Собрание сочинений в 15 томах. Том 12 - Герберт Уэллс

— В нас стреляют! — кричит Мэйдиг. — Ложитесь! — И распластывается на земле.

Однако Фотэрингей продолжает стоять.

Фотэрингей. Перестаньте! Перестаньте стрелять!

По его щеке течет кровь.

Фотэрингей. Пусть пули меня не берут. Пусть я останусь невредим. Пусть рана на голове перестанет кровоточить и заживет.

Но лицо его и руки так и остаются в крови до конца этой части, невольно придавая его лицу некую пугающую таинственность.

Фотэрингей. Пусть я буду неуязвим. Слышите? А ну!

Он думает, принимает решения и меняется прямо на глазах. С этой минуты и до конца фильма в нем чувствуется подлинная сила. От его прежней почтительности и неуверенности не остается и следа.

Фотэрингей. А теперь поглядим, кто послал эту пулю. Хочу перемолвиться с ним словечком. Эй, вы, там! Пусть ствол вашей винтовки будет заклепан раз и навсегда!

Он останавливается. Смотрит на Мэйдига, который, оглядываясь на Фотэрингея, медленно поднимается на четвереньки. Взгляды их встречаются, и в дальнейшем они уже не играют в учителя и ученика.

Фотэрингей. Встаньте, Мэйдиг… Вот все, чем сумел отплатить этот глупый мир человеку, способному творить чудеса! Человеку, который хотел создать для него все блага! Излечить людей! Дать им изобилие! Свободу!.. Они пытались меня убить! Остановить меня! Еще… — продолжает он рассуждать, подняв палец, — еще какой-нибудь дюйм — и меня не стало бы… А теперь посмотрим, кто стрелял. Кажется, я догадываюсь.

Мэйдиг. Я тоже.

Они идут вместе. У Мэйдига ноги длиннее, однако на сей раз он держится позади Фотэрингея.

Мэйдиг. Мне кажется… а не лучше ли было бы и меня сделать неуязвимым?

Фотэрингей (мгновение смотрит на него). Все в свое время, Мэйдиг. Не волнуйтесь, я о вас позабочусь. Пока со мной ничего не случилось, уж поверьте мне, все будет в порядке.

В кадре полковник, который спрятался за густую цветущую изгородь. Жимолость и шиповник. Он следит сквозь ветви за приближающимися. Грозит им кулаком. Мэйдиг и Фотэрингей пересекают широкую лужайку, Двигаясь на полковника. Полковник вскидывает винтовку с намерением выстрелить, но обнаруживает, что винтовка не действует.

Полковник. Нет, это уж слишком. (Бормочет.) В укрытие. (Бросает винтовку, припадает к земле.)

И снова на экране непреклонное лицо наступающего Фотэрингея. За ним следует Мэйдиг, напуганный и покоренный. Они все ближе и ближе. Виден верхний край изгороди. Мэйдиг и Фотэрингей заглядывают через изгородь.

Фотэрингей. Где он?

Мэйдиг и Фотэрингей продираются через изгородь и осматриваются. Полковника и след простыл. В густой траве валяется брошенная винтовка.

Мэйдиг. Он скрылся! В любую минуту опять может выстрелить.

Фотэрингей. Не может.

Мэйдиг. Надеюсь. Вот если б и я был неуязвим…

Фотэрингей. Но где же он? (Смотрит на изгородь и вдруг оживляется.) А ну-ка! Вы все — шиповник, жимолость, крапива, травы — все-все! Отвечайте! Говорите! Где он?

Крупным планом Шиповник (голос у него визгливый и тонкий). Он слева, в канаве.

Крупным планом Крапива (язвительным тоном). Он слева, в канаве.

Крупным планом Жимолость (сладким голоском). Он подо мной, в канаве.

Крупным планом Трава в канаве (унылым травянистым голосом, немного похожим на голос Греты Гарбо). Он тут.

Трава расступается, и полковник медленно выползает из канавы; мгновение он остается не четвереньках, досадуя на весь мир, затем выпрямляется.

Полковник (с гримасой). Kamerad!

Фотэрингей. Я так и подумал на вас. Никто Другой не посмел бы выступить так открыто. Только вы — человек действия. Я знал, что это вы.

Полковник. С чудесами бороться невозможно. Что поделаешь! Теперь вы, верно, начнете проделывать свои глупые обезьяньи трюки. Жаль, что я промахнулся в первый раз. Что ж, открывайте с мистером Мэйдигом свой чудесный Золотой век, посмотрим, как он вам понравится.

Фотэрингей. Нет.

Полковник. Уж не хотите ли вы сказать, что одумались?

Фотэрингей. Я серьезно и тщательно все обдумывал целых два дня, полковник. Золотого века, видимо, не будет. Видимо, это невозможно. Послушать мистера Мэйдига — так у него идей без счета… Но у меня свои взгляды… и осуществлять все должен не кто-нибудь, а я.

Мэйдиг. Неужели вы хотите отказаться от всего, о чем мы говорили? Только потому, что он в вас стрелял?

Фотэрингей. Нет, не поэтому.

Мэйдиг. Или потому, что в вас взыграли желания?

Фотэрингей. Не только поэтому. Кое-какие ваши предложения я приму, а другие нет. Чудеса ведь творю я — я! Сила эта принадлежит только мне. Теперь это уже не мир полковника Уинстенли. Или там Григсби; или Бэмпфилда, или еще кого-нибудь. И даже не мир преподобного Сайласа Мэйдига. Нет, отныне это мир Джорджа Макрайтера Фотэрингея, Г.Д.[40], и все будет так, как я захочу, я своего добьюсь. А вы все — вы лишь норовили воспользоваться мной. Теперь я сам собой воспользуюсь.

Мэйдиг. Для чего?

Фотэрингей. Чтобы делать все, что мне взбредет в голову. Иметь желания — вполне естественно для человека, и у меня они есть. Понятно?

Лицо Фотэрингея делается мрачным и решительным.

— Я начинаю разбираться, что к чему в этих чудесах. Вы все уже сказали свое. Единственный разумный человек в этом деле — Билл Стоукер, но ему это не поможет, когда я захочу свести с ним счеты. Пойдемте, Мэйдиг. Вы мне еще можете пригодиться. Мы откроем новый мир Джорджа Макрайтера Фотэрингея прямо здесь, в доме полковника.

Все идут по направлению к городу. Впереди Фотэрингей, весь во власти раздумий. Следом Мэйдиг. Он разговаривает сам с собой и по временам встряхивает головой. В нескольких шагах от них плетется мрачный полковник с испорченной винтовкой в руках.

Звучит зловещая музыка.

Мы видим Фотэрингея по пояс, в анфас, невеселые мысли его текут в такт музыке. Остальные следуют за ним.

17. Монолог

Спальня полковника. Предметы мужского обихода. Сапоги для верховой езды со шпорами. Фотографии офицеров полка. На ночном столике пистолеты. Высокое зеркало на ножках. Открывается дверь, и входит Фотэрингей. Он обращается к кому-то невидимому (к Мэйдигу), стоящему за дверью:

— Мне хотелось бы побыть одному. Недолго.

Он закрывает за собой дверь, прерывая связь с внешним миром.

Фотэрингей. Вы обрели Силу, Джордж Макрайтер, и теперь вам от этой Силы никуда не деться. Вы обрели Силу?.. Нет, сила обрела вас.

Он замолкает и глядится в зеркало. Руки держит в карманах.

— Да у меня лицо в крови!

Прикасается к лицу.

Стоя перед зеркалом, принимает различные позы, скрещивает на груди руки, как Наполеон; затем выразительным жестом выбрасывает руку вперед.

— Пусть я буду чуть повыше и покрупнее.

Превращение свершается. Он стоит спиной к зрителю, и лицо его видно в зеркале. И зеркало и комната уменьшаются примерно на одну пятую.

— Если бы еще лоб мне повыше да рот более волевой. Пусть у меня будет высокий лоб и волевой рот.

— Острее взгляд и темнее брови.

Зеркало отражает все эти превращения.

Фотэрингей. Прямой нос и пышные усы. (Долго рассматривает свое отражение.) Ну и странный вид у вас, сэр! Но вы — это вовсе не я. Что-то вы мне не нравитесь. Нет, пусть я снова буду таким же, как до превращений. Даже чудно видеть вас с такой физиономией, Джордж Макрайтер Фотэрингей. Ну и вид! Нет, уж лучше оставаться Джорджем Макрайтером Фотэрингеем. Быть просто самим собой до конца своих дней.

— Интересно, хотел хоть кто-нибудь быть однажды не самим собой?

Он отворачивается от зеркала и с полной серьезностью спрашивает себя:

— Что же мне все-таки надо? Я могу исполнить любое желание. Что же мне все-таки надо? Нужна мне Эйде? Да, нужна. А что мне, собственно, от нее нужно? Чтобы она поняла, что я Властелин Мира, чтобы почувствовала и признала: да, я властелин. А кроме этого, нужно мне что-нибудь от нее? Ровным счетом ничего. А от Мэгги? От Мэгги тоже. И пусть никто не лезет ко мне со своими уговорами и обещаниями. Я желаю быть Хозяином и Господином во всем, как желает каждый в глубине души. Однако я обладаю Силой. Учтите. Пока я не отдавал себе в этом отчета, я держался в тени. Но теперь… К черту полковника — эту старую перечницу, и Григсби — этого торгаша, и Бэмпфилда, ну их всех к черту! И Мэйдига! Мэйдига а особенности. Подумаешь, будет еще мне указывать, что делать! Добрые советы! Предостережения! Проповеди! Кому все это нужно — этот Прогресс, Служение Людям, и всякие там добрые дела, и самопожертвование? Все сплошной обман! Обман! Они гнут свою линию, а я хочу вести свою. Возможно, я и потружусь на пользу человечества, но им придется мне за это заплатить. Надо внести ясность: мне, именно мне, и еще раз мне, и еще раз, и еще раз мне Джорджу Макрайтеру Фотэрингею!