Избранные произведения. Том 1 - Всеволод Иванов

Ломоносов. Спросите у сих юношей, они ответят вам.

Де-Рюшампи (после молчания). Я, пожалуй, спрошу. У меня, видите ли, приготовлено несколько кораблей с железом. Господин министр, интерес понятный?

Иконников. Еще бы! Но я не изобретатель. Шелех может ответить вам! Но как ему отвечать о том, во что вы не верите?

Де-Рюшампи. А во что я не верю?

Иконников. В открытия, которые сделал тот же Ермола Шелех.

Де-Рюшампи. Мне отрицать открытия, когда они отражаются на ценах мирового рынка?

Люкке. И, кроме того, видные ученые Европы подтверждают!

Иконников. А! И вы, академик Люкке, закупали железо?

Люкке (вздохнув). Всеобщее увлечение! Архивариус! Перо! Протокол! Я подписываю. (Пишет.)

Иконников. И вы, фон-Винцгейм, хотите подписать?

Фон-Винцгейм. Что поделаешь? Русское железо пользуется в Европе большим спросом. Перо, я подписываю!

Тауберт (свирепо, Люкке). Глупцы, предатели!

Люкке. А вы, Тауберт, контрабандист! Вы через Кенигсберг запрещенные к вывозу товары вывозили!

Ломоносов (писарям). Вот сие записать.

Тауберт. Я тебе покажу записать!

Тауберт бросается на Ломоносова, хватает его за горло. Нарышкина вскрикнула, Разумовский смеется. Ломоносов без труда оттягивает руку Тауберта, сжимает ее и бросает его на пол.

Ломоносов. Буде баловаться-то, болван.

Иконников. Адъютант! Помогите Тауберту покинуть конференцию!

Тауберт. Как, мне, зятю Шумахера?

Иконников. Да, представьте, вам.

Тауберта уводят.

Уитворт (взволнованно, Иконникову). Господин министр! Покажите мне ученого, необыкновенно быстро решившего важнейшую задачу: «улучшить качество кож в пять и более раз».

Иконников. А вы разве, сэр Уитворт, подписали протокол?

Уитворт. О, это пустяки! (Подписывает.)

Иконников. Калина Судьин!

Калина Судьин (звонко). Здесь мы!

Из-под арки выходят Калина Судьин и Анкудин Баташ, одетые по-городскому и не без щегольства. Они несут куски кож.

Ломоносов. Подойди поближе, Калинушка.

Калина. Михайло Васильич! Я свой авантаж знаю. Им оттуда на меня импрессия лучше. (Кланяясь Уитворту.) Сэр?

Уитворт (кланяясь, с недоумением). Сэр!

Калина. Сэр, эти кожи выделаны по моему способу. Юфть начал было со мной изучать Анкудин Баташ, но отошел.

Баташ. Я по узорной коже двинулся.

Уитворт (тыча пальцем то в Калину, то в кожи). Этот? Эти? Такие кожи — этот… мальчишка?..

Калина. Химия, сэр. Химия суть подражательница естества, и она столь же пространна, как сама природа. Химия разрушает или растворяет — и паки оживляет, и превращает в новое творенье природы!..

Уитворт. Ах, сэр! Я объелся теорией. Скажите лучше скорее, сколько времени вы дубили этот сорт юфти?

Калина. Этот сорт юфти, сэр, прежде старики дубили от осьмнадцати месяцев до двух лет, сэр. А теперь, сэр, самое большое дубим мы ее, с помощью химии, в срок от пятнадцати дней до двух месяцев.

Уитворт. В двенадцать раз сократили срок дубления? Боже!.. И сколько же вы таких кож заготовили, сэр?

Калина вопросительно смотрит на Иконникова. Тот кивнул.

Калина. К концу нонешнего года, сэр, заготовили более мильона штук.

Уитворт. Более миллиона штук юфти? А цена им, цена, сэр?

Калина. Да как обещали, раз в пять дешевле прежних.

Уитворт. Мои скупленные кожи в пять раз дешевле?!

Люкке. Умоляю, сколько выплавлено железа?

Иконников. Шелех! Сколько вы там выплавили железа?.

Шелех (посмотрев в бумаги). Три миллиона пудов.

Люкке, Уитворт, Де-Рюшампи. По цене?

Шелех. По цене втрое дешевле прежней.

Люкке. Я разорен!

Уитворт. Господа, мы все разорены… (Калине). Поддержите меня, сэр… (Студенты отводят его к креслу, и он повисает на нем.)

Академики, толкая друг друга, бросаются подписывать протокол.

Миллер. Когда сопротивление бесполезно, то глупость (указывая на Люкке) волнуется, бессилие (на де — Рюшампи) — жалуется, низость (на Шумахера) — изворачивается и лишь одна мудрость (на себя) — покоряется. Я подписываю! (Подписывает.)

Нартов. Граф Кирилл Григорьевич, дай старику сказать.

Советник Нартов в старомодном темном кафтане, в бархатных сапогах, опираясь на палку, медленно идет к Ломоносову.

Разумовский (Иконникову). Советник Нартов, изобретатель, учил Петра токарному искусству.

Иконников. Знаю Андрея Константиновича, знаю.

Нартов. Учил Петра Великого? Кого учить! Он сам учил всех, и здорово учил. (Указывая на академиков.) Вот этих бы он поучил — дубиной. Зазнались, заелись… Ай-яй-яй… (Студентам.) Стоял я не раз с Петром и у токарного станка. Рука у него горячая, возьмет когда да поведет не так… а я его поправлю. Потом свои-то руки уберешь, и будто железо раскаленное держал. Вот это — рука! У Ломоносова такая ж. И дай бог вам такие руки! Прими поклон, Россия молодая.

Голоса. Слава Нартову. Слава Ломоносову!

Теплов (подавая протокол Разумовскому). Великий восторг всех обуял! И на вашем лице, ваше сиятельство, зрю то же самое. Извольте подписать. Награды и звания изобретателям я тоже обозначил. Металлурга Петера Алексеева я думал бы в профессоры: троих — Шелеха, Пиленко, Укладника — в адъюнкты, остальных же…

Крашенинников. Ваше сиятельство! Я много путешествовал и часто в путешествиях, когда я думал о дорогих сердцу местах, виделась мне Москва, и виделось мне открытое благодаря неустанным хлопотам Михаила Васильевича здание Московского университета!

Голоса. Создателю Московского университета слава!

Крашенинников. И виделось оно мне в веках лучшим и прекраснейшим зданием мира! Посему, ваше сиятельство, мы ходатайствовали, чтоб первый и любимый ученик Ломоносова, поэт и философ Николай Поповский был назначен профессором Московского университета.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});