Королев: факты и мифы - Ярослав Голованов

Королев Сергей Павлович обвинялся в деяниях весьма серьезных, а сказать точнее – в преступлениях, обозначенных в статье 58, пунктах 7 и 11 Уголовного кодекса Российской Федерации. О страшной 58-й статье в нашей стране сегодня слышали все, но именно слышали, а толком о ней мало кто знает и узнать трудно: в современном Уголовном кодексе ее нет. А статья и пункты эти – страшные, беспросветные.

Пункт 7 – это «подрыв государственной промышленности, транспорта, торговли, денежного обращения или кредитной системы, а равно кооперации, совершенной в контрреволюционных целях путем соответствующего использования государственных учреждений и предприятий или противодействия их нормальной деятельности, а равно использование государственных учреждений и предприятий или противодействие их деятельности, совершаемое в интересах бывших собственников или заинтересованных капиталистических организаций, влекут за собой высшую меру социальной защиты – расстрел или объявление врагом трудящихся с конфискацией имущества и с лишением гражданства союзной республики и тем самым гражданства Союза ССР и изгнанием из пределов Союза ССР навсегда, с допущением, при смягчающих обстоятельствах, понижения до лишения свободы на срок не ниже трех лет, с конфискацией всего или части имущества».

Пункт 11 еще страшнее: «всякого рода организационная деятельность, направленная к подготовке и совершению предусмотренных в настоящей главе преступлений, а равно участие в организации, образованной для подготовки или совершения преступлений, предусмотренных настоящей главой».

Столь подробное цитирование старого Уголовного кодекса умышленно: прочитав все это, острее можно представить себе состояние совершенно невинного человека, которого во всех этих злодействах обвиняют. Как должен был закричать тот же Королев: «Помилуйте, но какое ко мне все это имеет отношение?! Какую промышленность или кредитную систему я подрывал, в интересах каких капиталистических организаций действовал, какие преступления подготавливал?!» Задача следователя и состояла (помимо получения признания) в доказательстве того, что конкретные действия арестованного как раз «подпадают» под данные пункты статьи. А поскольку сформулированы они с такой широтой, что охватывали все сферы деятельности любого работающего человека, сделать это при желании и даже минимальных навыках было совсем не трудно. В чем же конкретно обвинялся Королев?

Первое и главное: он – член контрреволюционной вредительской организации. Это доказывается показаниями Клейменова, Лангемака и Глушко. Никаких документов, никаких вещественных доказательств, ничего, кроме расплетающихся подписей трех до полусмерти забитых людей.

По этому поводу Королев писал: «... я никогда нигде и ни в какой антисоветской контрреволюционной организации не состоял и ничего об этом не знал и не слыхал. Мне 32 года, отца моего, учителя в городе Житомире, я лишился 3-х лет от роду. Мать моя и сейчас учительница в Дзержинском районе Москвы. Я вырос при Советской власти и ею воспитан. Все, что я имел в жизни, мне дала партия Ленина-Сталина и Советская власть. Всегда, всюду и во всем я был предан генеральной линии партии, Советской власти и Советской Родине».

Второе обвинение: разработка ракет производилась без чертежей, расчетов, теоретического обоснования, т.е. ракеты-то были, но это только одна видимость, обман, саботаж, вредительство. Но ведь все чертежи, расчеты – в секретных тетрадях, они хранятся, их можно посмотреть. Протоколы испытаний и продувок в аэродинамических трубах, теоретические обоснования в сборниках «Ракетная техника», которые издавал институт – их вышло уже пять номеров, все акты экспертиз Технического института РККА, Военно-воздушной инженерной академии имени Н.Е. Жуковского, НИИ № 10 НКОП и других учреждений – все это существует! Не сожгли, не уничтожили, даже не запрятали – все лежит на своих местах. Надо просто взять и посмотреть, и все это обвинение лопается.

Следующий пункт: специально разрабатывал неудачную ракету 217, чтобы задержать остальные, более важные разработки. Конечно, неудачи в РНИИ у Королева были и немало, но как раз ракету 217 можно отнести к числу удач. Заказчик – НИИ № 10 в Ленинграде – ракету принял, есть акты. В сравнении с другими разработками Королева ракета 217 – более чем скромный объект, который просто не мог в виду малого объема работы затормозить другие ракеты. А потом опять-таки на все лежат документы.

Еще одно обвинение: не разработана система питания ракеты 212, что сорвало ее испытания. Но ведь система, даже несколько ее вариантов, реально существует в металле, ее можно пощупать! И испытания проводились многократно, есть протоколы! А проводить испытания без системы питания невозможно!

Королева обвиняют в том, что он разрабатывал негодные ракетные двигатели, которые работали только 1-2 секунды. «Работы над ракетными двигателями мною никогда не производились, – пишет Королев, – а велись в другом отделе института и другими лицами». Это истинная правда: за всю жизнь Королев не разработал ни одного ракетного двигателя.

Наконец, упорно доказывалось, что еще в 1935 году они с Глушко разрушили ракетный самолет. Самое замечательное в том, что разрушить его в 1935 году невозможно было при всем желании хотя бы потому, что он тогда не существовал. И как же он разрушен, если весь 1938 год на нем регулярно проводились испытания?! «В день моего ареста 27 июня 1938 года, – пишет Королев, – он целый и невредимый стоял в НИИ-3».

Что ни пункт, то откровенная, даже ничем не замаскированная «липа». Не потрудились придать делу хотя бы видимость чего-то серьезного. Все обвинение рассыпается в прах при первом же, даже самом поверхностном следствии. Но никакого следствия не было. Было истязание.

В мае 1955 года в заявлении в Главную военную прокуратуру с просьбой о реабилитации Королев писал о тех днях: «Во время следствия по моему делу я ничего не мог доказать и объяснить, так как следствие в то время велось в совершенно недопустимой форме и обстановке. Вернее было бы сказать, что никакого следствия по существу дела и предъявленных обвинений в то время не производилось.

Меня обвиняли во вредительстве в области новой техники, где я работал в то время. Более неправдоподобное и нелепое обвинение трудно себе представить, так как работа в области новой техники всегда была для меня целью всей моей жизни и любимым делом».

Каково же ему было тогда, в 38 м, если и семнадцать лет спустя он так волнуется, составляя это заявление, ведь волнение его отчетливо выступает за этими строчками, если и в 55-м душу его жжет горечь и обида за надругательство над ним, как над человеком и гражданином?

Очень плохо было ему тогда. Королев совершенно подавлен морально. Это видно из его письма к Ксении Максимилиановне. «Я сильно, очень сильно устал от жизни, – писал Сергей Павлович. – Я не вижу в ней для себя почти ничего из того, что влекло меня раньше... Тебя, может быть, огорчит столь резкое падение моего интереса к жизни вообще, но должен тебе сказать, что это вполне обоснованное положение. Во-первых, я не вижу конца своему ужасному положению. Будет ли ему конец скоро, в этом году? Никто не знает и, быть может, еще год, два и более суждено мне томиться здесь. Во всяком случае рассчитывать почти, наверное, нечего, затем, вообще на что можно рассчитывать дальше мне, ибо я всегда снова вероятный кандидат. Да, кроме того, это значит всегда отягощать твою и Наташкину судьбу. Я даже не знаю, сможем ли мы снова жить вместе, вернее, могу ли я и должен ли я жить вместе. Я боюсь об этом говорить и думать...»

Поскольку обвинение «на ногах не стояло», ему надо было срочно придумать какие-то костыли. Такими костылями – не только в деле Королева – в тысячах других дел были акты технической экспертизы. Причем, не спрашивали: «вредил или не вредил». Сам факт вредительства не обсуждался. Требовалось указать, «как конкретно вредил».

Слонимер назначил специальную экспертную комиссию по делу Королева. Составлен был акт за подписями четырех человек: Костикова, Душкина, Дедова, Каляновой. Позднее Королев напишет: «Этот акт пытается опорочить мою работу. Однако заявляю вам, что он является ложным и неправильным. Лица, его подписавшие, никогда не видели в действии объектов моей работы. Приводимые в акте „факты“ вымышлены...»

Откуда и как появилась эта четверка? Слонимер от подписи уклонился: человек-де новый, с Королевым работал очень недолго. Костиков подписал, не раздумывая. Он же привлек Душкина – нужен был хотя бы один человек, что-то понимающий в королевской тематике. Душкин был человек способный, а каждый способный человек кому-то мешает. Он очень боялся, что и на него могут написать донос, боялся ареста. Наверное, подумал, что подпись будет замечена «там», не столько доказывал вредительства Королева, сколько расписывался в собственной лояльности. Дедов работал в отделе Королева. Он был из рабочих, с большим трудом закончил институт, но инженера из него так и не получилось. Подписал, потому что начальство велело. Маруся Калянова была на взлете: фабричная девчонка кончила академию химзащиты, попала в РНИИ, а после ухода Николая Гавриловича Чернышева стала заведовать химическим отделом. Румяная, очень энергичная, наглая, уверенная: «зря у нас не сажают». В 37-м ее уже приняли кандидатом в члены партии и подпись ее под актом можно было рассматривать как исполнение партийного поручения: помочь товарищу Сталину разоблачать врагов народа.