Собрание сочинений, том 5. Белая перчатка. В дебрях Борнео. В поисках белого бизона. - Томас Рид

Марион стояла, прислонясь к дереву, глядя перед собой угасшим взором, и даже не повернула голову, услышав звук приближающихся шагов. Горе сделало ее бесчувственной ко всему.

– Марион! Где ты? – раздался голос Лоры. – Я везде ищу тебя!

– Здесь, Лора, – тихо отозвалась Марион, делая над собой усилие, чтобы казаться спокойной.

– Ax, милая кузина, я сейчас расскажу тебе такую историю! – весело тараторила Лора, пробираясь сквозь чащу кустарников; наконец, вынырнув из-за ветвей, она остановилась перед Марион с пылающими щеками и вздымающейся грудью. – Ну, как ты думаешь, душечка, что это такое? Попробуй угадай!

– Ты знаешь, я плохой отгадчик, Лора. Надеюсь, ты не потеряла своего любимого сокола?

– Нет, слава Богу, этого не случилось! Но кое-что я потеряла.

– Что же это такое?

– Поклонника!

– Ах! – вырвалось у Марион, но она тотчас же овладела собой и спросила спокойным тоном: – Уж не ухаживал ли Уолтер за Дороти Дэйрелл?

– Нет. Ну ее, эту Дороти!

– Или, может быть, за кем-нибудь, к кому у тебя больше оснований ревновать? За Уинифрид Уайленд?

– Нет, что ты! Ничего такого страшного! Но у меня есть еще поклонник – и вот его-то я и потеряла!

– Ах, вот как! Ты признаешься, что у тебя есть другой? А Уолтеру ты об этом сказала?

– Ах, ну что тебе дался Уолтер! Как ты думаешь, о ком я говорю?

– Должно быть, о капитане Скэрти, которым ты так восхищаешься. Наверно, это и есть поклонник, которого ты потеряла?

– Нет, этого еще не случилось!

– Как! Значит, есть еще третий или, во всяком случае, был? Вот неисправимая кокетка!

– Ну, что ты! Я вовсе даже и не поощряла его ухаживаний. Уверяю тебя, никогда! Скажи сама, разве ты когда-нибудь замечала?

– Мне будет легче тебе ответить, когда я узнаю, кто этот потерянный поклонник.

– Боже мой, кто! Ну конечно, корнет Стаббс!

– Ах, вот кто! Но я вижу, дорогая кузина, что ты легко примирилась с этой потерей. Ну, как же это вышло, расскажи!

– Представь себе, Марион, – проникновенным тоном сказала Лора, обнимая свою подругу, – этот наглец опять сделал мне предложение!

– Как! Второй раз объяснение в любви? Ну, знаешь, я бы на твоем месте считала это скорее приобретением, а не потерей!

– Да, но подумай только: второй раз объясняется в любви и на этот раз гораздо решительнее, чем в первый! Он даже и слушать не желал моего отказа!

– Но что же ты ему все-таки ответила?

– В первый раз, как я тебе рассказывала, я просто отказала ему. Ну, а на этот раз я говорила с ним очень резко. Уверяю тебя, я была страшно возмущена! Но этот наглец не желал ничего слушать и продолжал приставать ко мне, точно он совершенно уверен, что может заставить меня сказать «да»! Я никак не могла отделаться от него. Я даже пригрозила, что он дождется от меня пощечины. И так оно и было бы, если бы в это время к нам кто-то не подошел и не избавил меня от его приставаний. Я бы не возмущалась так, если бы хоть когда-нибудь давала ему повод для такого поведения! Надо же быть таким нахалом!

– А ты рассказала об этом Уолтеру?

– Нет, и прошу тебя, не говори ему, милая Марион! Ты же знаешь, что Уолтер ревновал меня к Стаббсу даже без всяких оснований. Он сейчас же вызовет его на дуэль, а я вовсе не хочу этого! Ни за что на свете! Хотя я была бы рада, если бы кто-нибудь другой, только не Уолтер, проучил его! Помнишь, как твой храбрый Генри проучил... Ах! – воскликнула она, увидев искаженное страданием лицо Марион. – Прости меня, кузина! Я совсем забыла... От этого объяснения со Стаббсом у меня все вылетело из головы. О, милая Марион, ведь это, может быть, еще и неверно? Может быть, это ошибка? Ведь Дороти Дэйрелл такая злюка – она может выдумать что угодно! А этот надутый щеголь, брат Уинифрид Уайленд, – такой же фальшивый, как и его кузина. Ему, как и Дороти, нельзя верить. Милая Марион, прошу тебя, не верь этому! Наверно, это какое-то недоразумение. Голтспер не может быть женат, а если это правда, значит, он подлый...

– Лора! – перебила ее Марион. – Я тебе приказываю... умоляю тебя... не говори ни слова о том, что ты знаешь, никому, даже Уолтеру! И я прошу тебя, не говори о нем так, как ты сейчас сказала. Если даже он и такой, как ты думаешь, мне больно слышать, когда это повторяют!

– Но ты же не можешь любить его, если это правда!

– Я ничего не могу с этим поделать. Для меня все кончено. Но я не могу не любить его!

– Милая, милая моя Марион! – воскликнула Лора, чувствуя, как Марион, прижавшись к ее груди, сотрясается от рыданий. – Мне так жаль тебя, бедняжка Марион! Не плачь, дорогая! Это пройдет. Когда-нибудь ты перестанешь думать о нем!

– Никогда! – с рыданием вырвалось у Марион.

Подняв голову, она вытерла слезы и, призвав на помощь всю свою гордость, постаралась принять спокойный вид, а затем, под руку с Лорой, решительно направилась к лужайке, чтобы присоединиться к компании, от которой она недавно бежала.

Глава LV. ПЕРЧАТКУ ВЕРНУЛИ!

Весь день Марион принуждала себя казаться веселой и поддерживать оживленный разговор. Наконец спустились сумерки, туман поднялся над озером, и компания стала собираться домой.

Но и ночь не принесла облегчения Марион Уэд. Мысли, терзавшие ее, не давали ей забыться ни на минуту. Она долго металась без сна и несколько раз вскакивала с постели и бродила по комнате, не находя себе места.

Образ Генри Голтспера, навеки запечатленный в ее сердце, неотступно стоял перед ее глазами, но каждое воспоминание о нем было отравлено ядом.

До этого дня Марион не представляла себе, что значит настоящее страдание. Муки ревности, которые ей пришлось испытать, были ничто в сравнении с тем, что она переживала сейчас. В разлуке с возлюбленным, в постоянных опасениях за его судьбу она все же не чувствовала себя несчастной; она жила, окрыленная надеждой и сладостными воспоминаниями об их встрече. Правда, она иногда задумывалась над его словами и с тревогой спрашивала себя, не скрывается ли за ними что-то, о чем он не решался сказать.

Но она старалась сейчас же отогнать от себя эти несправедливые подозрения. Разве она могла сомневаться в нем? Ведь он дал ей слово вернуть перчатку, если он ее разлюбит. И как он тогда смеялся над ней и уверял ее, что этого не может случиться! Она немножко удивлялась, что от него так долго нет никаких вестей. Мог бы черкнуть хоть словечко, чтобы успокоить ее... Но она не огорчалась его молчанием. Может быть, он знал, что в Бэлстрод опасно писать. Капитан Скэрти, ссылаясь на то, что ему будто даны приказания свыше, которым он вынужден подчиняться, распорядился, чтобы без его просмотра ни одно письмо, ни одна записка не поступали в дом сэра Мармадьюка Уэда.