Александра Федоровна. Последняя русская императрица - Павел Мурузи

— Турция всегда нас только провоцировала. Наш царь- батюшка абсолютно прав — нужно помочь нашим соседям прогнать турок из Европы, прогнать раз и навсегда!

Эти горлопаны продолжали своими громкими призыва­ми подстрекать толпу:

.— Подумать только, они же настоящие дикари! Да даже не христиане! Царь должен показать им, что мы их не боим­ся. Пусть лучше оставят в покое наших друзей-славян...

Григорий Ефимович дошел до вокзала. Поезд в Царское Село уже отходил. В своем вагоне он увидел много знакомых лиц, многие узнавали его. Все хотели с ним поговорить. Но он, повернувшись нарочито ко всем пассажирам спиной, разглядывал через окно однообразный пейзаж предместья, порой перемежавшийся лесными рощицами.

Сердце у «старца» сильно колотилось в груди. Он чувство­вал, какая на него свалилась ответственность. Царица сама назначила время и место для аудиенции с царем. Так что ему действовать! Он, простой сибирский мужик, обладает гораз­до большей силой убеждения, чем все эти хитрые лисицы, переодетые в министерские мундиры, которые только на словах разглагольствовали о благе народа, асами безжалос­тно гнали русскую молодежь на войну, хотели превратить этих молодых людей в «пушечное мясо». Казалось, что все эти пушки отстаивали идеи, но их жерла, выплевывающие смертельные заряды, на самом деле служили тем, кто наби­вал себе карманы, торговцам, которые продавали свой то­вар, — одни другим.

Григорий не выносил саму идею развязывания войны. Но он не терял надежды перед грозящей опасностью, ведь им­ператрица, как и он сам, хорошо понимала необходимость совместных с ним, Григорием, действий. Она его поддержит, она не позволит своему мужу сотворить такую глупость, на которую его толкает кровожадное окружение.

...В Александровском дворце его не заставили долго ждать. Царь, предупрежденный о визите, принял Распути­на в первую очередь, ранее многих важных персон, с голо­вы до ног обвешанных орденами и медалями, которые тол­пились в царской приемной.

Распутин вошел. Пылкий настрой заставил его в эту минуту позабыть об обычном ритуальном церемониале. Он, глядя в потолок, с напряженным лицом, большими шагами шел к громадному рабочему столу царя. Он подо­шел к нему почти вплотную и, стуча кулаком одной руки по раскрытой ладони другой, заговорил, даже скорее за­кричал:

— Царь-батюшка! Война — дело неугодное Господу. Она наносит Ему оскорбление, ибо посягает на творения Его. Война — это ничто иное, как «избиение младенцев» ради прибылей торговцев, которые наживаются за счет других, ибо сильный угнетает слабого. Люди доброй воли, такие хри­стиане, как мы, обязаны решать все споры иначе, не с по­мощью бойни и кровопролития.

Царь хотел было его перебить, ответить, но Григорий все более распалялся:

— Я вижу, что в результате не будет победителей ни на одной, ни на другой стороне. Наоборот, все проиграют. Ты знаешь, что Россия только-только пришла в себя от ужасно­го поражения от Японии. Стоит ли напоминать тебе, как упал престиж России после ее катастрофы на морях? О, ты, самый человечный из всех царей на земле! Ты гораздо луч­ше своих предков осознал нищету всех нас, своего несча­стного, неграмотного народа. Ты стал понемногу улуч­шать его жизнь, своим указом открыл последнему кресть­янину путь к обогащению. У всех у нас теперь появился собственный земельный надел, обильно политой нашими слезами. Так не разрушай сделанного дедом твоим, того, что сделал этот твой хороший министр для страны. Мы только увидали из подземелья свет Божий... Теперь уже не встре­тишь такой жуткой нищеты в деревнях... старики и дети те­перь едят досыта. Хорошие урожаи собираем. Так, царь-ба­тюшка, употреби власть свою великую, выступи против вой­ны, к которой тебя подталкивают все эти люди с черной душой, они же первыми начнут хулить тебя, если победа окажется не на их стороне... Ты человек на диво благочес­тивый, так вспомни же заповедь Божию, — «не убий!» Это — священная заповедь, как и все заповеди Христа, сына Божь­его... Не смей ему перечить, не повиноваться. В Его силах липпвд тебя трона. Ибо трон сей не тебе уже принадлежит... Тебе дал его Господь, чтобы ты готовил его для нашего го­рячо любимого Алексея... Ты ведь не хочешь, чтобы этот чуд­ный ребенок однажды сказал бы, — «по вине моего отца миллионы матерей оплакивают своих сыновей...» Имей в виду, — если твоя армия пойдет на Турцию, здесь, в стране, революции не миновать...

Николай II, немного ошарашенный вольностью «стар­ца», только что вернувшегося из ссылки после сотворенно­го им чуда в Спале и осмеливавшегося читать нотацию ему, верховному правителю всей России, смешался, не знал, что ему ответить. Но внимая искренним увещеваниям этого простого мужика, который с такой страстностью выступал против войны, он смягчился и внимательно продолжал выс­лушивать Григория.

Среди многих глупостей, гулявших тогда по столице, была еще одна, — якобы Распутин убедил царя употреблять целительные «тибетские» настойки, приготовленные враче­вателем Бадмаевым, из-за чего поведение монарха станови­лось каким-то неестественно замедленным, а его воля все больше атрофировалась. Вот еще одно из суеверных пред­положений хулителей Распутина!

Николай, совершенно успокоившись, старался утихоми­рить и своего собеседника.— Григорий, расскажи-ка ты лучше мне о моих крестья­нах, о том, с какими проблемами на земле они сейчас стал­киваются. Ты так здорово умеешь подмечать то, чего им не хватает, то, чего они хотят. Алики, моя дорогая жена, сказа­ла мне, что ты умело отстаиваешь их интересы, и ты куда луч­ше всех губернаторов знаешь нужды каждого... транспорт... скот... Ты бы сейчас не стоял передо мной, если бы не знал, не был уверен, что я, прежде всего, всем вам Отец, и что жизнь всех вас не менее мне дорога, чем моя собственная... больше не задавай мне никаких вопросов. Ступай с Богом, будь во всем уверен. Я никогда ничего не делаю, прежде как следует не подумав. Все что ты сказал мне, приму к сведе­нию, не забуду ни слова. Ну а теперь ступай к Алексею, рас­скажи ему какую-нибудь забавную историю. Он так хочет тебя послушать...

Оба они замолчали.

Распутин вышел из кабинета царя так же робко, как и вошел, но внутри у него все кипело, и он был готов дать волю своему гневу.

Побыв немного с цесаревичем, он возвращался в столи­цу. Он сиял. Пока еще было рано говорить о его победе, но «старец» знал, что победа уже близка, он ее непременно одержит.

И на самом деле, через три дня после встречи с царем, ут­ренние газеты, которые нарасхват вырывали друг у дружки прохожие, сообщили о том, что русского вторжения на Бал­каны не будет! Мир таким образом был спасен!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});