не заметно? - блондинка проверила прочность и удобность вычурных подлокотников и мягкость сиденья.

   - Т-только не говори, что ты здесь ляжешь? - с неким почти благоговейным трепетом подал голос Стасий, которому подобная небрежность к вопиюще дорогой мебели казалась с родни святотатству, тем более в исполнении некроманта.

   - Разумеется, - Яританна невозмутимо устроилась на просторах белого монстра и отвернулась спиной к сокамерникам. - Не на полу же мне спать.

   - Так ты ещё и спать собралась!?! - вскричала Эл, не выдержав долго давления собственной благовоспитанности и кротости.

   Как же её возмущало подобное легкомыслие и безразличие, граничащее с прямым оскорблением устоев мирозданья и социальных норм! Если по неписаным правилам, предзаданным людям ещё дикими инстинктами, в какой-то ситуации следовало робеть, чуть боголепствовать или хотя бы теряться, равнодушие должно было бы расцениваться настоящим преступлением. Особенно если равнодушие проявлялось не эпическим героем, стоически сносящим испытания, а угрюмой чародейкой с дурным характером.

   - Послушай, у меня был не самый хороший день, - проговорила та самая чародейка, прикрывая косым подолом казённой хламиды исцарапанные кленки. - По твоей вине я не смогла выспаться прошлой ночью, потом оказалась на пределе резерва и вынуждена была шляться по загробному миру. Я просто хочу спать.

   - Н-но как можно спать в такой обстановке? - разумно заметил Стасий, пока его пышущая негодованием сестра не вытворила что-нибудь, что могло привести некромантку в неистовство.

   - Весьма комфортно, - ответила Яританна, хотя скрюченная поза тому и противоречила. - Свет, конечно, ярковат, зато тихо и безопасно. Не думаю, что удалось выбить всю нечисть из города.

   - Э-э-э... тебя наша дальнейшая судьба не волнует совсем?

   - Ваша? - от удивления Яританна даже обернулась, будто спрашивая у вопрошавшего молодого человека, не вздумал ли он поиздеваться. - Не слишком. Мне ничего не посмеют сделать. Когда я в таком состоянии духа, то делать мне что-либо крайне нежелательно.

   - Как ты можешь, так себя вести!?! - подпрыгнула на своём места Алеандр. - Будто ничего не случилось! Будто над нами не висит неизвестность!

   Некромантка тяжело вздохнула. Никто и не догадывался, как тяжело ей дался этот вздох.

   - Просто знаю, что будет дальше, - пояснила она тем самым терпеливым тоном, который обычно отбивает желание продолжить беседу. - Знаю, что будет завтра, через месяц иль через год. Видишь ли, Могучи очень любят составлять планы.

   - Это ужасно! - не вняла угрозе Алеандр. - Как можно жить, зная наперёд всё, что случится!?!

   - Здесь ключевое слово "жить". И это превосходно.

   Некромантке пришлось перевернуться так, чтобы свободным оставалось только оглохшее ухо.

   Игнорирование проблемы подчас приводит наилучшим последствиям.

Год спустя

.

   Есть вещи, которые меняются сами собой, непринуждённо и естественно, просто потому, что такова их природа. Есть вещи, чьё изменение всегда происходит через усилие и слом, корёжа установленный порядок, мешаясь и рубцуясь. А есть то, что остаётся неизменным. Именно на нём и держится основа мира, опасливо балансируя подобно валуну на скользкой гальке. Именно такие мелочи способны стать гарантом преодоления любых невзгод и символом возрождения, дающим силы двигаться вперёд. Именно к таким вещам можно было отнести кабинет Главы Замка Мастеров.

   Посреди монументальной недавно побеленной громады Замка, признанной несокрушимой и уникальной лучшими мировыми экспертами, под защитным барьером, не подвластным ни одному чародею, находился заветный кабинет. Вызова в него отчаянно боялись и в него же стремились поспасть, подступы к нему покрывались слезами и петициями, но двери всегда оставались закрытыми. За ними тянулся тёмный, покрытый копотью и глубокими бороздами коридор, навевающий тяжёлые воспоминания о пыточных и нежитеводческих псарнях. И лишь минуя его можно было попасть к огромным дверям, выполненным в старомодном стиле, но зачарованным настолько, что, прознай про это Князь, немедленно попытался бы перенести их себе в сокровищницу.

   Увы, или всё-таки к счастью, Светлый Князь Калина Отатаевич, получивший ужасные травмы во время Мёртвой ночи и вынужденный провести почти три месяца на элитном островном курорте для восстановления здоровья (в большей степени душевного), делами чародеев интересоваться перестал, хоть и с некоторой неохотой. В итоге с полёгкой выдохнули все: от княжеских ищеек, частично комплектуемых из боевых чародеев, до самой инквизиции, что разумно опасалась оказаться в этом конфликте крайней стороной. Говорят, тому немало поспособствовал новый придворный чародей, оказавшийся по обстоятельствам абсолютно случайным, старшим братом Главы Замка Мастеров. К чести сказать, кровное родство в отношении его Министрам и придворным ратишам запомнилось не столь сильно, как похвальное холоднокровие и демоническая невозмутимость во время осады башни Совета инквизиции толпами нежити. Невольно создавалось впечатление, что молодого алхимика не сможет пронять даже отряд кровожадных личей. Что занимательно, других претендентов на столь завидное место среди всех чародеев княжества просто не нашлось.

   Поразительное единодушие владеющих силой, царящее среди выпускников древнейшего учебного заведения, пока только начало настораживать соседей, слишком занятых восстановлением собственных земель после недавней катастрофы. В настороженности той было больше зависти и тихой грусти на фоне собственных потерь в рядах владеющих силой. Подобная же общность, хоть и абсолютно противоестественна была самому духу чародейства, воспринималась Мастерами княжества, меж тем, как нечто разумеющееся и обыденное. Напротив, те немногие, что духом всеобщего единения по каким-то неведомым причинам не прониклись в общей массе предпочитали не привлекать к своей инаковости лишнего внимания и молча поражаться произошедшим переменам.

   Основной виновник перемен, чьё эпохальное обращение к чародеям несколько дней беспрерывно транслировалась по паутине, пока шли основные зачистки, нечасто покидал свой кабинет. Совершенно неожиданно его личность из просто знаменитой переросла в легендарную и прочно обосновалась на пьедестале самых узнаваемых людей столицы. Пусть рваный шрам на подбородке остался чуть пробивающейся сквозь лёгкий загар бледной нитью, пусть запущенная щетина сменилась выбритыми щеками, а вместо взлохмаченных кудрей появилась короткая сдержанная стрижка, всё равно Мастера Важича узнавали повсюду. Восторженные горожане, почитавшие чародеев едва ли не личными посланниками Триликого, буквально не давали своему герою прохода, благоговейно заглядывая в жёлтые глаза наместника Кровавого Князя. Мастера и стражники, участвовавшие в обороне столицы, считали своим долгом чинно приветствовать бывшего командира и по возможности выказать своё восхищение. Служители Триликого непременно осеняли защитным знаменем и с некой подобающей сану снисходительностью напоминали о важности сохранения истинной веры в условиях вызревания некромантской ереси. Старики в припадке эгоистичного самоуничижения пускали жалостливые слёзы и, причитая, тянулись целовать руки за избавление. Дети, даже самые маленькие, восторженно пищали и лезли с бесконечными, зачастую совершенно абсурдными вопросами. Однако хуже всех были девицы....