Ультиматум Борна - Роберт Ладлэм

— В чем дело, мсье? — крикнул он тоненьким голоском. — Я пекарь, хороший пекарь... Я ничего не знаю, кроме того, что в этом квартале очень низкая арендная плата. В чем мое преступление?

— Нас интересуете не вы, мсье, — раздался голос из мегафона.

— Не я, говорите? Вы врываетесь сюда, как будто сейчас война, напугали мою жену и детей... Они думают, что им осталось жить буквально минуты... и при этом говорите: «Нас интересуете не вы»? Где тут логика? Мы что, живем среди фашистов?!

Быстрее! — подумал Джейсон. Ради Бога, быстрее! Каждая секунда, которая есть в распоряжении Шакала, становится часом, если ему надо исчезнуть!

В этот момент отворилась правая дверь, и на крыльце появилась монахиня в развевающейся черной накидке. Она стояла в дверном проеме, не проявляя признаков страха, и, как на сцене, произнесла с интонациями оперной певицы:

— Как вы смеете?! Сейчас вечерня! Вы врываетесь... Вам надо молить о прощении грехов, а не мешать тем, кто взывает к Господу!

— Неплохо сказано, сестра, — в том же тоне ответил полицейский с мегафоном, ничуть не впечатленный тирадой монахини. — Мы получили информацию и настоятельно просим разрешения обыскать вашу обитель. Если вы откажете, мы все равно должны выполнить приказ!

— Мы сестры милосердия обители Святой Магдалины! — воскликнула монахиня. — Это священный приют посвятивших себя Христу!

— Мы уважаем вашу веру, сестра... И все же мы войдем внутрь. Если все, что вы говорите, — правда, думаю, власти сделают щедрый взнос в казну вашей обители.

«Время уходит, — мысленно простонал Джейсон. — Шакал уходит!»

— Пусть ваши души будут прокляты за святотатство, если вы вторгнетесь в эту святую обитель!

— Полегче, сестра! — сказал в мегафон другой полицейский. — В канонических текстах ничего не говорится о том, что вы можете проклинать людей по столь незначительному поводу... Продолжайте, господин инспектор. Под ее накидкой вы, вероятно, найдете белье, не соответствующее ее сану.

Борн узнал этот голос! Бернардин! Что случилось? Неужели Бернардин — предатель? Неужели все это было игрой, и он притворялся? Если это так, то ночью его ждет возмездие!

Черные тени бойцов отряда по борьбе с терроризмом с автоматами наизготовку метнулись по кирпичным лестницам. В это же время жандармы перекрыли бульвар Лефевр с юга и севера; красно-голубые огни патрульных машин непрерывно мигали, словно предупреждая всех держаться подальше от этого места.

— Могу я зайти в дом?! — вскрикнул пекарь. Ответом ему было молчание, и толстяк кинулся в квартиру, придерживая спадающие брюки.

Полицейский чин в гражданском, судя по всему руководивший операцией, присоединился к наступающей группе. Он и его люди взбежали по лестнице и проскочили в открытую дверь, рядом с которой по-прежнему стояла монахиня.

Джейсон находился у торца дома: по его лицу струился пот; он следил за невероятной сценой, которая развертывалась на бульваре Лефевр. Он получил ответ на вопрос «кто», но он не знал «почему». Неужели человек, которому доверял Конклин, да и он сам, на деле оказался еще одной парой глаз и ушей Шакала? Борн не хотел в это верить.

Прошло около четверти часа, когда на улице вновь показалась боевая группа. Некоторые из них кланялись и целовали руку настоящей или ненастоящей аббатисе. Борн понял, что интуиция не подвела его и Конклина: они были на верном пути...

— Бернардин! — крикнул полицейский, приближаясь к первой патрульной машине. — С вами все кончено! Выметайтесь! Во Втором бюро вы не сможете перемолвиться словом теперь даже и с низшими чинами, даже с уборщицей, которая чистит туалеты! Вам объявят бойкот!.. Если бы я мог, я приказал бы расстрелять вас на месте!.. Тоже мне международное убийство на бульваре Лефевр! Ветеран бюро! Агент, которого мы должны защитить!.. А тут какой-то вонючий монастырь, ты, несчастный сукин сын! Дерьмо! Монастырь!.. Выматывай из моей машины, ты, свинья паршивая! Проваливай, пока не спустили курок и твои кишки не размазали по асфальту!

Бернардин неловко вылез из машины, пытаясь сохранить равновесие, но ослабшие ноги подвели его, и дважды он упал. Джейсон хотел броситься к своему другу, но сдержал порыв. Патрульные машины и фургон умчались прочь, но Борн продолжал ждать: он перевел взгляд с Бернардина на двери дома Шакала. То, что это был дом Шакала, подтверждало присутствие монахинь. Карлосу никуда не удавалось уйти от потерянной им веры: он использовал ее не только как сверхнадежное прикрытие. Вера всегда была для него чем-то большим. Значительно большим.

Пошатываясь, Бернардин доковылял до магазина напротив дома Шакала. Джейсон выскочил из-за угла, побежал по тротуару и, достигнув ниши, обхватил ветерана Второго бюро за плечи.

— Что случилось?! — прохрипел Борн.

— Полегче, мой друг, — закашлялся Бернардин. — Эта свинья, рядом с которой я сидел, несомненно, великий журналист, старается выслужиться, сволочь. Перед тем как вытолкать меня из машины, он двинул меня в грудь... Я ведь говорил вам, что не знаю всех новых людей, которые сотрудничают сейчас с бюро. В Америке у вас, кажется, те же самые проблемы... Поэтому, ради всего святого, не читайте мне мораль.

— Я и не собираюсь... Это именно тот дом, который нам нужен, Бернардин. Вот он! Прямо перед нами!

— Это еще и ловушка.

— Что-о?!

— Алексу тоже удалось узнать номер телефона Шакала, но он отличается от того, что получили вы. Надеюсь, вы не звонили Карлосу, несмотря на его указание?

— Нет. Во-первых, у меня был адрес, а во-вторых, я хотел потянуть время. Да и какая разница? Это тот самый дом!

— Да, конечно. Именно сюда должен был прийти мистер Симон, и, если бы он действительно оказался тем, кем назвал себя, его отвели бы на другую конспиративную квартиру. Но если бы выяснилось, что на самом деле это не господин Симон, а кто-то другой, тогда его бы убрали... Уверяю вас, список погибших в поисках Шакала увеличился бы еще на одного человека.

— Вы ошибаетесь! — быстро прошептал Джейсон, качая головой. — Может быть, это и окольный путь, но Карлос не позволит кому-то прикончить меня. Он должен убить меня сам. Это его решение.

— Так же, как и ваше?

— Да. У меня есть семья, у него — довольно сомнительная легенда. Для меня семья — все, для него его легенда превратилась в пустоту и больше не имеет значения. Он зашел так далеко, как только было можно. Теперь у него остался один путь: проникнуть на мою территорию — территорию Дэвида Уэбба — и убить Джейсона Борна.

— Уэбб?! Дэвид Уэбб?! А это еще кто такой?

— Я, — вяло улыбнувшись, ответил Борн и прислонился к витрине магазина рядом с Бернардином.

— Сумасшествие! — вскрикнул бывший сотрудник Второго бюро. — Это безумие, в которое невозможно поверить!

— Поверьте...

— У вас семья и дети, а вы занимаетесь этой работой?!

— Разве Алекс вам не рассказывал?

— Если и рассказывал, то я посчитал это обычным прикрытием:

сказать можно что угодно. — Покачав головой, старик посмотрел на своего партнера. — У вас и вправду есть семья? И вы не собираетесь от них сбежать?

— Наоборот, я хочу вернуться к ним как можно скорее. Только они по-настоящему что-то для меня значат в этом мире.

— Но ведь вы Джейсон Борн — убийца Хамелеон! Главари преступных группировок трепещут, услышав ваше имя!

— Да бросьте... Это уж слишком — тем более из ваших уст.

— Ничуть! Вы Борн, который уступает только Шакалу...

— Нет!!! — закричал мгновенно исчезнувший Дэвид Уэбб. — Шакал ничто по сравнению со мной! Я справлюсь с ним! Я убью его!

— Прекрасно, прекрасно, мой друг, — тихо произнес Бернардин, всматриваясь в человека, которого он не мог понять. — Что я должен сделать?

Борн отвернулся. Он тяжело дышал, уткнувшись лицом в витрину. И вдруг сквозь туман нерешительности в его голове заработала мысль Хамелеона. Он обернулся и взглянул через темную улицу на притихшие дома.

— Полиция уехала, — заметил он.

— Конечно...

— А вы обратили внимание, что из двух соседних домов никто не выходил? Посмотрите, в некоторых окнах горит свет...

— Что я могу сказать?! Я был занят и ничего не заметил. — Внезапно Бернардин встрепенулся и приподнял бровь. — Да, припоминаю, в окнах я видел лица людей...

— Но на улицу никто не выходил!

— Это вполне понятно. Патрульная машина... вооруженные люди. В таких случаях лучше посидеть дома, разве нет?

— Даже после того, как патрульные машины увезли вооруженных людей? Они просто вернулись к своим телевизорам, словно ничего не случилось? Никто не захотел выйти, чтобы поделиться наблюдениями с соседями? Это как-то неестественно, Франсуа. В этом чувствуется рука дирижера.

— Что вы имеете в виду?

— На крыльцо выходит человек. Он кричит, внимание отвлекается на него. Драгоценные секунды убегают. Потом появляется негодующая монахиня — и теряются еще секунды, которые для Карлоса равны часам. Потом организуется наступление, и Второе бюро остается с носом... А когда все заканчивается, все возвращается в нормальное русло — к ненормальной нормальности. Работа была выполнена по заранее разработанному плану, поэтому-то и не было нужды в естественном любопытстве: не было ни толпы на улице, ни возбуждения, ни обсуждения после разрешения кризиса. Находящиеся внутри люди несомненно переговорили друг с другом... Вам это ни о чем не говорит?