Шкура дьявола - Алексей Шерстобитов

Поначалу это показалось галлюцинацией, затем наглостью, а после…, а после, несмотря на некоторое появившееся отвращение, они втроем были все же прощены. Втроем же, потому что почти сразу к униженно стонущим, под гнетом своей совести, присоединился и третий. Одно условие, которое «высказал» хозяин (ох уж эти условия), должно было выполняться беспрекословно – одновременно должен быть только один и никаких семей. Что и было принято и всегда соблюдалось несмотря на то, что было это не одним, а целыми двумя условиями…

…Сам же Алексей более всего старался найти свою дочь, но ни помощь многих людей, ни деньги, ни подключенный административный ресурс, ни большое желания не проливали свет хотя бы на маленький след от пожилой женщины и маленькой голубоглазой девочки. Последнее, что стало известно, – это то, что через неделю после смерти Милены, дом, где проживала Элеонора Алексеевна и Таня, был продан, а город Королев был ими оставлен, причем бесследно. Несмотря на редкое имя тетушки и узнанную фамилию, больше ничего не получалось узнать. Даже настоящие отчество и фамилию дочки, по всей видимости по причине оформления ее уже после оставления прежнего места прописки и обустройства на новом.

Алексей безумно скучал по ребенку, которого никогда не видел и не слышал. Но почему-то всегда знал, что соединен невидимыми нитями с этим дитём, и был уверен, что настанет время, когда не только их души будут общаться, но и они сами смогут существовать, как отец и дочь. А этот дом, именно то место, где мечты воплотятся в реальность. В любом случае, даже если это произойдет не здесь, то строение с землей, на которой оно стоит – неплохой капитал, который Алексей сможет ей передать, что бы с ним не случилось. Это понимание, что он хоть что-то для нее сделал, как то успокаивало, и давало почувствовать себя настоящим, а не только физиологическим отцом!

Изгои

«Мир хоть и тесен, да человек невездесущ…»

(из тюремных дневников автора)

Следующий месяц был перенасыщен работой, но не той, набившей оскомину и буквально вызывающую неприязнь, испытываемую Алексеем помимо своего к этому негативного отношения, а интересными процессами, происходящими в жизни новых формирующихся частях, на которые начало распадаться, когда-то огромное тело «профсоюза трудящихся плаща и кинжала».

Причины толкающие на это были прежние, и никогда не меняющиеся со времени появления подобных секторов человеческой деятельности. Причем разницы особой не было. Был ли это небольшой отрядец душегубов, промышлявших на лесных дорогах в смутное время царствования боярина Шуйского, ставшего на пару лет царем; или набеги спартанцев стройными рядами неповоротливых фаланг. Или как эти, только что расчленившиеся на группы молодых людей, перенявшие от прежней структуры армейскую дисциплину и централизованную власть, предводители которых застремились вперед на рискованные приступ и карабкание по иерархической лестнице, к самому ее, неустойчивому, пику.

К ней – этой безудержной и не контролируемой человеческим сознанием субстанции, к ней, сводящей с ума, и всегда приводящей к смерти – власти над другими жизнями в обмен на свою душу, толкала гордыня и тянуло тщеславие, в свою очередь подогреваемые, уже для каждого, своими чертами характера и увлечениями.

Превращаясь в амбициозных тиранчиков, не уступающих своими амбициями ни Наполеону, ни Гитлеру, ни Сталину, правда в микрополитике…, хотя здесь всему было и есть свое время – и тому каждый из нас свидетель и очевидец, с той лишь разницей, что ни каждый дает полный отчет в увиденном, а соответственно, и осознает по разному.

Не были исключением и «Шульц», и равный ему по личному составу и влиянию на него «Шарпей». Привлеченные когда-то «Гриней», а точнее кем-то из его команды в виде рядовых участников событий, они быстро выросли, скорее благодаря стечению обстоятельств, нежели своим, каким-то особенности или заслугам.

Но сегодня важно было ни это, но свершившийся факт, теперь стоящий на грани грозящей смуты, после гибели не только «главшпанов», а скорее людей, бывшими и гарантами дисциплины, и организаторами, и теми, кто в свое время раздавал, так сказать, «корма», в виде фирм, палаток, сервисов и других точек, с которых получали средства не только необходимые для жизни, но и для повышения ее комфорта. Сейчас, же эти «дойные коровы» начали восприниматься своей собственностью, а соответственно, при отсутствии «злого кулака», каждый обладающий кулачком, почуял и свою силу, и свою независимость.

Представилась возможность при обещании своим пацанам «свободы, равенства и братства» (безошибочных утопических приманок для людей, не желающих думать, но предпочитающих мечтать, причем приманок, как не странно, всегда находящих своих жертв в количестве ровно необходимом) организовать не только противостояние, но и попытаться захватить то, на что засматриваться смерти подобно.

Не сложно было Алексею узнать основную часть планов этих двоих, почувствовавших свое величие, возрастающих лидеров, а заодно понять и доказательно убедиться в преданности «Лысого» «общему» делу и тем, кто остался у руля.

Накопив информацию и сделав вытекающие несложные выводы, «Солдат» наконец-то отправился, откликнувшись на приглашение, Андрея, на Канарские острова, где доложив о нависшей опасности и возможных путях ее упразднения, позволил себе расслабиться сначала в одиночестве, а затем со, ставшей неожиданно вдовицей какого-то застреленного богатого коррупционера – миллионера, молодой особой, приклеившейся за ним как банный лист, еще в самолете. Утешить ее было делом не сложным и обязательным, к тому же не накладным – барышня доходила до слез, если он за нее расплачивался.

«Сотый» помог ей купить дом, автомашину, обзавестись несколькими кредитными карточками, познакомил с недешевым, но знающим меру адвокатом, ставшим со временем ее консультантом, правда… только консультантом, в связи со своей неординарной половой ориентацией. Себе же, в ее лице, «чистильщик» приобрел благодарного друга и не более того.

Вообще отношения с ней были не глубокими и отстраненными, можно сказать – их вообще не было, а вся подоплека физиологична, и на фоне предыдущих историй не могла быть иной – ибо вера в свою черную тень, накрывающую, все хорошее и ему полюбившееся, не только крепла, но и действительно испепеляла все, чего он касался. В этом свете Алексей начал задумываться над тем, что бы прекратить поиски своей дочери, дабы возможно таким образом спасти ее, освободив от своего губящего присутствия.

А между тем, Танечка была единственным связующим звеном с миром чувств и настоящих переживаний – видно и такой человек, как «Сотый» должен кого-то любить, что бы не остаться совсем равнодушным к жизни. Именно жизнь и дочь для него стали не только синонимами, но и взаимосохраняющими факторами его существования.

Алексея часто мучили своевольно появляющиеся попытки терзающегося сознания, представить как выглядит девочка, но все, что он знал – это приблизительный цвет волос и глаз… И еще то, что она похожа на Ангела… Странное дело, никто не видел Ангелов, ведь даже избранным они являются крайне редко, но каждый видевший ее непременно произносил, так или иначе, фразу о сходстве! Даже не о сходстве, а именно так и говорили: «Ангел»!

Этому отцу почему-то воображалось, что произнесенные ею слова обязательно должны быть с картавинкой, такой светлой и заставляющей улыбнуться, наверняка она уже щебечет на не совсем понятном языке, но ее все понимают, и понимали бы, даже если бы она молчала.

Взгляд этого родного существа может быть с поволокой, и возможно из-за этого, как бы накрывает чем-то мягким и теплым, внушающим спокойствие и умиротворение. Прибавляющиеся к этому чуть улыбающиеся уголками губки – наверное, они всегда такие, и своеобразный, открытый поворот головы к человеку, на которого этот взгляд направлен – все это должно было и успокаивать и удалять все тревожащие мысли.

Действительно, разве рядом с Ангелом есть место несчастью или, хотя бы, недоразумению.

Наверняка он когда-нибудь увидит именно такое создание, и даже если ошибается сейчас, то в худшую сторону. Задумавшись о дочери и пытаясь представить ее голос или взгляд, обращенные к нему, как слезные протоки в уголках век, становились горячими и начинали чесаться, оставаясь по прежнему сухими. Всегда после этого он превращался в мрачную тучу, и злился на себя…, только на себя – ибо другого виновника в происшедших несчастиях уже не видел.

«Солдат» познакомился с несколькими художниками, даже с каким-то телепатом и якобы провидцем. Все его просьбы к ним сводились к попытке угадать Татьянин облик, но все что они смогли, было просто изображением лица, коих миллионы, и при этом совсем постороннего человека.

Единственное место, где он мог отвлечься и немного успокоиться, был дом, но там наш «одинокий путник» подпадал под другое влияние, на сегодняшний день не воодушевленного, конечно, не считая, то ли крысиного выводка, толи семьи, толи просто…, что не удалось понять, поскольку уже поседевший на Лехиных харчах крысус, почему-то остался один, начал прихрамывать и бредил, конвульсивно дергаясь со стонами во сне.