Мое преступление - Гилберт Кийт Честертон

из головы вылетело, пока вы сейчас не спросили…

Гюнтер поднялся из-за стола и вышел в другую комнату, слышно было, как он негромко говорит по телефону. Когда он вернулся, мистер Флоренс уже поднял свою круглую черную шляпу и, слегка смущаясь, сказал, что ему пора.

– Я рассказал вам все, что знаю, – заявил он.

Гюнтер проводил его прищуренным взглядом, будто не был так уж уверен в правдивости последнего утверждения. Повернувшись к остальным, он сказал:

– Любопытный фрукт… Определенно любопытный. Но вот вам еще тема для размышления, может быть, интересная, а может, никакого значения не имеющая…

Тут, казалось, он впервые обратил внимание на достопочтенного Джозефа Солта, единственного родственника пропавшего.

– Известно ли вам, мистер Солт, что-нибудь о финансовом положении вашего брата?

– Нет, – кратко ответил торговец, не скрывая своего неудовольствия и неодобрения. – Надеюсь, все присутствующие понимают, что я здесь только из-за семейной чести. Хотелось бы мне верить, что, найдя беднягу Финеаса, мы этой чести поспособствуем. Как вы, вероятно, догадываетесь, у нас с ним не было почти ничего общего, и, по правде говоря, все эти истории в газетах такому человеку, как я, добра мало делают. Люди готовы восхищаться поэтом, глотающим зеленое пламя и улетающим в неизвестность с церковного шпиля, но они два раза подумают, стоит ли покупать обед в лавке его брата-кондитера. Могут решить, что и я зеленым огнем увлекаюсь, может, даже имбирное пиво им разбавляю. А я ведь только-только открыл в Кройдоне кондитерскую лавку, дело для меня новое. И еще, – он потупился, старомодно и мило смутившись, – я собираюсь жениться, обручен с юной леди, скромной и набожной…

Гарт поневоле улыбнулся – очень уж разнилась жизнь братьев. В словах Джозефа был здравый смысл.

– Да, – сказал он. – Я понимаю. Но публика все равно будет сгорать от любопытства.

– Я хотел бы задать вопрос, – сказал поверенный, – имеющий прямое отношение к тому, что я только что узнал. Имеете ли вы хотя бы смутное представление о доходах вашего брата или о том, был ли у него капитал?

– Ну, – задумчиво протянул Джозеф, – я не думаю, что капитал у него оставался значительный. Разве что отцовское наследство – он нам обоим по пять тысяч фунтов оставил. Финеас жил-то всегда широко, что зарабатывал, то и тратил, если не больше. Ему иногда много платили за пьесы и всякое такое, ну да вы же знаете, что он был за человек, – большие деньги и сразу кутежи. Наверное, на момент исчезновения тысячи две-три у него в банке оставалось.

– В точку! – мрачно кивнул поверенный. – В банке у него оставалось две с половиной тысячи фунтов в день исчезновения. И всю эту сумму он снял целиком в день исчезновения. И деньги исчезли – в день исчезновения.

– Думаете, он сбежал в заграничные края? – спросил Джозеф.

– Может быть и так. А может быть, собирался, но не доехал.

– Тогда куда же пропали деньги? – спросил Гарт.

– Возможно, они пропали, – ответил Гюнтер, – когда пьяный Финеас нес всякую чушь своему сомнительному богемному знакомому, из тех, что так хорошо и гладко рассказывают.

Гарт и Гэйл взглянули на него при этих словах – лицо Гюнтера было мрачнее тучи.

– О! – воскликнул врач и осекся. – Вы имеете в виду не кражу, а что похуже?

– Я пока ничего никому не вменяю, – произнес юрист все так же мрачно. – Но подозревать могу многое. Начнем с того, что начало истории Флоренса подтверждается, а вот конец – нет. Мистер Флоренс столкнулся с секретарем Хаттом, и, судя по отсутствию возражений, мистер Хатт также столкнулся с мистером Флоренсом?

На каменной физиономии секретаря никаких возражений не выразилось, что, наверное, можно было трактовать в качестве подтверждения озвученного факта.

– Таким образом, мы имеем доказательство, что история действительно началась с того, что Солт и Флоренс уехали на машине. Но нет никаких доказательств, подтверждающих дикую гонку по дорогам Кента, залитым лунным светом. И нельзя исключить вариант, что закончилась эта веселая поездка не там, где нам рассказали, а в каком-нибудь преступном логове на Олд-Кент-роуд. Я только что сделал телефонный запрос в Кентербери об оставленном автомобиле, и его там нет, никто не видел. Для меня самое подозрительное тут то, что наш друг Флоренс совершенно позабыл об этой воображаемой машине и, сам себе противореча, сказал, что вернулся на поезде. По одному этому я могу предположить, что история его – фальшивка.

– Почему же? – спросил Гэйл, глядя на него с детским удивлением. – Я же, наоборот, из одного этого делаю вывод, что все им рассказанное – правда.

– Как так?

– Это такая точная деталь, что я бы и остальному поверил, даже опиши он, как Финеас Солт улетел с собора верхом на каменном драконе.

Он помолчал, моргнул и сказал с пылкостью:

– Разве вы не видите – подобный человек именно так бы и ошибся! С деньгами у него проблемы, жизнь потрепала. Кроме как на поездах, он давно никуда не ездит. И тут вдруг – богатый друг, сумасшедшая гонка на дорогой машине, туман абсента, странное, запутанное происшествие – все это как тяжелый сон. И вот он просыпается, а друга его нет, он улетел на небо, и никто ему не верит. Беднягу обдают презрением полицейские, и в такой ситуации он, конечно, не вспоминает ни о машине, ни о своей за нее ответственности. Как не вспомнил бы