Хождение в Москву - Лев Колодный

Кроме правды, был необыкновенный талант, душевная щедрость, человеческая красота, сила и смелость. Вот почему "Москва и москвичи", как и другие книги Гиляровского, спустя полвека после их выхода в свет читаются с неослабевающим интересом.

Квартира эта стала центром притяжения для множества замечательных людей. Память о них хранит почти каждая вещь квартиры. Стоящий в углу самовар любил Александр Куприн. Старый-престарый деревянный диван, нашедший успокоение на кухне, также музейная вещь. Любил на нем отдыхать Лев Николаевич Толстой, когда нередко захаживал в Столешники.

Другой диван, стоящий спинкой к окнам, заставленным цветами, нравился Антону Павловичу Чехову. Он устраивался на коротком ложе, как-то подогнув ноги, прозвав его "вагончиком". Много лучших часов своей жизни провел на нем в дружеском кругу великий писатель.

В маленькой рамке на стене вижу рисунок, изображающий молодых веселых людей, смешивших всю Россию. За столом собралась редакция сатирического журнала "Будильник". Под изображением стоящего (второй слева) человека подпись - Антоша Чехонте. В раскрытой двери - стремительный Гиляровский. Художник не мог представить его сидящим или стоящим на месте. Он входил, вбегал. И конечно, с новостями.

"Какие новости, Гиляй?" - завидя друга, вместо приветствия говорил Чехов.

Чехов подарил ему деревянную матрешку. Открываешь ее - внутри стеклянная чернильница, очень удобная для кочевой жизни репортера. Другой подарок Чехова - маленькая черная табакерка, чуть побольше спичечной коробки. Откидываю крышку, а на ней выцарапано: "Гиляй".

Дядя Гиляй - так назвал его Чехов. Так звали его друзья. Так, бывало, и подписывался он под своими репортажами. А если взять сплетенную из вологодской бересты тавлинку, где хранил писатель свой знаменитый нюхательный табак, то можно, даже не открывая крышки, почувствовать запах ароматнейшего, крепчайшего табака, не выдохшегося даже спустя десятки лет после кончины хозяина. Он готовил его по своему рецепту из разных табаков и ароматных трав.

На книжных полках - переплетенные, с позолотой комплекты журналов столетней давности. Гиляровский начал литературную деятельность в 80-е годы XIX века, а закончил в 1935 году, будучи принятым в Союз советских писателей. Он успел уже на закате жизни описать московское метро как репортер.

Много в этой квартире хранится старых подшивок газет, тетрадей с записями - литературное наследие Гиляровского. Много книг, фотографий с автографами московских писателей. Но больше всего - живописи: этюды, портреты, рисунки. Нашлось место и для скульптуры. Картины занимают все стены, даже простенки. Два карандашных рисунка - Левитана.

Гиляровский одним из первых увидел его картину "Владимирка". Потрясенный картиной, он еще до того, как ее все увидели, написал стихотворение "Владимирка": "Меж чернеющих под паром плугом поднятых полей лентой тянется дорога изумруда зеленей..." Эти строки так взволновали художника, что тот решил "Владимирку" подарить Гиляровскому... Что и сделал - привез холст в Столешники, оставив в прихожей квартиры. Но Гиляй этого бесценного дара не принял, зная ему цену, и заставил Левитана отвезти картину Павлу Третьякову в его галерею.

Почти все произведения коллекции в Столешниках - подарки от чистого сердца. Вот почему Гиляровский так дорожил своим собранием. Оно - памятник дружбы писателя и художников. "Собственная картинная галерея - вещь довольно легкая, - писал Гиляровский. - Имей деньги, обойди выставки и купи. Собирать этюды - дело мудреное: тут надо многое, кроме денег".

Подарки ему делали лучшие русские художники. Поленов подарил этюд "Христос и грешница". Коровин - два этюда с видами Кавказа. Саврасов - два пейзажа: "Закат" и "Зима"... Многие художники специально для Гиляровского рисовали виды старой Москвы.

На стенах этой квартиры видишь изображения не только Москвы. Пейзажи Подмосковья и Крыма, бескрайние русские степи и море. Города и села. Лошади. Гиляровский был членом-учредителем Общества любителей верховой езды, издавал газету "Листок спорта и объявлений", выходившую в дни бегов и скачек на Московском ипподроме.

Все это художественное богатство до сих пор находится на своем месте, бережно хранится наследниками Гиляровского, публично выражавшими не раз свою готовность передать обстановку, картины, библиотеку Гиляровского Москве, для которой он столько сделал.

Он обошел город вдоль и поперек, поднимался на самые высокие башни и крыши, спускался в подземелья, первый исследовал подземную речку Неглинку и добился того, что после его статей городские власти реконструировали подземное русло Неглинки.

В дни первой русской революции, будучи уже немолодым, совершил героический рейс с дружинниками Пресни, отступившими из Москвы на поезде, который вывел из кольца карателей легендарный машинист Ухтомский. Его, как известно, каратели расстреляли без суда и следствия. На одной из станций тогда Гиляровского тоже чуть было не расстреляли. Об этом эпизоде он писал в своих стихах: "...В 905 на вокзале какой-то бравый генерал//Меня чуть-чуть не расстрелял..."

Когда у Владимира Алексеевича не стало сил ходить и ездить, он, сидя в Столешниках, начал писать книги.

Так появились его документальные классические произведения о Москве. В них отражена та жизнь, свидетелем которой был дядя Гиляй. Он видел многое на своем веку - и конку и метро, мастерски описал улицы и площади старой Москвы, дворцы и рынки, трактиры и рестораны, бани и клубы. Гиляровский писал в дневнике, что прошел вдоль и поперек 500 улиц и тысячи переулков; с балкона колокольни Ивана Великого, из недоступного для публики люка под самым крестом башни главы Храма Спасителя, где для развлечения публики стоял телескоп, изучал Москву. Видел ее с аэростата в 1882 году, а потом с аэроплана. И под землю забирался для рискованных исследований, побывал в разбойничьем притоне "Зеленая барыня" за Крестовской заставой, и в глубоком подземелье заброшенного Екатерининского водопровода, и в клоаках Неглинки, и в артезианских штольнях под Яузским бульваром...

Не упомянул в этом признании Владимир Алексеевич одно место, где он бывал особенно часто, откуда к нему поступали многие новости и известия, где его знали и уважали не только за силу. Хитров рынок - "дно" старой Москвы, описанное многими журналистами и писателями, в том числе Львом Толстым. Сюда приходили понаблюдать за типами актеры Художественного театра в ту пору, когда они готовили к постановке пьесу Максима Горького "На дне". Сюда, на Хитров рынок, они отважились прийти только в сопровождении Гиляровского, друга многих актеров.

Меня не раз спрашивали: где находился Хитров рынок, осталось ли что-нибудь из его окружения? Да, сохранилось, как ни странно, довольно много зданий, видавших некогда пеструю толпу. Когда Подколокольным переулком попадаешь на маленькую по нынешним масштабам площадь, застроенную по периметру старинными домами, то оказываешься как раз там, где и был знаменитый Хитров рынок, куда так стремился дядя Гиляй.

Его как магнитом тянуло сюда, где бурлила и клокотала жизнь, вскипали и охлаждались дикие страсти, нередко завершавшиеся трагическим финалом. Если уж сюда наведывалась полиция, то строем, для облавы.

Гиляровский появлялся здесь обычно в одиночку, захватив на всякий случай кастет, но прибегал к нему в исключительных случаях. Все здесь знали, что никому вреда от него не будет.

Хитров рынок от всех других отличался тем, что на нем не только торговали, но и нанимались к хозяевам безработные, здесь же проживали тысячи московских нищих, бездомных, опустившихся людей.

После посещений Хитрова рынка на страницах московских газет появлялись очерки Гиляровского - "Каторга", "Рвань", "Дом Ромейко", "Час на дне", "Беспризорные". Последний раз писатель побывал здесь в 1923 гору, когда площадь оцепила московская милиция, покончившая окончательно, раз и навсегда, с этим наследием прошлого.

Сорок лет Гиляровский был летописцем этой площади. Вначале она казалась ему туманным местом, таким, как Лондон, причем самым туманным в Москве. Дядя Гиляй многое сделал, чтобы этот туман рассеялся, приложил много сил, чтобы вскрыть эту незаживающую язву общества, излечить которую были бессильны "отцы города". Окончательный приговор Хитрову рынку подписал Московский Совет. Тогда "королю репортажа" уже исполнилось 70 лет. И все же он поспешил сюда, как в молодости, в последний раз, чтобы увидеть это в какой-то степени историческое событие в жизни города.

"Двух- и трехэтажные дома вокруг площади все полны такими ночлежками, в которых ночевало и ютилось по десять тысяч человек. Эти дома приносили огромный барыш домовладельцам" - так описывает Гиляровский Хитровку в книге "Москва и москвичи". Давно уже центр площади занимает большое школьное здание, построенное в довоенные годы, где теперь электромеханический техникум.