Червь Уроборос - Эрик Эддисон

— Лежи спокойно, господин мой, и не зови на помощь. Видишь, это твой собственный меч; я взяла его, пока ты спал, — тут он осознал, что в его горло, в то место, где пролегает подъязычная артерия, упирается острый меч.

Он не шелохнулся и ничего не сказал, лишь поднял глаза на нее, подобную очаровательному видению из блуждающего сонма грез.

Леди промолвила:

— Где твои спутники? Сколько их? Отвечай быстро.

Он проговорил, будто во сне:

— Как мне ответить тебе? Как мне счесть тех, кому нет числа? Как указать мне вашей милости обитель тех, кто даже сейчас ближе ко мне, чем мои руки и ноги, а в следующий миг могут унестись за океаны, возможно, более необъятные, чем те, что преодолевал когда-либо звездный луч?

Она сказала:

— Не говори загадками. Тебе же лучше будет ответить мне.

— Госпожа моя, — сказал Гро, — те спутники, о которых я поведал тебе, — мои безмолвные мысли. И, не считая моего коня, это все, кто явился сюда вместе со мной.

— Ты один? — не поверила она. — И столь безмятежно спишь в стране своих врагов? Странная самоуверенность.

— Не врагов, сказал бы я, — ответил он.

Но она воскликнула:

— Но ты — лорд Гро Витчландский?

— Он давно был болен смертельной болезнью, — ответил он, — И прошли уже день и ночь с тех пор, как он скончался.

— Кто же ты тогда? — спросила она.

Он ответил:

— С позволения вашей милости, лорд Гро Демонландский.

— А ты весьма искусный перебежчик, — промолвила она. — Наверное, и они устали от тебя и твоих интриг. Но увы мне, — продолжила она вдруг изменившимся голосом, — Прошу твоего прощения! Ведь это, несомненно, из-за твоего великодушного поступка по отношению ко мне, когда ты столь благородно оказал мне свою поддержку, они и поссорились с тобой.

— Я расскажу вашей светлости всю правду, — ответил он. — Ничто не стояло между мной и кем-либо из них, когда прошлой ночью я решил их оставить.

Леди Мевриан молчала, лицо ее было омрачено. Затем она сказала:

— Я одна. Потому не сочти, будто я труслива или забыла об оказанной в прошлом помощи, если, прежде чем позволить тебе подняться, я потребую от тебя поклясться мне, что ты не выдашь меня.

Но Гро сказал:

— Что толку тебе от моей клятвы, госпожа моя? Клятвы не остановят худого человека. Если бы я намеревался причинить тебе зло, то с легкостью принес бы тебе все клятвы, каких ты бы потребовала, и с легкостью же нарушил бы их в следующий миг.

— Сказано плохо, — промолвила Мевриан, — и не на пользу тебе. Вы, мужчины, думаете, будто женские сердца слабы и безвольны, но я своим примером докажу тебе обратное. Постарайся меня убедить. Иначе, поверь мне, я зарублю тебя на смерть твоим же собственным мечом.

Лорд Гро откинулся на спину, сцепив худые руки на затылке.

— Прошу тебя, — произнес он, — встань по другую сторону от меня, дабы я мог видеть твое лицо.

Она так и сделала, по-прежнему не сводя с него меча. И он, улыбаясь, промолвил:

— Божественная леди, всю мою жизнь опасность была моей супругой, а смертельная угроза — моим близким другом: и ведя изысканную жизнь при королевском дворе, где в винном кубке или в алькове таится смерть, и путешествуя в одиночестве по еще более опасным краям, нежели этот, — например, по Моруне, где все кишит злобными тварями и ползучими ядовитыми гадами, а бесов — словно кузнечиков летом на жарком склоне холма. Тот, кто страшится, — раб, сколь бы ни был он богат, сколь бы ни был могуч. Но тот, кому неведом страх, есть король над всем миром. У тебя мой меч. Рази. Смерть будет для меня сладким отдохновением. Рабство, не смерть, — вот что пугает меня.

Она помедлила мгновение, затем ответила ему:

— Господин мой Гро, однажды ты оказал мне очень большую услугу. Конечно, я могу считать себя в безопасности, ибо коршуну никогда не породить доброго сокола, — она перехватила меч и, держа за рукоять, весьма изящно протянула ему со словами: — Я возвращаю его тебе, господин мой, не сомневаясь, что ты используешь благородно то, что было с благородством отдано.

Но он сказал, поднимаясь на ноги:

— Госпожа моя, ты и твои великодушные слова настолько укрепили пакт доверия между нами, что теперь может распуститься соцветие любых клятв, каких ты только пожелаешь, ибо клятвы есть цвет дружбы, а не ее корень. И ты обретешь во мне верного хранителя обещанной мною дружбы к тебе без пятнышка и изъяна.

* * *

Несколько дней и ночей провели Гро и Мевриан в этом месте, временами охотясь, чтобы добыть себе пропитание, и утоляя жажду сладкой ключевой водой. Ночами она спала в своей пещере под кустами падуба и рябинами возле водопада, а он — в трещине в скалах чуть ниже по ущелью, где мох образовывал подушки столь же мягкие и упругие, как и огромные пуховые ложа в Карсё. За эти дни она рассказала ему о своих приключениях с той апрельской ночи, когда бежала из Кротеринга: о том, как сначала нашла убежище в Бю в Вестмарке, но, заслышав через день или два шум и крики, вновь направилась на восток, и, поселившись ненадолго у Ущельного, около месяца назад, наконец, добралась до этой пещеры у маленького ключа, и осталась здесь. Она намеревалась пробраться через горы к Гейлингу, но после первой попытки оставила этот замысел из страха перед вражескими отрядами, в чьи лапы едва не попала, спустившись в нижние долины, что обращены к восточному взморью. И она вновь вернулась в это укрытие в холмах, столь же укромное и труднодоступное, как и любое другое в Демонланде. Ибо долина эта, как поведала она ему, была Невердалом, куда не вела ни одна дорога, кроме троп оленей и горных коз; не было в той долине ни одного двора, и дувший там ветер не был насыщен дымом людских очагов. А пик с крышеобразным гребнем у входа в долину был южным из Зубцов Нантреганона, обители грифов и орлов. И правый склон этой горы огибала тайная тропа, ведшая через зубчатый кряж у Невердальского Горла к верховьям рек Тиварандардала.

В один душный и знойный летний полдень случилось так, что они остановились отдохнуть у горловины ущелья на выступавшей над юго-западным склоном скале. У их ног склон резко уходил вниз головокружительными обрывами, опоясывавшими гигантский цирк, над которым крепостью Тартара возвышалась громада горы, суровая, как море, и печальная, иссеченная и изрезанная линиями огромных трещин, словно часть горы была снесена ударом топора великана. Далеко внизу дремали мирные и бездонные воды озера Дул.

Гро растянулся на краю утеса лицом вниз, упершись в землю обоими локтями и разглядывая темные воды.

— Великие горы нашего мира, — промолвил он, — есть лекарство сами по себе, если бы только люди знали об этом в своем извечном недовольстве и тщеславии. В горах — кладезь мудрости. Они погружены во время. Им известны пути солнца и ветра, пламенная поступь молнии, мороз, что сокрушает их, дождь, что их занавешивает, снег, что скрывает их наготу покрывалом мягче самой ухоженной лужайки, и они в своей глубокой задумчивости не допытываются, подвенечное ли это платье или саван. И разве этот безмятежный покой не оправдан сменой времен года, и разве не служит он примером, делающим смехотворными все наши заботы? Мы — ничтожные дети праха, дети дня, до того обременяющие себя столь многими ношами, раздумьями, страхами, желаниями и замысловатыми интригами, что стареем до своего времени и утомляемся прежде, чем этот краткий день закончится, и один взмах серпа, наконец, забирает нас несмотря на все наши усилия.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});