Круг - Бернар Миньер

Каждое произнесенное Юго слово ранило измученное сердце Серваса.

— Я был под кайфом, иначе не повел бы себя как полный идиот. Она хотела вызвать полицию, а я пытался ее переубедить, чтобы мои братья и сестры не оказались в тюрьме, они и без того достаточно настрадались. Я не знал, что еще придумать, пообещал, что уговорю их остановиться, что все кончено и больше никто не умрет, что она перед нами в долгу… Клер ничего не хотела слышать, вела себя как безумная. Мы кричали, я умолял, а потом услышал: «Между нами все кончено, я люблю другого». Она призналась, что без ума от этого депутата, что он, а не я — мужчина ее жизни. Меня это взбесило: я хотел ее защитить, а она собралась упечь меня за решетку и закрыть тему! Я не мог этого позволить. Они — моя семья… Ярость затуманила мне мозги. Какая женщина способна клясться мужчине всем самым дорогим в жизни, что будет верна ему до скончания времен, а потом взять да и заявить, что любит другого? Какая женщина может быть такой красивой и щедрой в любви, а через секунду превратиться в мерзкую гадину? Какая женщина способна так жестоко играть с людьми? Та самая, что струсила и бросила детей погибать… Она была красива, молода, беззаботна и думала только о себе. Я понял — Клер любит только себя. Все разговоры об угрызениях совести и чувстве вины были лажей. Она лгала, как дышала. Обманывала всех — и себя саму. В тот вечер я понял — она будет отравлять жизнь всем, кто с ней пересечется. Она не имела права… Я не мог позволить Клер действовать…

— Ты ее ударил, — сказал Сервас. — Нашел веревку, связал, посадил в ванну. И открыл кран…

— Она должна была понять, что́ вынесли по ее вине дети, и хоть раз в жизни осознать меру причиненного окружающим зла…

В одной из камер в глубине тюрьмы злобно и отчаянно захохотал заключенный. Смех перешел в рыдания, потом все стихло. Ненадолго. Таков закон тюремной жизни.

— Она поняла, о да, еще как поняла, — продолжил Сервас. — Потом ты бросил кукол в бассейн и сел на бортик… Зачем? Они стали олицетворением твоих погибших товарищей?

— Эти куклы… мне всегда было от них не по себе.

— Что потом?

Юноша поднял голову:

— О чем вы?

— Ты был в шоке и вряд ли успел протрезветь. Кто в тот вечер очистил почту Клер и взял ее сотовый, чтобы полиция думала, будто некто другой пытался замести следы и он же вставил диск Малера в музыкальный центр? Кто это был?

— Давид.

Мартен грохнул кулаком по столу, напугав не только Юго, но и своих помощников. Он вскочил и перегнулся через стол.

— Ты врешь! Давид пожертвовал жизнью, чтобы спасти тебя. Тебя — своего брата, своего лучшего друга, а ты мараешь его память?! Тем вечером Давид вышел из паба вслед за тобой. Его сняла видеокамера банка, что на другой стороне площади. Он чуть не убил меня ради этих записей! Но к диску Давид отношения не имеет! Я задал ему вопрос о Малере за несколько минут до его смерти и понял: он не в курсе!

Юго ответил не сразу — он был потрясен, а когда заговорил, в его голосе звучали любовь, ненависть, жалость и отвращение к себе.

— Ладно, теперь уже все равно. Давид догнал меня, пытался остановить, урезонить… он знал, что я собираюсь сделать, и не хотел этого… Я его отшил, и он вернулся в паб. Записи он украл, чтобы не дать вам добраться до Круга; кроме того, это укрепляло гипотезу о неизвестном преступнике. Когда я позвонил, он сказал, что готов был столкнуть вас с крыши и броситься следом, но передумал — в последний момент.

К Сервасу на несколько секунд вернулось пережитое ощущение ледяного ужаса.

— А найденные в лесу у дома Клер окурки? — с трудом выговорил он. — Перед самой смертью Давид сказал, что на них найдут его ДНК.

— Он не одобрял мою связь с Клер. Он терпеть ее не мог. А может, ревновал, не знаю… Иногда он за нами шпионил: прятался в кустах и курил одну сигарету за другой… Вот такой он был… Давид…

— КТО? — Сервас решил дожать Юго, хотя все сильнее боялся услышать ответ. — КТО ПОМОГ ВСЕ ПОДЧИСТИТЬ?! КТО ВСТАВИЛ ПРОКЛЯТЫЙ ДИСК В ТРЕКЛЯТУЮ СИСТЕМУ?

У него в кармане снова ожил телефон. Два сообщения. Кому приспичило в такой час? Первый номер в памяти отсутствовал. Мартен прочел сообщение, его затошнило от ужаса, и он вскочил, воскликнув: «Марго!»

ЭСЭМЭС была подписана «Дж. Г.»:

«Береги любимую».

Сервас нашел номер Самиры и нажал на кнопку.

— Патрон?

— Проверь Марго! Беги! Лети!

— Что случилось, патрон?

— Не спрашивай, делай что говорю!

Он услышал, как зашуршала трава под ногами Чэн, как она пересекла посыпанный гравием двор, взбежала по ступеням крыльца и забарабанила в дверь: «Это я, Самира!», ей открыли, раздался голос — заспанный и такой родной… Приглашение на казнь отменили…

— С ней все в порядке, патрон, — доложила запыхавшаяся Самира. — Она спала.

Мартен поднял глаза на изумленных коллег.

— Сделай мне одолжение — переночуй в комнате Марго. Я потом все объясню. Договорились?

— Есть, — отрапортовала Самира, — буду спать на соседней кровати.

— И запри дверь.

Майор убрал телефон. Он успокоился, но загадка осталась.

— В чем дело? — спросила не отличавшаяся терпением Ирен.

Сервас показал ей сообщение.

— Проклятье…

— Что, в чем дело?

— Он нападет на Марианну…

— Почему вы говорите о моей матери? — вскинулся Юго.

— Она вставила диск в стереосистему, так ведь? — бесцветным голосом спросил сыщик.

— Черт, объясните, что происходит?!

Сервас повернул к нему экран телефона, и Бохановски побелел как мел. Он смотрел на Мартена с ужасом и непониманием.

— Проклятье, теперь это и вправду он! Она выдала себя за него, и он захочет ее наказать! Да, это мама вставила диск, а потом позвонила вам! Да, я позвал ее на помощь! Выдал ей ту же историю, что и вам, сказал, что все пропало, что меня видели из окна дома напротив! Она сообразила, что жандармы появятся с минуты на минуту, и вспомнила то ваше знаменитое расследование — о нем еще писали все газеты: Гиртман, Институт, ваша общая любовь к Малеру… — примчалась, привезла этот гребаный диск и сразу уехала. Она плакала. Велела очистить почту Клер. Я не понял зачем — плохо соображал, — но все сделал и протер клавиатуру. Если бы жандармы застали ее в доме, она бы просто сказала правду. Слава богу, они слегка задержались: не знали, что их поджидает труп… и решили досмотреть футбол. Это нас спасло… Потом она позвонила вам. Рассудила, если дело отдадут вашей команде и вы найдете диск, у нее появится шанс заставить вас сомневаться в моей виновности… шанс спасти сына… Потом она послала тот мейл из интернет-кафе…

В памяти Серваса всплыли события недели. Управляющий сообщил, что мейл отправила женщина… Юго и Марго приятельствовали… он мог знать, что Малер — любимый композитор Серваса, и рассказать об этом матери. У кого, кроме Марианны, была возможность что-то сделать с его телефоном? Кто так «плохо» целился в него из ружья? Кто мог спокойно, не торопясь, вырезать ночью буквы на стволе дерева? Он же сам сказал Эсперандье: «Диск Малера находился в стереосистеме до того, как нам поручили расследование». Не случайно…

— Чего вы ждете? — закричал Юго. Он вскочил, оттолкнув стул, и тот с грохотом упал на пол. — Вы что, не понимаете? Сообщение пришло от него! ОН ЕЕ УБЬЕТ!

Гром, молнии, проблесковые маячки полицейских машин. Струи дождя на ветровом стекле, переговоры по рации, сирены, скорость, дорога, превратившаяся в бурный поток, ночь над городом. Шум в голове, страх, мутящееся сознание. Ужасное предчувствие — им не успеть.

Гонка по окутанному туманом Марсаку… Озеро… Они едут по восточному берегу, потом по северному. Венсан за рулем. Жандармерия уже на месте. Полдюжины машин.

Они въехали через распахнутые ворота на посыпанную гравием аллею. Серваса терзало дурное предчувствие. Свет из распахнутых окон освещал парк, повсюду были расставлены посты. (Он сам вызвал людей около часа назад.) Сыщик выскочил из машины и помчался по ступеням к открытой двери, крича во все горло: «Марианна!»

Никого.

Марианны в доме не было, только капитан Бекер (они познакомились в ночь убийства Клер, в ее доме) и много незнакомых офицеров.

— Ну, что?

— Ее нигде нет, — ответил Бекер.

Мартен обошел комнаты на первом этаже — без всякой надежды, это уже сделали до его приезда — и вернулся в холл.

— Наверху искали? — крикнул он с лестницы.

— Там пусто…

Сервас отодвинул танцующие на ветру шторы и вышел на террасу. Дождь бомбардировал окутанное темнотой озеро.

Куда она подевалась? Он звал ее, снова и снова, ловя на себе недоумевающие взгляды. Сейчас она появится, спросит, что происходит, он крепко ее обнимет, расцелует, простит предательство и отпустит грехи. Они дождутся, когда все уедут, и откроют бутылку вина. Потом она попросит прощения — речь ведь шла о ее сыне! — и они займутся любовью.