Колесница Гелиоса - Евгений Санин

— Не помешаю? — спросил купец, подсаживаясь рядом с ним.

— Артемидор! — обрадовался Никодим. — Какими судьбами? Давненько тебя не было видно. Надеюсь, ты нашел меня здесь не для того, чтобы напомнить о долге? — неожиданно нахмурился он.

— Конечно же, нет! — засмеялся Артемидор и, наклонившись к самому уху начальника кинжала, многозначительно добавил: — А о тех двух талантах, что ты задолжал мне, я с удовольствием забуду, если…

— Если? — недоверчиво покосился Никодим.

— Если ты выполнишь одну мою просьбу.

— Просьбу? Одну? — уточнил начальник кинжала.

— Да, и совсем пустячную! Для тебя конечно…

— Слушаю! — приосанился Никодим.

— Через неделю — день поминовения матери нашего царя, — начал издалека Артемидор.

— Так.

— Наш обожаемый Аттал, конечно же, отправится почтить горестным молчанием великолепный мавзолей, построенный по его гениальному проекту…

— Так!

— И будет возвращаться во дворец своей обычной дорогой…

— Та-ак!..

— А нельзя ли сделать, чтобы он слегка изменил свой маршрут и ненадолго остановился в моей лавке?

— Что?! — вскричал Никодим, но, увидев, что на него с удивлением уставились привлеченные шумом посетители, зашипел на ухо Артемидору: — Ты с ума сошел… Пергам беременен бунтом! Повсюду чернь открыто выражает недовольство, убивает вельмож, римских ростовщиков, даже моих воинов! Я тут ломаю голову, чтобы сделать эту поездку безопасной для царя, показываю его личной охране, где ей стоять в засаде, а где, в случае надобности, применять оружие без предупреждения, а ты… Зачем тебе это надо? За два таланта я готов организовать встречу с Атталом прямо во дворце!

— Понимаешь, дорогой Никодим, — быстро смекнув, как поступать дальше, умоляюще заглянул в глаза начальнику кинжала купец. — Дела в моей лавке идут все хуже и хуже!

— В твоей лавке?!

— Представь себе, именно в моей! Пергамцы обнищали до того, что в состоянии покупать лишь глиняные горшки и кувшины, а ты ведь знаешь какой дорогой у меня товар! Те, у кого есть деньги, зарыли их поглубже, опасаясь Рима.

— Но при чем здесь Аттал? — недоуменно спросил начальник кинжала.

— А при том, — многозначительно поднял палец Артемидор. — Что, если у меня в лавке погостит сам царь, мои дела сразу пойдут в гору. Ты знаешь, до чего богобоязненны пергамцы и как они любят и чтут своих царей. Весть о том, что они смогут стать обладателями вазы или чаши, которую видел, а может, даже держал в руках сам базилевс, мигом облетит весь Пергам! Не то что купцы и ремесленники — последние бедняки, собрав все, что имеют, помчатся ко мне. Ну, а у меня полны запасники непроданных ваз и чаш! — хитро подмигнул Никодиму Артемидор.

— Ловко придумано! — похвалил начальник кинжала. — Но какая мне с того будет выгода?

— Два таланта… — напомнил купец.

— И все?

«Да пропади оно пропадом!» — ругнулся про себя Артемидор, думая о том, что если римляне завладеют Пергамом, то ему и этого не достанется, и вслух сказал:

— И двадцать пять процентов от всей моей выручки.

— Что ты сказал? — сделал вид, что не расслышал купца, Никодим. — Тридцать пять?

— Да, грабитель! — кивнув, чуть слышно прошептал Артемидор.

— Ну вот, так-то оно лучше… — вальяжно откинувшись, заметил начальник кинжала и наморщил лоб: — Но что я скажу базилевсу и его лекарю?

— Лекарю? — удивленно приподнял брови Артемидор. — При чем тут лекарь?

— О-о, — протянул Никодим. — Сразу видно, что ты давно не был во дворце! Этот лекарь, вылечив Аттала, приобрел над ним такую власть, что стал и его другом, и советником, и правой рукой. Даже меня он оттеснил на второй план!

— Даже тебя? — притворно возмутился купец.

— Аттал и до этого не особенно церемонился со своими начальниками кинжала! — приняв сочувствие Артемидора за чистую монету, пожаловался Никодим. — За пять лет своего правления он сменил пятерых, и лишь одному удалось ускользнуть от услуг его палача!

— Да, Эвдем чудом избежал смерти на пиру, когда царь разом расправился со всеми советниками прежнего Аттала, — подтвердил Артемидор. — А ведь Эвдем свой род ведет от прямых потомков Дария, и, говорят, в его жилах царской крови не меньше, чем в жилах нашего Филометора, и она более высокой пробы…

— И тем не менее, Аттал с позором прогнал даже его! — стукнул кулаком по столу Никодим. — Что же тогда остается ожидать мне за изменение маршрута, на которое ты толкаешь меня из-за каких-то пятидесяти процентов прибыли?

— Но мне нужно будет поделиться и с этим лекарем! — торопливо перебил его Артемидор, опасаясь, что так тот дойдет и до ста процентов. — Сколько ему предложить? Мину? Две? Пять?

Начальник кинжала отрицательно покачал головой.

— Талант?!

— Этот лекарь не берет денег! — отрезал Никодим.

— Значит, золото? Драгоценные камни?

Начальник кинжала вновь покачал головой:

— Его интересуют только старинные рецепты и неизвестные ему рукописи и папирусы по медицине. Но, между нами говоря, — приблизился он вплотную к Артемидору, — мне сдается, что для него нет ни одной неведомой рукописи в мире!

— Что же тогда делать? — огорчился купец. — Старинных рецептов и папирусов у меня нет. Можно, конечно, достать такие, каких он и в глаза не видел, но на это нужно время, а у нас с тобой нет ни одного лишнего дня.

— Еще бы ты мог заинтересовать его, если б прожил лет сто пятьдесят или, на худой конец, хотя бы сто! — усмехнулся начальник кинжала.

— Сто лет? — переспросил купец и, увидев в ответ кивок, ошеломленно пробормотал: — А он случайно не сумасшедший?

— Он более чем сумасшедший! — убежденно проговорил Никодим. — Представь себе: он пытается убедить всех, что каждый человек может прожить столько. И теперь во дворце все только и делают вид, что колют дрова и улыбаются друг другу!

— Колют дрова?!

— Так называется его любимое упражнение! Веришь, мне от этого лекаря просто житья не стало! Он дал слово, что я тоже проживу до ста лет, и заставляет меня сдерживать его! Каково, а? Мне сдерживать его слово! Лучше бы он сказал об этом палачу, когда тот по приказу Аттала поведет меня когда-нибудь на плаху. Или сам приказал казнить, вместо того чтоб так мучить!

— И что же он заставляет тебя делать? — поинтересовался Артемидор.

— А вот что! — начальник кинжала с трудом надул живот, потом медленно приподнял плечи, затем также медленно опустил их и с трудом втянул в себя немалый живот. — Это называется — правильно дышать. Думаешь, так просто? Ты только попробуй!

Артемидор попытался повторить то, что делал только что Никодим, — не получилось.

— А еще эта проклятая зарядка, душ, когда раб льет на тебя сначала ледяную воду, а потом почти кипяток, — пожаловался Никодим. — Идиотские улыбки вокруг, словно это не дворец царя, где надо выслеживать, пытать и казнить, а театр, в котором показывают комедию! — в сердцах махнул он рукой. — Вино и то приходится пить только тогда, когда бываешь в городе. До чего дожили! И такой жизнью жить сто лет?!

— Что же мне делать с таким лекарем? — задумался Артемидор. — Слушай! — вдруг ухватил он за руку донельзя огорченного Никодима. — А у меня ведь в лавке есть колбы, в которых можно хранить лекарства и яды. Я могу подарить их ему!

— Колбы?

— Ну да, самые надежные в мире!

— Колбы подойдут! — согласился Никодим. — Он будет рад им больше, чем даже десяти талантам!

— Вот и скажи ему об этом!

— Сам скажешь! Мне что-то не хочется лишний раз видеться с ним, да и потом, если он учует, что я пил вино…

Начальник кинжала залпом осушил большую чашу и горестно покачал головой: — Эх, Артемидор, на что ты меня толкаешь? Ну как я скажу царю, что надо изменить годами выверенный маршрут?!

— Очень просто! — принялся втолковывать захмелевшему Никодиму купец. — Скажешь, что готовой к бунту черни проще всего подкараулить его на старой дороге. И, чтобы перехитрить ее, ты решил поехать от мавзолея другим путем! И еще добавишь, что неплохо было бы заехать в одну лавку. Мол, купец Артемидор, статуи которого он удостоил в свое время похвалы, изваял прекрасную Селену и нижайше просит, чтобы он посмотрел на нее, оценил и, если она придется ему по вкусу, принял в дар! Своих воинов ты можешь разместить в ближайших харчевнях и в моем подвале.

— Что ты меня все учишь? — возмутился Никодим. — Кто из нас, в конце концов, начальник кинжала, ты или я?!

— Конечно же ты! — мягко улыбнулся Артемидор. — Но я стараюсь, чтобы ты оставался им и год, и два, и даже сто лет!

— Ну что ж, — тяжело поднимаясь с клине, примирительно заметил Никодим. — Твое, то есть мое объяснение вполне устроит Аттала. Сейчас мы отправимся во дворец, и мой человек проводит тебя к лекарю. Учти — одно его слово, и Аттал даже не станет слушать меня. Запомни: его зовут Аристарх!

3. Царь и лекарь

— Аристарх, — нарочито сердитый голос царя смягчила плохо скрываемая радость. — Тебя не было целых три часа! Где ты был?