Полиция - Ю Несбё

Трульс закрыл глаза и услышал, как вопрос прозвучал вновь. Услышал другой голос, наверное санитара. Тот просил полицейского не наседать на пациента. Ведь он, помимо прочего, находится под действием морфина, поэтому может ляпнуть что угодно.

— Где Холе? — прошептал Трульс.

Он почувствовал, что яркий свет снова заслонили.

— Что вы сказали, Бернтсен?

Трульс попробовал увлажнить губы и понял, что губ у него нет.

— Другой человек. Он тоже был в холодильнике?

— В холодильнике были только вы, Бернтсен.

— Но он был там. Он… он спас меня.

— Если в этой квартире был кто-то еще, то, боюсь, его размазало по потолку и стенам. Там внутри все разорвало на мелкие кусочки. Даже холодильник, в котором вы лежали, сильно искорежен, так что радуйтесь, что живы. Может, расскажете мне, кто стоит за этим взрывом, чтобы мы могли начать его искать?

Трульс покачал головой. Во всяком случае, ему казалось, что он покачал головой. Он не видел того человека — тот все время находился позади Трульса, с тех пор как повел его от якобы взломанной машины к другой. В машине он сел позади Трульса и приставил пистолет к его затылку, а Трульс вел автомобиль. Они приехали на улицу Хаусманна, 92. По этому адресу было совершено столько преступлений, связанных с наркотиками, что он уже подзабыл, что здесь произошло еще и убийство. Густо. Конечно. И в тот момент он отчетливо понял то, во что не хотел верить. Он умрет. Позади него по лестнице поднимался палач полицейских, он ввел его в металлические двери и привязал скотчем к стулу, разглядывая его поверх зеленой хирургической маски. Он ходил вокруг переносного телевизора, что-то отвинчивал, и Трульс заметил, что часы, которые начали ходить, когда за ними захлопнулась входная дверь, остановились и были установлены заново на шесть минут. Бомба. Зеленый человек достал черную дубинку, совершенно такую же, какой пользовался сам Трульс, и начал бить Трульса по лицу. Сосредоточенно, без всякого видимого удовольствия или эмоциональных переживаний. Легкие удары, недостаточно сильные, чтобы переломать кости, но под этими ударами кровеносные сосуды и вены лопались, а лицо пухло от жидкости, вытекавшей под кожу. Потом он начал бить сильнее. Кожа Трульса утратила чувствительность, он только ощущал, как она лопается, как кровь течет по шее и груди, ощущал тупую боль в голове, в мозгу — нет, еще глубже, чем в мозгу, — каждый раз, когда его касалась дубинка. Зеленый человек был похож на серьезного звонаря, уверенного в важности собственной работы, который бил языком колокола о его внутреннюю поверхность, а короткие струйки крови рисовали тест Роршаха на его зеленом камзоле. Трульс слышал, как ломаются нос и хрящи, как выбитые зубы валятся в рот, как челюсть выскочила и повисла на нервных окончаниях… и наконец наступила темнота.

Она длилась до тех самых пор, пока он не очнулся в аду боли и не увидел его без хирургической маски. Харри Холе стоял перед холодильником.

Сначала Трульс растерялся.

Потом все показалось логичным: Холе решил избавиться от человека, прекрасно знавшего список его грехов, выдав убийство Трульса за очередное убийство полицейского.

Но Холе был выше того, другого. И у него был другой взгляд. И Холе собирался влезть в тот чертов холодильник. Утрамбоваться в него. Они были в одной лодке, двое полицейских на одном и том же месте преступления. И умереть им предстояло вместе. Им двоим вместе, какая ирония! Если бы это не причиняло столько боли, он бы засмеялся.

— Можно мне еще морфину? — прошептал Трульс в надежде, что голос его услышат, несмотря на вой сирены.

Он нетерпеливо ожидал волну блаженства, которая скоро прокатится по телу и смоет ужасную боль. Он подумал, что, возможно, все его размышления вызваны приемом наркотика. Это было бы хорошо. Но мысли не оставляли его.

О том, что, черт возьми, Харри Холе умер вот так.

Как чертов герой.

Уступил место, пожертвовал собой ради врага.

И с этим ты, враг, будь добр, живи, ведь ты жив только потому, что человек, который был гораздо лучше тебя, выбрал смерть за тебя.

Трульс почувствовал, как от копчика поднимается холод и гонит боль впереди себя. Умереть за что-то, за что угодно, только не за такое ничтожество, как ты сам. Может быть, в конце концов, все дело в этом. В таком случае черт бы тебя побрал, Холе!

Он поискал глазами санитара, увидел, что окно «скорой» залито водой: наверное, пошел дождь.

— Еще морфину, мать вашу!

Глава 47

Полицейский, произнося имя которого можно было сломать язык, — Карстен Касперсен — сидел в дежурной части Полицейской академии и смотрел на дождь. Капли прямо, как по линейке, летели во мрак ночи, стучали по блестящему черному асфальту, падали с ворот.

Он выключил свет, чтобы никто не догадался, что на посту в такой поздний час кто-то есть. Под «никто» он подразумевал тех, кто ворует дубинки и другое оборудование. Несколько старых лент полицейского оцепления, использовавшихся на занятиях со студентами, тоже исчезли. А поскольку никаких следов взлома обнаружено не было, значит это был кто-то, имеющий ключ-карту. А поскольку у этого человека была ключ-карта, то дело было не в дубинках и лентах, а в том, что в их рядах завелись воры. Воры, которые, может быть, вскоре захотят выдать себя за полицейских. А такого быть не должно, по крайней мере в его подразделении.

Теперь он видел, как во мраке что-то приближается. Человек вышел из темноты со стороны улицы Шлемдалсвейен, прошел под фонарями перед «Шато-Нёф» и направился к воротам. По походке Карстен его не узнал, ну ничего. Да он вроде шатается! И вообще этого человека все время заносило, как будто ему в левый борт дул сильнейший ветер.

Но он вставил карту в считывающее устройство и в следующее мгновение оказался по эту сторону ворот. Касперсен, который по походке мог узнать любого работающего в этой части здания, вскочил и вышел из дежурки, потому что так нельзя: либо у человека есть доступ, либо нет, третьего не дано.

— Эй, там! — закричал Касперсен. Выходя из дежурки, он надулся, как будто был животным, которое хочет показаться больше, чем есть на самом деле. Он не знал, зачем это делает, но прием подействовал. — Кто ты такой? Что ты тут делаешь? Откуда у тебя ключ-карта?

Скрюченный, насквозь промокший человек повернулся. Он явно пытался распрямиться. Лица его не было видно из-под капюшона куртки, но глаза горели, и Касперсену внезапно показалось, что он чувствует жар, исходящий от его взгляда. Он стал глотать воздух и в первый раз подумал, что не вооружен. Он совершенно не подумал о том, что не помешает чем-нибудь вооружиться для контроля воров.

Человек стянул капюшон с головы.

«Забудь о контроле, — подумал Касперсен. — Мне нужно чем-то защищаться».

Потому что человек, стоящий перед ним, был явно не от мира сего. Пальто его было изорвано и продырявлено, то же самое произошло с лицом.

Касперсен попятился обратно к дежурке, судорожно вспоминая, не вставлен ли ключ в замок двери изнутри.

— Касперсен.

Голос.

— Это я, Касперсен.

Касперсен остановился и склонил голову. Неужели это на самом деле…

— Господи, Харри. Что с тобой случилось?

— Просто-напросто взрыв. Я плохо выгляжу, но все не так уж страшно.

— Плохо? Да ты похож на рождественский апельсин, утыканный сухой гвоздикой!

— Это просто…

— Точно, как апельсин, Харри. Ты истекаешь кровью. Подожди здесь, я принесу перевязочные материалы.

— Можешь подняться в офис к Арнольду? Мне нужно сделать кое-что срочное.

— Арнольда там сейчас нет.

— Я знаю.

Карстен Касперсен, шаркая, побрел в дежурку за аптечкой. И пока он доставал пластырь, бинт и ножницы, его подсознание воспроизводило состоявшийся разговор, все время останавливаясь на последнем предложении. На то, как Харри Холе его произнес. С каким значением. «Я знаю». Как будто не ему, Карстену Касперсену, адресовал он эти слова, а самому себе.

Микаэль Бельман очнулся и открыл глаза.

И снова зажмурил их, когда свет врезался в слизистые покровы и линзы глаз. Ощущение было такое, будто ему обожгло обнаженные нервы.

Он не мог пошевелиться. Микаэль покрутил головой и прищурился. Он по-прежнему находился в той же палате. Микаэль посмотрел вниз и увидел белый скотч, которым его тело было примотано к кровати, руки — к телу, а ноги — друг к другу. Он стал мумией.

Уже.

Позади себя он услышал бряцанье металла и повернул голову в другую сторону. Человек, стоявший сбоку от него и перебиравший инструменты, был одет в зеленое, лицо его скрывала маска.

— Ух ты, — сказал зеленый. — Что, действие наркоза уже кончилось? Да-да, я ведь не специалист в анестезии, это точно. Если честно, то я не специалист вообще ни в чем, что касается медицины.