Фомка-разбойник (cборник) - Виталий Бианки

Тысячи, тысячи черных голов почти сплошной массой колыхались в воде. Их стало втрое, вчетверо больше, чем было, когда мы согнали котиков с лежбища.

Малыши, секачи, даже робкие матки кучками поспешно вылезали на песок, и вся эта черная живая волна двигалась на нас.

Казалось, что всем скопом хотят броситься на нас.

Но это один только миг. Сейчас же кто-то из алеутов крикнул:

– Косатки!

Это страшное слово объяснило мне все. Я взглянул на море.

Далеко на волнах сверкали косые черные треугольники. То появляясь над водой, то исчезая, они приближались с быстротой миноносок.

Многотысячное стадо котиков в панике бежало от них.

Косаток было несколько десятков. Они шли широко развернутым фронтом. Окружали стадо. Это была настоящая, по всем правилам, атака миноносцев.

Перед этой новой опасностью котики потеряли всякий страх к нам, людям. Все, сколько их было в округе, молодые и старые, бросились к лежбищу.

Против косатки – громадного зверя в несколько тонн весом – котики беззащитны. Даже старый сильный секач перед ней – как легкая весельная шлюпка перед подводной лодкой. Что же говорить о малышах? В брюхе одной убитой косатки ученые нашли двадцать четыре черных котика.

Перепуганные котики выбрасывались на берег. Чтобы не мешать им, мы поспешно убрались с лежбища.

С высокого берега я стал наблюдать, как развертываются военные действия.

На лежбище все смешалось. Старые секачи сбились в кучу с холостяками, матками и малышами.

Тут же теснились четыре рыжеватых сивуча.

На воде все еще мелькали тысячи гладких черных голов.

Я с удивлением и тревогой заметил, что они колышутся на месте, не приближаются к берегу. Не видят, не понимают опасности?

Хотелось крикнуть им с берега: «Спасайтесь! Бегите!»

Косатки были совсем близко.

«Котикам уже не спастись», – подумал я.

И тут неожиданно случилось что-то странное: косатки разом остановились, их фронт смешался. Черные треугольники пошли сновать вправо и влево, точно перед ними неожиданно выросла невидимая стеклянная стена, и они заметались перед ней, тыкаясь носом, как рыбки в аквариуме.

Котики спокойно плавали у берега.

Я вопросительно посмотрел на алеутов. Они улыбались.

– Мель, – сказал старшинка Петр Березин. – Косатки не могут.

Прошло несколько часов.

Косатки по-прежнему держались в море, не приближаясь и не отдаляясь от острова.

Котики лежали на лежбище, плавали у берега.

– Так будет долго, – говорили алеуты. – Косатки не уйдут, будут караулить несколько дней.

Я спокойный человек, но такое положение дел меня возмутило.

Что же, в самом деле, хищники обложили стадо, наши котики должны отсиживаться на лежбище, как в крепости, и будут голодать, пока враг не вздумает снять блокаду? А мы-то на что? Разве не первая наша обязанность охранять стадо от всяких бед и напастей, заботиться о нем?

И я придумал: надо перестрелять из винтовок косаток. С берега далеко – не попадешь, да и котикам беспокойно. Надо с лодки.

– Идем, – сказал я алеутам, – возьмем лодку. У караула есть винтовки, у меня – мой саведж. Мы им покажем.

Алеуты только переглянулись и не тронулись с места.

Как ни убеждал я их, они не соглашались на мой план. Говорили, что с лодки они в косатку стрелять не станут, говорили, если ранишь, разъяришь косатку, крепкое, как ядро, двухсотпудовое тело с разгону с быстротой летящего с высоты камня ударит в борт. Какая лодка выдержит?

Не знаю, станет ли раненая косатка таранить лодку, но знаю, что алеуты не трусы, и никто лучше их, островитян, извечных жителей океана, не знает его опасностей.

Мне пришлось отказаться от моего плана, но в своем докладе правлению я указал на необходимость иметь на Командорах мореходный сильный катер с доброй гарпунной пушкой против косаток.

Бригады алеутов отправились по ухожам для ремонта юрташек. Катер развозит запасы вяленой рыбы по дальним ухожам.

В этом году мы заготовили красной рыбы 40 тысяч штук для себя и 10 тысяч для Медного.

Своей рыбы на Медном мало. Там алеуты заготовляли для себя только мясо упромы-шленных котиков.

* * *

Сейчас катер привез плохую весть с дальнего ухожа Бобрового: кто-то чужой побывал в юрташке.

Дверь найдена открытой. В печурке обгорелые поленья, посуда в беспорядке. Это уж не ваньки, а люди, и не наши.

Алеут честен и никогда не трогает чужого. С хозяйством юрташки он хорошо знаком, а эти люди не нашли дымовой трубы, спрятанной, как обычно, между печкой и стеной, пытались так разжечь дрова. Они не догадались вымыть чисто смазанной жиром посуды. Наверно, потому и бросили ее, что на огне от нее пошел ужасный чад, вонь.

Кто эти неизвестные люди? Откуда? Зачем высадились на нашем безлюдном острове?

Ответить нетрудно: ведь в этом месяце молодых песцов-норников можно ловить голыми руками.

Пушистое золото приманивает охотников до легкой наживы.

Ухож Бобровый лежит на южном конце острова. Там легко незаметно высадиться, можно жить много времени и остаться никем не замеченным.

Назначил туда постоянный караул с винтовками.

С Северного лежбища дали знать, что косатки сняли осаду и скрылись с глаз.

Осада длилась пять дней.

21 августа – 20 сентября

Остров Беринга

Недели две я не был на лежбище. Пришел вчера и еле узнал его.

Там нет уже разделения на главное лежбище и площадку холостяков: секачи, холостяки, матки – все смешалось в одно мирное стадо. А черных котиков не узнать: они выросли, превратились в серых и плавают вместе со взрослыми.

Старики и молодые все дальше отплывают от берега. Частенько бывает, наши отправляются в гости на Медный, а медновские гостят у нас. Скоро всем им трогаться в далекий путь. Перед отвалом медновские и наши собьются в одно стадо.

Я долго стоял на вышке и разглядывал котиков в сильный бинокль. Глаза устали. Я положил бинокль и стал глядеть на море. Гладкие черные головы зверей то появлялись, то исчезали в воде.

Вдруг странное зрелище привлекло мое внимание: вдали от берега мчалось что-то длинное, темное. Оно змеей извивалось на поверхности моря и, как иглой, прошивало волны.

Издали это «что-то» очень напоминало спину какого-то быстроходного морского животного, но гигантских размеров: в длину оно было метров тридцать.

Я опять взял бинокль.

Разгадка оказалась проста. То, что невооруженному глазу казалось гигантской спиной, было – как бы это сказать? – было чем-то вроде чехарды или пятнашек.

Молодые котики играли. Длинной вереницей они гнались друг за другом, то выбрасываясь из воды, то ныряя. Их было много, и их спины образовали почти сплошную, быстро двигающуюся ленту.

На обратном пути с лежбища я видал молодых ванек.

Теперь уж их не догонишь: здорово научились бегать.

В селении ждут парохода. Он должен был прийти в августе, но вот уже скоро половина сентября, а парохода нет и нет.

Разом пропала надоедливая мясная муха. Алеуты заканчивают заготовку юколы (вяленой рыбы). Прекратился ход нерки в реке. Но без перерыва пошла другая рыба – кижуч. Он тоже из лососевых, но крупнее, не такой красный, как нерка, и – на мой вкус – гораздо вкуснее ее.

Кижуча заготовляем только для себя, собак им не кормим и песцов не подкармливаем.

У алеутов главная забота сейчас – сенокос.

На острове штук до сорока коров, две козы и одна лошадь, и всем им надо заготовить на зиму сена. Вот свиньи, с теми просто: посадил в шлюпку, отвез в закрытую скалами бухту и пустил гулять на воле. Через скалы им не удрать, а съедобных морских водорослей, морских огурцов, ежей на лайде хватит на целое стадо. Быстро жиреют свиньи на берегу, во всякое время года там для них корм.

А сена накосить да высушить тут – дело трудное.

Хорошей травы мало. Есть заросли трав – пучки, лабазника – выше человеческого роста. Но эти травы не годятся в корм. Добрая трава растет только в долинах рек. Тут алеуты и косят. Верней сказать, рубят траву сплеча: косы у них – не русские литовки, а особенные, американские. Но накосить не так трудно, трудно высушить. Редко, очень редко выдается у нас солнечный денек. Все туманы, туманы и бус – мелкий дождичек, водяная пыль с неба. Как тут сушить сено? Нужно перейти на силос.

Пока мужчины косят да сушат, женщины собирают ягоды. Ягода у нас разная: морошка, княженика, рябина, шикша. Шикша – ягода черная, растет вроде вереска. Сухими ее кустиками хорошо разжигать костры и топить печи; на вкус она ни сладкая, ни горькая, ни кислая.

Самая вкусная у нас ягода – рябина. Можно из нее варенье варить, можно и так есть: здесь она без горечи. А деревья – смотреть жалко: по колено рябина.

Катер закончил развозку юколы по ухожам. Возит теперь бригады плотников-алеутов, идет ремонт и чинка юрташек.

А парохода все нет. Придет ли в этом году?

21 сентября – 2 октября